Третья - Агата Кристи

– Ну… то есть… знаешь, может быть, хватит?

– Но я же говорила тебе это? Говорила?

– Ладно, пусть говорила. Бывает, с языка срывается: «Я ее ненавижу и хочу убить. Я ее отравлю!» Но это просто детская злость, понимаешь, о чем я? Словно ты еще маленькая девочка. Дети постоянно грозятся: «Ненавижу его. Я отрублю ему голову!» И в школе то же самое: невзлюбят учителя или учительницу и шепчут что-нибудь такое.

– Только и всего, по-твоему? Но… но получается, будто я и не повзрослела вовсе.

– В некоторых отношениях так оно и есть. Возьми себя в руки, пойми, как это глупо. Ну, ты ее ненавидишь, так что? Ты уехала из дома и не живешь с ней.

– Но почему я не должна жить в своем родном доме, с моим отцом? – сказала Норма. – Это нечестно! Нечестно! Сначала он уехал, бросил маму, а теперь, когда решил вернуться ко мне, взял и женился на Мэри. Конечно, я ее ненавижу, а она ненавидит меня. Я думала о том, чтобы убить ее. Придумывала всякие способы, как это сделать. И мне нравилось строить такие планы. Но потом… когда ей правда стало плохо…

– Уж не воображаешь ли ты себя ведьмой? – с некоторой тревогой спросил Дэвид. – Ты случайно не лепила восковые фигурки и не втыкала в них булавки?

– Конечно, нет. Это же глупо. То, что я делала, было реальным. Абсолютно реальным.

– Послушай, Норма, что значит – реальным?

– Бутылка же лежала у меня в ящике. Я его открыла, а она там.

– Какая еще бутылка?

– «Истребитель драконов. Селективный гербицид». Так написано на этикетке. Темно-зеленая бутылка. Растения полагается опрыскивать. И еще этикетка: «Осторожно! Ядовито!»

– Ты ее купила или только нашла?

– Я не знаю, где я ее взяла, но она лежала у меня в ящике. Наполовину пустая.

– И тогда ты… ты вспомнила?

– Да, – сказала Норма. – Да-а… – Ее голос был глуховатым, почти сонным. – Да-а… по-моему, тогда я все вспомнила. И ты так думаешь, правда, Дэвид?

– Я тебя не понимаю, Норма. Я серьезно. Мне кажется, в какой-то мере ты все это выдумываешь. Внушаешь себе.

– Но ее положили в больницу – для наблюдения, сказали врачи. Они встали в тупик. А потом объявили, что ничего не нашли, и она вернулась домой… И ей снова стало плохо, и тут я испугалась. Папа как-то странно на меня поглядывал, а потом приехал доктор, и они о чем-то говорили, запершись у папы в кабинете. Я подкралась к окну снаружи и хотела подслушать. Мне надо было знать, о чем они говорят. А они обсуждали, как отправить меня куда-то, где меня запрут! Где я «пройду курс лечения»… Ну, что-то в этом роде. Понимаешь, они думали, что я сумасшедшая, и я перепугалась… Потому что… потому что не знала, что я делала, а чего нет…

– Тогда ты и убежала?

– Нет… это было позднее…

– Расскажи мне.

– Я больше не хочу об этом говорить.

– Тебе же придется рано или поздно сообщить им, когда ты…

– Ни за что! Я их ненавижу! И отца ненавижу не меньше, чем Мэри. Хоть бы они умерли! Хоть бы они оба умерли! Тогда… тогда, мне кажется, я опять смогу быть счастливой.

– Перестань городить чушь! Послушай, Норма. – Он неловко замолчал. – Я не очень-то настроен на брак и все такое прочее… То есть я вообще ни о чем таком не думал… Разве что через много лет. Не хочется себя связывать… Но, по-моему, это наилучший выход. Давай поженимся. В бюро регистрации. Тебе придется сказать, что тебе уже двадцать один год. Зачеши волосы кверху, надень очки или еще что-нибудь. Только придай себе вид повзрослее. Когда мы поженимся, твой отец уже ничего сделать не сможет! И не отошлет тебя «куда-то», как ты выражаешься. Он будет бессилен.

– Я его ненавижу.

– По-моему, ты всех ненавидишь.

– Нет, только папу и Мэри.

– Но, в конце-то концов, мужчине жениться во второй раз только естественно.

– А что он с мамой сделал, это ничего?

– Но ведь это когда было!

– Да, я была совсем маленькой, но я помню. Он уехал, бросил нас. Присылал мне подарки на Рождество, а сам ни разу не приехал. Да встреть я его на улице, когда он вернулся, я бы его не узнала. Он перестал для меня существовать. По-моему, он и маму запирал. Когда она заболевала, то уезжала, а куда, я не знаю. Не знаю, чем она была больна. Иногда мне кажется… мне кажется, Дэвид… Знаешь, по-моему, у меня что-то с головой, что-то в ней не так, и оно заставит меня сделать какую-нибудь непоправимую вещь. Вот как нож.

– Какой еще нож?

– Неважно. Просто нож.

– Но ведь ты можешь объяснить, о чем ты говоришь?

