Рейтинговые книги
Читем онлайн Грозная опричнина - Игорь Фроянов

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 10 11 12 13 14 15 16 17 18 ... 149

К чести Д. Н. Альшица нужно сказать, что он, доказывая авторство приписок Ивана Грозного к Лицевому своду (в том числе касающихся событий 1553 г.), не стал на путь полного отрицания их как важного исторического источника, несмотря на то, что в своих приписках царь, по словам исследователя, «нередко сбивается с летописной манеры изложения, и рассказы его приобретают характер острых памфлетов», в которых нарушается действительная связь и последовательность событий. Ибо «при всем том объективная правота Грозного в его борьбе обеспечила общую правильность его оценок событий и деятелей. К тому же… было бы неправильно делать вывод, что все приписки Грозного неверно передают исторические факты, которым они посвящены. Приписок — много десятков, но лишь некоторые могут быть признаны искажающими действительность. Большинство приписок Грозного является результатом его работы с документами и отражает своим содержанием подлинные документы того времени. Даже множество мелких поправок к тексту летописи свидетельствует о том, что главное направление его редакторской деятельности вело к восстановлению правильности изложения, к уточнению истины»{224}. Д. Н. Альшиц специально отмечает, что в своем исследовании останавливается лишь на приписках Грозного, искажающих действительность, «а не на тех, которые верно передают факты»{225}. Это замечание имеет для нас существенное значение, поскольку, надо полагать, проясняет отношение автора к тексту приписки, где Сильвестр охарактеризован как «всемогий». Д. Н. Альшиц не останавливается на данном тексте. Не следует ли это понимать так, что исследователь признает правильной такую характеристику?

Не отвергал ее и Смирнов, полагавший, что содержащаяся в Царственной книге характеристика Сильвестра «находит свое подтверждение в объективных данных источников. Так, важнейшее заявление Царственной книги о том, что Сильвестр был у государя «в совете духовном и думном», вполне отвечает тем наблюдениям, которые вытекают из рассмотрения послания Сильвестра кн. Горбатому-Шуйскому (которое очень ясно говорит об отношении Сильвестра к «думному совету») и материалов о Башкине (сохранивших картину государева «совета» с участием Сильвестра). То же можно сказать и о словах Царственной книги о том, что Сильвестр «всякие дела и власти святителския и царския правяше». Мы видели, что диапазон деятельности Сильвестра был весьма широк — от обсуждения вопросов казанской политики до переговоров с Иоасафом по делам Стоглавого собора; от дел, связанных с судьбой опальных бояр, до руководства работами по восстановлению икон и росписей кремлевских соборов и дворцов; от инструкций по проведению в жизнь решений Стоглавого собора (в письме Горбатому-Шуйскому) до весьма тесных связей с таможенными делами и финансовыми операциями (в которых Анфим Сильвестров выступает вряд ли самостоятельно или независимо от своего отца). Источники сохранили определенный материал, позволяющий комментировать и слова Царственной книги о том, что Сильвестр «указываше» митрополиту, владыкам, игуменам, попам, боярам, дьякам, воеводам, детям боярским «и всяким людям». Мы видели, что среди лиц, о сношениях с которыми Сильвестра имеются данные источников, есть и митрополит (правда, бывший) Иоасаф, и будущий новгородский архиепископ Серапион Курцов (вместе с которым — тогда еще игуменом Троице-Сергиева монастыря — Сильвестр ездил к Иоасафу), и кандидат в троицкие игумены Артемий, и поп Симеон (авторитарный характер отношений к которому со стороны Сильвестра очень ярко отражен в «жалобнице» Симеона). Не менее выразителен и перечень светских лиц, к которым можно отнести слова Царственной книги о том, как «указывал» Сильвестр, включающий в себя и кн. Горбатого-Шуйского, и не названного по имени опального боярина (из письма к нему Сильвестра), и такого приказного деятеля, как дьяк Висковатый…, и казначей Хозяин Тютин, и даже «сын боярский» Матвей Башкин. Наконец, в источниках сохранились данные и о «советниках» Сильвестра, в том числе и об Алексее Адашеве (в «совете» с которыми Сильвестр участвовал в обсуждении дела о ереси Башкина)»{226}.

После столь тщательно рассмотрения И. И. Смирновым элементов, из которых составлена характеристика Сильвестра, имеющая, как справедливо утверждает автор, реальную основу, он вдруг дает ход назад, заявляя: «Однако взятая в целом, эта характеристика, напротив, никак не может быть призвана отвечающей той действительной роли, которую Сильвестр играл в политической жизни Русского государства 40–50-х годов, ибо элементы реального, имеющиеся в характеристике Царственной книги, содержатся в ней в столь гиперболизированной форме, что это привело к полному нарушению пропорций и перспективы, в результате чего и получился образ Сильвестра — всемогущего, держащего в своих руках всю власть в государстве, и «святительскую», и «царскую», и «владеяше всем». В этом искажении реальных пропорций и отношений с сознательной целью чрезмерного преувеличения размеров власти и степени влияния Сильвестра и заключается основная, враждебная Сильвестру тенденциозность рассказа Царственной книги»{227}.

