Отряд имени Сталина - Захар Артемьев

– …Серега! Да ты уже верст двадцать намотал! – Из всего Отряда только майор-особист Михаил Назаров мог позволить себе такое фамильярное обращение к командиру. Ерошкин промолчал. – А как ты думаешь, Серега, не переметнулись ли ребятушки, а? Конкин вон белобрысый. Переодень его и чистый фриц будет, да еще и по-немецки шпрехает, а? Да шучу я, шучу…

Подполковник поморщился, Назарова, с его идиотскими шуточками и претензиями на значительность, он не любил. Но терпеть его приходилось. Хотя функции Назарова в Отряде были чисто номинальными – а именно обеспечение секретности, от его доклада зависела карьера и подполковника, и его начальства в штабе первой особой дивизии НКВД, по линии которой отряд и был сформирован. С неизбежным злом приходилось мириться…

– …Товарищ подполковник! Срочно выйдите на улицу, – еле сдерживаясь, не своим, срывающимся голосом проговорил вбежавший Гогачев. – Такого вы еще не видели!

…Выскочившие вслед за Гогачевым на поверхность офицеры с удивлением обнаружили, что практически весь Отряд, даже часовые, столпились на полянке, увлеченно жестикулируя и показывая пальцами в небо.

– …Это что за митинг?! – Подполковник побагровел от ярости. – Ну-ка, быстро все по местам!

– Товарищ подполковник, – фальцетом проговорил стоящий рядом Назаров. – Посмотрите на небо!..

…Там, на недосягаемой высоте, в стратосфере, всеми цветами спектра переливалось великолепное, потрясающей красоты северное сияние… которого никак, ну совершенно никак нельзя было увидеть здесь, на этой параллели…

– …Это сияние всего лишь побочный продукт, неизбежное зло! – рассеянно проговорил профессор. К счастью, он был неприхотлив и консервативен в еде и довольствовался простым солдатским блюдом: сосисками и горошком, с удовольствием запивая их неизменным холодным светлым баварским пивом. – Jedes Warum hat sein Darum (каждое почему имеет свое потому. – Прим. автора ). Кстати, штандартенфюрер, я должен принести вам свои извинения за грузовик, впрочем, с таким количеством вышек заряд не может быть идеально стабильным…

– Пустяки, герр фон Айзенбах, – штандартенфюрер Штуце с удовольствием откинулся в кресле с кружкой пива и, отбросив свои манеры, сделал большой шумный глоток. – Грузовик не имеет значения. И, кстати, теперь мне совершенно ясно, почему вы настаивали заблаговременно решить вопрос с этими дикарскими деревушками. Вы гений дважды: великий ученый и великий организатор. Однако же я был бы крайне признателен, если бы вы занялись моим упущенным образованием. Знаете, мне очень интересно, как эта ваша установка действует? Мы будем поджаривать большевиков молниями с небес?!

Профессор непринужденно расхохотался. Сидя в кресле-качалке с кружкой пива в руке, в теплом халате и домашних тапочках, фон Айзенбах совершенно не походил на создателя грозного оружия. Ученый пребывал в замечательном настроении: его дом наконец-то был достроен, несколько по-спартански, но с немецкой аккуратностью и в полном соответствии с его пожеланиями. Пока дом не был готов, профессор ютился в кузове грузовика, который ему любезно уступил штандартенфюрер, переехав на время в палатку. Сам фон Айзенбах жить в палатке отказывался наотрез…

– …Знаете, Руди, – профессор печально вздохнул. – Моя беда, мое вечное проклятие заключается в том, что я – сибарит, обожающий хороший немецкий комфорт, в силу научных потребностей вынужден вести образ жизни дикарей-кочевников. В детстве, Руди, я наблюдал, как живут цыгане. В своих шатрах и палатках, в вечной грязи, антисанитарии… – профессор передернулся от отвращения. – С годами у меня выработалась стойкая антипатия ко всякого рода палаткам, и я дал себе слово, что больше никогда там не усну, даже если альтернативой станет ночевка под открытым небом. Ах, эти конструкторы авиабомб, танковых пушек, изобретатели отравляющих газов, эти неженки-инженеры… Пожалуй я не открою вам страшной тайны, вы уже наверняка догадались, друг мой, что мы здесь заняты совершенно особенным оружием – оружием климатическим…

…Штандартенфюрер Штуце поперхнулся пивом, закашлялся. Головоломка в его разуме сложилась, фрагменты заняли свои места. От волнения он подскочил, с шумом уронив стул, пролив пиво себе на грудь и со стуком поставил кружку на стол. Входивший в кабинет с подносом фельдфебель-порученец растерянно заморгал – всегда сдержанный и корректный, штандартенфюрер СС Рудольф Штуце в облитом пивом кителе трясущимися руками пытался зажечь сигарету, торчащую из его рта фильтром наружу. Не выдержав, профессор дружески расхохотался.

