Зеленый – цвет опасности - Кристианна Брэнд

– Джарвис прекрасно знает, где кончается любовь, – сердито возразила Мэрион. И неожиданно добавила: – Где начинается ненависть, он тоже знает. Она начинается с тебя!

Барнс посерьезнел.

– Глупости, с какой стати Джарвису меня ненавидеть?

– Люди ненавидят тех, кому они делают гадости. Чтобы обезопасить себя от мук совести. А Джарвис Иден постоянно делает тебе гадости. Не притворяйся, что ты не в курсе.

– Не обращай внимания, – сказал он. – Давай оставим эту тему.

– Ты просто дурак, – процедила Мэрион, не отводя глаз от дверей. – Думаешь, все это пустяки, небольшое увлечение? Так вот, ты ошибаешься! Вчера я видела, как он целовался с Фредерикой в закутке для персонала! Более того, я видела его лицо! У него никогда не было такого выражения после поцелуев со мной. Думаю, на этот раз он влюбился по-настоящему, ты и глазом моргнуть не успеешь, как он сделает ей предложение. Ты уверен, что она предпочтет остаться с тобой?

– Думаю, да, – мрачно ответил Барнс, хотя его сердце сжало холодом. – Кроме всего прочего, Иден женат.

– Женат он, как же! – презрительно отозвалась Бейтс. – Старый трюк! Я тоже раньше в это верила. Каждый мужчина, который хочет завести с тобой интрижку, говорит, что женат, не живет с женой уже много лет, но она не дает ему развода, и поэтому ему нечего предложить тебе, кроме любви, детка… Не рассказывайте мне сказки!

Барнсу стало ее жаль. Ей не шли горечь и цинизм.

– Бедняжка, – сказал он, глядя на глупенькое личико и несчастные глаза.

– Ничего подобного, – возразила Мэрион. – Он богат и популярен, у него шикарная практика на Харли-стрит.

– Я, конечно, не знаменит, – согласился Барни, – но у меня тоже недурная практика и хороший старый дом… Что еще нужно девушке? – И добавил с улыбкой: – Да и к чему весь этот разговор? Он сейчас с Вуди, а не с Фредерикой.

Музыка кончилась. Барнс передал Мэрион стакан с джином, налил себе другой, и они закурили. Она стояла молча, затравленно глядя на дверь; волнистые светлые волосы выбивались из-под белой косынки, на лице застыло выражение отчаяния. Часы начали отбивать одиннадцать, и Мэрион, похоже, дала себе зарок: если к последнему удару он не вернется, она сделает то, что задумала.

– Говорят, в прошлом году ты своей анестезией угробил какую-то девушку?

Барни выпрямился и немного побледнел.

– Да, у меня был случай, когда девушка умерла во время операции. Не думал, что здесь об этом кому-то известно.

– Ему известно, – сказала Мэрион.

Иден обмолвился об этом в операционной и тут же зажал себе рукой рот, явно пожалев, что сболтнул лишнее.

– Откуда он узнал?

– Ему Хиггинс сказал, – пояснила она. – Ты пришел послушать его перед операцией. Иден осматривал старика после тебя, и тот спросил его, не работал ли ты раньше здесь, в городе, на что он ответил, что да. Тогда Хиггинс ему рассказал, что перед войной ты убил дочку его приятеля. Мол, про это все уже забыли, но теперь, когда он узнал, что ты в Геронс-парке, они напишут в Военное ведомство. Они выгонят тебя из Геронсфорда и вообще из армии.

– Это была смерть от естественных причин, – сухо отозвался Барни. – Каждый анестезиолог рано или поздно сталкивается с подобными случаями. Смерть наступила в результате операции, а не анестезии. Расследование доказало, что ни я, ни хирург не были виновны в ее смерти. Мне это ничем не грозит.

– Джарвис, похоже, так не думает, – сказала Бейтс. – Я знаю, потому что я ждала его в коридоре и слышала, как он очень долго разговаривал с этим человеком.

– Обо мне? – недоверчиво переспросил Барни.

– Ну конечно, о тебе, о ком же еще? Разумеется, он был осторожен и обошелся только намеками, но если бы Хиггинс вернулся в Геронсфорд и рассказал бы, что другие доктора тоже считают ту смерть результатом твоей ошибки, думаешь, ты сохранил бы свою практику?

– Зачем это Идену? – возразил Барни, рассудок которого противился мыслям о вероломстве.

– Тогда ты не сможешь предложить своей Фредерике всего того, что нужно девушке, – сказала сестра Бейтс и залпом осушила стакан.

2

Эстер сидела с майором Муном на диване в уголке зала. Она жалела, что выпила. Алкоголь всегда вызывал у нее подавленность и одновременно делал излишне разговорчивой. Она сама не заметила, как начала рассказывать Муну долгую печальную историю смерти матери:

– Прошу прощения, похоже, я выбрала не слишком подходящую тему для вечеринки.

