До Бейкер-стрит и обратно - Елена Соковенина

- Стоп, - спросит изумленный читатель. – Причем тут парк?

Ну, просто Shad Thames нанесена на карту маленькими буковками, и еще дважды переносится. Пока графиня разыскивала продолжение своего пути, как раз и обнаружился не указанный в плане Southwark park. А он же не дешевый магазин, в который не хочется заходить! Вдруг так надо?

Однако, похоже, единственная польза от этого места состояла в том, чтобы вновь почувствовать себя Алисой. Графиня брели по дорожкам с круглыми прудами, заросшими по берегам соснами, пихтами и пальмами. Под ногами суетились толстые гуси. На клумбах росли цветы - желтые, синие и белые. Удивительно, как англичане умудряются быть недовольными своей погодой. Это они в Риге не были. Посмотрели бы на голые кусты, торчащие из-под снежной слякоти, тогда бы и…Кусты цвели белым, розовым, красными и синими ягодами неизвестно чего, оранжевыми гроздьями облепихи и барбариса. Страшные и прекрасные дубы вздымали в небо кривые ветви. Графиня, которую Бог не обидел ни ростом, ни телосложением, ощущала себя так, словно воспользовалась содержимым пузырька «Выпей меня». Почему штиль? Что теперь выдуманное, а что – настоящее? Как случилось, что я ввязалась в эту странную историю и куда, черт возьми, она ведет? Но особенно предаваться размышлениям было некогда. Указатели «Surrey's docks» дважды неопределенно махнули по диагонали и исчезли. Они были не нужны. А графиня осталась посреди Raymouth Road.

Тут я поняла, что пора прекращать романтично прогуливаться. Бермондси примерно то же самое, что Московский форштадт в Риге: рабочий район и не особенно рекомендованное для прогулок место. За первым же углом началась другая красота: на London Bridge ведутся работы, территория моста в нескольких местах огорожена, мост стар, неряшлив и угрюм. Графиня было вознамерилась попасть к Shad Thames, идя вдоль него, но очень скоро юркий человек с рюкзаком, шедший впереди, перемахнул через вставшие на пути железные ворота и скрылся из вида, а графиня опять осталась. Дальше был тупик. - Тьфу, - пробормотали ее сиятельство и вытащилт карту. Что, интересно, сказал бы граф, узнай он, что графиня по доброй воле совершает прогулки по глухим, безлюдным, грязным закоулкам? Но это, в общем, уже не очень важно. Пока закоулки в самом деле безлюдны, ничего страшного. Зато здесь можно ознакомиться с замечательными образчиками лондонского граффитти. Вы бы видели эту группу аниме-детей с неприятным выражением блестящих глаз и подозрительно бледными лицами! Вы бы видели этих ящероподобных уродцев на фоне урбанистических пейзажей! Шарман, леди и джентльмены! В общем, графиня быстро и без приключений вышли обратно на Jamaica Road и пошли вперед, каждые десять шагов заглядывая в карту. И не успели даже перевести дух, как широкая, прямая и понятная во всех отношениях улица сделалась узкой, тесной, извилистой. И, словно и не прошло сто с лишним лет, прямо перед изумленным взором ее сиятельства возникла надпись белой краской на коричневой кирпичной кладке: St. Saviour's Dock.

Спустя примерно два часа

«...плавный поворот на Curlew Street, писала графиня. - На углу через дорогу китайский ресторан. По правую сторону четырехэтажное здание, красн...»

Чей то палец, затянутый в перчатку, осторожно прикоснулся к плечу графини. Это не был лондонский полицейский, настороженный топчущейся с блокнотом и сосредоточенно что-то записывающей особой. Это не были Фокс или Д.Э. Саммерс (хотя вот уж кому бы я не удивилась совершенно!). Это был простой французский парень со своей подругой. Очень замерзшая и усталая пара искала метро.

- Не знаю, - рассеянно ответила графиня по привычке, - но у меня есть карта. Как-то кстати пришло в голову, что уже совсем темно, добираться до Уокинга порядочно, да к тому же, в темноте плохо видно. Строго говоря, мне самой интересно насчет ближайшей станции метро. Графиня полезла в сумку и тут поняла, что пальцы не гнутся. Как такими руками удавалось записывать непонятно совершенно. Не гнулись они и в метро. И даже в доме B., уже в тепле, и после горячего душа, все еще трудновато было печатать. В Лондон пришла зима. B. купили елку – большую и прекрасную, вечером будут наряжать. Но, в конце концов, три недели - и я дома. А Рождество в Англии есть Рождество в Англии, и вообще, я еще не была ни в сумасшедшем доме, ни на кладбище.