И. И. Смирнов полагает, будто «образ «всемогущего» Сильвестра, нарисованный Царственной книгой, опровергается прямыми показаниями источников, позволяющими определить степень влияния Сильвестра и составить себе представление о реальных масштабах его власти»{228}. В качестве доказательства историк ссылается на поездку Сильвестра к бывшему митрополиту Иоасафу, организованную во время работы Стоглавого собора, а также на испытание старца Артемия перед назначением его игуменом Троице-Сергиева монастыря. Эти факты, по Смирнову, «скорее рисуют Сильвестра как доверенного исполнителя, чем как руководителя и вдохновителя правительства»{229}. Следует, однако, не забывать, что названные поручения особого свойства. В них очень был заинтересован не кто иной, как Сильвестр. Это лишь по форме царские поручения, а по сути — предприятия самого Сильвестра. К Иоасафу он ездил, чтобы заручиться авторитетной поддержкой инициируемого реформаторами нестяжательского проекта, застопорившегося на Стоглавом соборе. Сильвестр имел основания надеяться на успешный исход своего свидания с экс-митрополитом, поскольку Иоасаф разделял взгляды нестяжателей{230}. К тому же между Иоасафом и Сильвестром давно установились добрые отношения, о чем можно судить по истории освобождения из-под стражи Владимира и Ефросиньи Старицких.

Участие Сильвестра в судьбе старца Артемия тоже говорит о многом. Известно, что Артемий принадлежал к радикальному направлению нестяжателей{231}. Это он, Артемий, обращался к Стоглавому собору с призывом «села отнимати у манастырей»{232}. Кроме того, Артемий, как установил церковный собор 1553–1554 гг., сочувствовал еретикам и даже сам был заражен ересью{233}. Во всяком случае, его богословские взгляды «давали возможность для критики официальной церкви»{234}. Все это в Артемии привлекало Сильвестра, и он, присмотревшись к старцу, рекомендовал его на пост игумена Троице-Сергиева монастыря{235}.

Как видим, Сильвестру давались поручения, в которых он был непосредственно заинтересован и, надо думать, по собственной инициативе взялся их исполнить, хотя внешне это выглядело как задание царя и собора. Следовательно, «реальные масштабы власти» и влияния Сильвестра являлись таковыми, что позволяли ему брать в свои руки любое дело, если того требовали интересы Избранной Рады.

Еще один момент, опровергающий, согласно И. И. Смирнову, идею всевластия благовещенского попа, — «это общая незначительность количества сведений о Сильвестре. Слишком уж мало для «всемогущего» правителя государства отложилось в источниках следов его деятельности»{236}. Однако Сильвестр, по нашему убеждению, действовал в рамках неформальной власти, приводя в движение других людей, посредством которых добивался поставленных целей. Вынашивая планы, не подлежащие оглашению, Сильвестр старался держаться в тени, предпочитая скрытность открытости, тайное явному. Поэтому источники так скупы на сведения о нем.

Данное объяснение применимо к некоторым частным фактам, привлекаемым И. И. Смирновым для опровержения характеристики, данной Сильвестру Царственной книгой. Речь идет о факте «отсутствия Сильвестра в списке лиц, получивших пасхальные подарки от новгородского архиепископа в 1548 г.». И. И. Смирнов полагает, что «неофициальный характер этого списка, превращавший его… в своего рода барометр, чутко реагирующий на изменения в политической обстановке в стране после ликвидации боярского правления, казалось бы, делал само собою разумеющимся включение Сильвестра в подарочный список. И тем не менее Сильвестр подарков от новгородского архиепископа не получил, хотя в подарочном списке значатся не только представители высшей церковной иерархии, вроде тверского епископа Акакия, но и такие лица, как симоновский архимандрит Трифон, духовник Ивана IV протопоп Яков и даже келейник митрополита Макария Селиван»{237}. Отсутствие Сильвестра в подарочном списке новгородского архиепископа Феодосия было истолковано И. И. Смирновым (кстати сказать, и другими учеными) как указание на ограниченное политическое влияние Сильвестра, его достаточно скромную роль в придворной жизни{238}. Но эту версию историка нельзя считать единственно возможной. Можно также предположить, что Сильвестр не попал в число лиц, получивших пасхальные подношения, по причине сравнительной незначительности своего духовного чина. Являясь по должности церковным попом, он с точки зрения служебного положения уступал и симоновскому архимандриту Трифону, и духовнику царя Ивана протопопу Якову, и даже келейнику митрополита Трифону. Не исключено здесь, впрочем, и другое: неразглашение усиливающегося влияния Сильвестра на молодого государя, вследствие чего новгородский архиепископ не знал пока ничего о подлинной роли благовещенского священника и потому не включил его в список одариваемых. Но ближе к истине, на наш взгляд, третье, к чему почти подошел Е. Е. Голубинский, который отсутствие имени Сильвестра в списке Феодосия понял так, что в 1547 году Сильвестр «еще не был приближенным к государю»{239}. Точка зрения Е. Е. Голубинского нуждается, по нашему мнению, в некотором коррективе. Ведь, например, келейник митрополита Трифон тоже «не был приближенным к государю». Но в список новгородского владыки он все-таки попал. Значит, вопрос не в том, был ли на момент составления списка Сильвестр «приближенным к государю» или нет. Вопрос скорее в том, обладал ли Сильвестр властью, пользовался ли влиянием на царя к этому моменту и каковы масштабы того и другого.

1 ... 10 11 12 13 14 15 16 17 18 ... 149
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Грозная опричнина - Игорь Фроянов бесплатно.

Оставить комментарий