– По-моему, на нем была кровь. Он лежал там… под чулками.

– Ты помнишь, как ты его там прятала?

– Кажется, да. Но совсем не помню, что я с ним делала перед тем. Не помню, где была… Из вечера выпал целый час. Целый час я была не знаю где. Но где-то была и что-то сделала.

– Ш-ш-ш! – прошипел он, увидев приближающуюся официантку. – Все будет хорошо. Я о тебе позабочусь. Дайте-ка нам что-нибудь еще, – добавил он громко, обращаясь к официантке, и взял меню. – Тушеную фасоль на поджаренном хлебе.

Глава 8

I

Эркюль Пуаро диктовал своей секретарше мисс Лемон:

– Я весьма ценю честь, которую вы мне оказали, но вынужден с сожалением сообщить вам, что…

Зазвонил телефон. Мисс Лемон протянула руку и взяла трубку.

– Да? Кто, вы сказали? – Она загородила рот ладонью и шепнула Пуаро: – Миссис Оливер.

– А, миссис Оливер, – сказал Пуаро. Ему не понравилось, что его отвлекают в такую минуту, но он взял трубку у мисс Лемон. – Алло, – сказал он. – Эркюль Пуаро слушает.

– О, мосье Пуаро! Я так рада, что застала вас. Я отыскала ее для вас.

– Прошу прощения?

– Я отыскала ее для вас. Вашу девочку! Ну, ту, которая совершила убийство или думает, будто совершила. И она говорит про это. Чуть ли не все время. По-моему, она не в своем уме. Хотите приехать за ней?

– Где вы, chère madame?

– Где-то между Святым Павлом и театром «Русалка», где-то тут… На Колтроп-стрит! – внезапно заключила миссис Оливер, выглянув из телефонной будки. – Вы успеете? Они в кафе.

– Они?

– О, она и, видимо, неподходящий молодой человек. На самом-то деле он довольно милый и как будто очень к ней привязан. Не понимаю почему. Людей не поймешь. Ну, я не стану больше разговаривать, потому что хочу вернуться туда. Видите ли, я их выследила: вошла в кафе, а они сидят там.

– А-а! Вы проявили большую проницательность, мадам.

– Да нет, вовсе нет. Чистая случайность. Я просто зашла в маленькое кафе и увидела ее за столиком.

– О, ну, значит, вас любит удача. Что не менее важно.

– И я сижу за соседним столиком, но у нее за спиной. Впрочем, не думаю, что она меня узнала бы. Я изменила прическу. И в любом случае они разговаривают так, словно в мире никого, кроме них, нет, и когда они сделали еще заказ… запеченную фасоль… (Терпеть ее не могу и всегда удивляюсь, что кто-то способен есть…)

– Пока оставим фасоль. Но продолжайте. Вы вышли позвонить, а они еще сидят в кафе?

– Да. Запеченная фасоль дала мне передышку. И сейчас я вернусь. Или лучше остаться снаружи? Но вы все равно поторопитесь.

– Как называется кафе?

– «Веселый трилистник». Хотя ничего веселого в нем нет. Наоборот, вид у него достаточно убогий. Кофе, впрочем, недурной.

– Я все понял. Возвращайтесь. Я приеду.

– Превосходно, – сказала миссис Оливер и повесила трубку.

II

Мисс Лемон, воплощение компетентности, вышла на улицу раньше его и уже ждала рядом с такси. Она не задавала вопросов, не проявляла любопытства. И не сказала Пуаро, чем займется до его возвращения. В этом не было нужды. Она всегда знала, что ей надо сделать, и все делала как надо.

Такси Пуаро остановил на углу Колтроп-стрит, вылез, заплатил и посмотрел по сторонам. Увидел «Веселый трилистник», но возле него – ни единой фигуры, которая хотя бы отдаленно напоминала миссис Оливер, пусть даже искусно изменившую свою внешность. Он прошел до конца улицы и назад, но миссис Оливер не обнаружил. Либо интересовавшая их пара покинула кафе и миссис Оливер продолжила слежку, либо… Проверяя это «либо», он направился к кафе. Заглянуть внутрь не удалось, потому что стекла запотели, а потому он тихо отворил дверь и вошел. Его взгляд скользнул по залу. Он сразу же увидел девушку, которая приходила к нему, когда он завтракал. Она сидела одна за столиком у стены и курила сигарету, глядя прямо перед собой в глубокой задумчивости. Нет, подумал Пуаро, не то. Она ни о чем не думает, а погружена в транс. Она не здесь, а где-то далеко отсюда.

Он неторопливо пересек зал и опустился на стул напротив нее. Она подняла глаза, и он был доволен, заметив, что она его узнала.

– Вот мы и встретились снова, мадемуазель, – сказал он галантно. – Я вижу, вы меня узнали.

– Да-да.

– Всегда приятно, когда тебя узнает милая барышня, знакомство с которой ограничилось одной короткой встречей.

Она молча смотрела на него.

– Могу ли спросить, как вы меня узнали? Что вам напомнило, что это я?

– Ваши усы, – тотчас ответила Норма. – Это могли быть только вы.