– Mein Gott! – щелкая зажигалкой, штандартенфюрер наконец-то перевернул сигарету, но, все еще не в силах успокоиться, он заговорил не своим голосом. – С таким оружием мы будем непобедимы! Теперь-то мне понятны ваши слова о том, что мы сможем «управлять самим театром военных действий»! Потрясающе! Захотим и заморозим противника!..

– Дорогой Руди! Успокойтесь и сядьте, – фон Айзенбах искоса глянул в сторону фельдфебеля, и того словно ветром сдуло за дверь. – Как говорил мой любимый философ Ницше, «Бог умер». Все не так просто. Молнии, которые мы с вами имели удовольствие наблюдать, они несут лишь косвенное воздействие. Есть еще множество значительных факторов, которые практически не изучены. Самую большую сложность представляет кхм… ну, так сказать, нацеливание нашей климатической пушки, хотя и эту проблему легко решить. Если вы помните нашу не слишком удачную зимнюю кампанию под Москвой…

…Затрещавший вызов полевого телефона прервал беседу, штандартенфюрер выдохнул и взял трубку:

– Штуце, слушаю! Ах, это ты, мальчик мой?! – От слова к слову лицо штандартенфюрера Штуце мрачнело все больше и больше. – Как это, пропал след?! Понятно, что дождь… нет, постарайся обойтись своими силами, мне понадобятся дополнительные резервы! Что?! Возьми егерей, но из эсэсовцев я тебе больше никого пока дать не могу… да! Чтобы в самые кратчайшие сроки эти беглецы были у нас в руках, живыми! И в этот раз, пожалуйста, постарайся обойтись без потерь!

Положив трубку, штандартенфюрер Штуце, нахмурившись, подошел к столу, взял кружку с пивом и сел – он был обеспокоен ситуацией, когда неизвестно кто разгуливал в районе немецкого военного объекта, имевшего такое большое значение. И настолько заметного даже издалека. «Надо будет удвоить караулы и лесные патрули», – подумал Штуце и, отставив пиво, взял одну из двух рюмок хорошего французского коньяка, ящик которого был привезен вместе с багажом профессора.

– Вы – герой Третьего рейха! – успокоившись наконец, с апломбом проговорил Штуце. – Вы – великий немецкий гений! Я пью за наш народ, за нашу землю, рождающую героев и гениев…

Звякнули рюмки, штандартенфюрер выпил до дна, профессор лишь пригубил. В комнате наступила тишина. Фон Айзенбах сделал добрый глоток пива, вздохнул, отставил кружку в сторону. Подошел к окну, за которым виднелись без устали трудящиеся военнопленные. Посмотрел на небо, на котором темнели собирающиеся грозовые тучи…

– …Знаете, Руди, кажется, нашу сухую погодку наконец-то смочит дождь, – фон Айзенбах улыбнулся. – Вы ведь помните планы нашего великого фюрера касательно столицы большевиков? Что произойдет с Москвой, когда наши победоносные войска наконец-то возьмут ее?

– Ну, конечно, мой дорогой Генрих… – протянул штандартенфюрер. – Мы превратим этот городишко обратно в болото, из которого он, собственно, и возник. Хотя с этим, боюсь, придется повременить. Сейчас главные события разворачиваются на юге. Победоносный генерал Паулюс вот-вот откроет нам южные врата этой варварской империи…

– Я позволю себе отступить, – профессор сел обратно в свое кресло, не глядя, нащупал пальцами кружку, отхлебнул и продолжил, с удовольствием услышав, как по дощатой крыше забарабанили крупные капли дождя. – Я неплохо знаю славян, это весьма интересные люди. Попробуйте взять любого из этих рабов, что трудятся сейчас на нашем объекте во славу Германии, отмыть его конечно же, и побеседовать. Вам откроются любопытнейшие вещи. Так вот, Москва – сущность женского пола, так же как и Россия. Я хочу и могу сделать эту русскую сущность плачущей, я хочу, чтобы над этой землей шел вечный дождь, но я могу поступить наоборот, и когда нам будет это выгодно, я сожгу эту русскую землю. Что самое смешное, моим учителем был один славянин. Вам конечно ничего не говорит имя Тесла? Ну да ладно, это совершенно неважно, я просто хотел сказать, что проблески гениальности бывают и у людей с грязной кровью, хотя я подозреваю, что мать моего учителя была чистокровной немкой…

– Простите, профессор, – перебил его несколько заскучавший Штуце. – А эта ваша электрическая пушка сможет дострелить до Москвы? А до Лондона сможет? Мы должны поставить этих варваров на колени…

…Раскатистый треск пулеметной очереди пробился сквозь тонкие дощатые стены постройки, прервав речь штандартенфюрера. Профессор нервно дернулся, расплескав пиво. Профессиональный военный, Штуце, подавив скользнувшую по губам улыбку превосходства при виде испуга своего собеседника, пробормотал извинения и выскочил за дверь. Отсутствовал он недолго, вскоре его голос, распекавший дежурного штурмбанфюрера, толстяка Куртца, послышался прямо за стеной, не прошло и двух минут, как штандартенфюрер вернулся.