– Не переживай, моя дорогая, – отозвался майор, – иногда нам просто необходимо поговорить с кем-нибудь о своих несчастьях. Странно, правда? Как часто хочется довериться незнакомым людям… Нет, не то чтобы мы с тобой совсем незнакомы, но мы не можем так открыто говорить даже с самыми близкими друзьями.

– У них своих забот хватает, – мрачно заметила Эстер. – У Фредди нет дома, некуда возвращаться после войны, ее отец женился на какой-то ужасной вульгарной женщине… Конечно, она теперь помолвлена, но… Даже не знаю…

– Неужели у них разладилось? – встревоженно спросил майор Мун, переведя глаза на Барни, который танцевал с сестрой Бейтс, серьезно что-то обсуждая.

– Да вроде нет, – торопливо ответила Эстер и, поскольку она боялась сболтнуть лишнее про Фредерику, чтобы перевести разговор на другую тему, принялась рассказывать такие подробности из жизни Вудс, которые она никогда бы не выдала при других обстоятельствах. – У Вуди был младший брат, которого она ужасно любила, просто ужасно, не так, как обычно относятся друг к другу братья и сестры. Когда началась война, брат был за границей, на континенте, и с тех самых пор она не получала от него никаких вестей… Инспектор Кокрилл задавал ей много вопросов относительно инъекции корамина, которую она сделала Хиггинсу в операционной. Наверное, он считает, что она могла сделать какую-то ошибку. Как вы думаете, это возможно?

– Совершенно невозможно, – уверенно заявил Мун. – Корамин упакован в ампулы, а никаких других ампул на тележке не было. Кроме того, этот человек уже умирал, если еще не умер, мы просто прибегли к последнему средству.

– Да, конечно! – с явным облегчением воскликнула Эстер.

– Наш Коки просто очень серьезно подходит к делу, – сказал майор Мун, глядя на носки своих туфель. – За сегодняшний день он ухитрился проверить тут все шкафы с ядами и вообще ведет себя так, словно подозревает преднамеренное убийство. Но рано или поздно он убедится, что смерть наступила от естественных причин, и тогда примет меры, чтобы пресечь все сплетни и разговоры и чтобы эта история не отбрасывала тень на бедного Барни… Бог мой! Уже почти одиннадцать, а у меня сегодня дежурство. Пора идти. – Кругленький и розовощекий, Мун потрусил из зала, на ходу бормоча себе под нос: – Ничего страшного, если бы я был нужен, за мной бы послали…

В палатах стояла тишина. Майор Мун решил, что дежурство еще немного подождет: ему хотелось поговорить наедине с Фредерикой. Оброненный Эстер намек на то, что между Барни и его возлюбленной возможен разлад, поверг Муна в панику. Обойдя больных, он зашел в закуток и пристроился у камина, протянув ноги к огню.

– Не нальете ли вы мне чашечку чаю, сестра Линдси? Специально ушел с вечеринки, чтобы заскочить к вам.

– Ко мне и еще к двум сотням пациентов, – с улыбкой ответила Фредерика.

– Разумеется, обход нельзя отменить, не могу же я все бросить и прямиком направиться в палату сестры Линли. Со стороны это будет выглядеть некрасиво.

Несмотря на все ухищрения, разговорить Фредерику не удавалось. Она аккуратно разливала чай, спокойная и немного настороженная, и ее приветливая манера не предполагала откровенности. Майор долго крутился вокруг да около, прежде чем решил заговорить о ней самой:

– У вас прекрасный жених, Фредерика. Что до меня, я никогда не встречал человека, которого любил бы и уважал так, как Барни.

– Да, я знаю, – ответила она серьезно.

– Такие, как он, влюбляются лишь раз в жизни, – пробормотал Мун, уставившись в огонь. – Конечно, у него бывали увлечения, он уже не мальчик, но в его жизни всегда будет только одна женщина, и эта женщина – вы, дитя мое. Вам повезло, и хотя вы, безусловно, милы и красивы, все же это большая удача для вас – любовь такого человека, как Барнс.

– Я знаю, – повторила Фредерика.

– Не бросайте его, – сказал майор Мун, почти умоляюще глядя на нее выцветшими голубыми глазками. – Будет ужасно, если Барни потеряет веру в людей. Боюсь, я этого не переживу. Ну да ладно… – Он ласково улыбнулся. – Не знаю, почему я завел этот разговор. Уверен, вы никогда не причините ему такой боли.

– Конечно же, нет, майор Мун, – вежливо ответила Фредерика.

Надеясь вызвать ее на откровенность, он решил сам открыться ей:

– Счастливая семейная жизнь – самая важная вещь на свете, поверьте. Я и моя жена… Наш брак не был идеальным, но когда у нас родился сын, это нас очень сблизило. Какое-то недолгое время я действительно был по-настоящему счастлив. По-моему, счастливые люди – добры и великодушны. А вы как считаете?