18 декабря 2009 года

- Видите? – говорил Светозар Чернов, разумея только что присланную карту. – Это и есть Basingstoke Canal.

- Вижу, – серьезно ответила графиня. Она не подозревала, что как раз в эту минуту ее обозвали рижским луноходом. Это был, конечно, г.Владимиров – вторая половина Светозара Чернова. Он пришел к соавтору, чтобы писать роман, и обнаружил, что соавтор занят: провожает ее сиятельство в сумасшедший дом.

- Прекрасно, – сказал Светозар Чернов. – А Knaphill по карте выше Першерона. Першерон – его окраина, и Вам туда не нужно.

- Так,, –сказала графиня и закрыла карту. – По-моему, можно выходить.

Вчерашняя буря с мокрым снегом, в которую коварно превратилось ласковое утреннее солнышко, выгнала графиню с территории бывшего приюта для скорбных духом. Перестала писать ручка и ничего не стало видно, кроме мокрого снега, который швырял в лицо ветер. Графиня продолжали писать.

«Ну, Степан Анатольевич, как твой луноход?»

- Пришла, – написал луноход тем временем. – Сумасшедший дом оказался в двух шагах. Там, правда, сильно застроено. Угадайте, что на месте приюта для скорбных духом.

- Что же?

- Мечеть. Сейчас согрею руки и буду разбирать свои каракули.

«Перед ним было здание из кирпича того странного рыжего оттенка, который только в Лондоне и увидишь. Здание было новым, но выстроенным в любимом англичанами готическом стиле: высокие башни, островерхие башенки, длинные узкие окна и обязательное круглое окно – розетка – на главной башне. Левое крыло имело окна во всю стену, выступавшую полукругом, отчего гостиные на обоих этажах имели не квадратную форму, как все другие комнаты, а странную, вытянутую в одну сторону. Какая часть сумасшедшего дома могла здесь находиться?»

С чего бы грусть? Ах да: домой, домой. Это противоречие, с которым невозможно справиться: одной рукой безумно жаль расставаться с этой страной, и этим домом, людьми, детьми, котами и даже мышами, которые с недавних пор живут наверху, в клетке. С другой - чего бы я сейчас не дала, чтобы только оказаться в нашей бессмысленно огромной квартире, меблированной двумя громадными письменными столами, камином и террариумом с игуаной. Чтобы, сидя в халате графа и грызя карандаш, бормотать себе под нос. Встречать из школы отрока Александра. Отказываться выйти на улицу. А выйдя по необходимости... Как же я теперь буду привыкать обратно? А без метро? А без комфортабельной железной дороги с мягкими сиденьями, веселым, невозможно вежливым кондуктором, и с туалетом? А «London Evening Standard»? А проводники на станции? Я им так нравлюсь… А вокзал Ватерлоо? А цены в парикмахерских, от которых хочется бежать пешком до Риги или хотя бы до аэропорта Stansted? Материализовался Фокс и говорит, что если я буду жаловаться, ветер может измениться с попутного на какой-нибудь другой. Ой. Не надо. Это было не всерьез.

23 декабря 2009 г.

Переселившись в Уокинг, графиня преисполнились уверенности, что теперь ритм повествования станет более размеренным. Конец лондонским трущобам. Мелодия замедляется, приобретает размеренность. Рэгтайм кончился, и следующая мелодия, скорее, фокстрот. Перед читателями расстелится милый пригород Лондона: старинные башни, дивные пейзажи и размышления об английской погоде. Что это, мне скучно? Не хватает приключений? Тогда мне, очевидно, место в здании неподалеку. Жаль, что там мечеть.

Однако, дальше было вот что.

Бруквудское кладбище. Часть первая.

Из рабочего блокнота:

«Частые звенья высокого деревянного забора. Над ними нависают кроны деревьев, набрякшие под тяжестью подтаявшего снега: сосна, пихта, что-то лиственное, плющ. Снег кое-где висит на ограде кладбища. Ограда сделана из цемента или другой массы, с замешанной туда мелкой галькой. За оградой прямо передо мной – араукария, или, как ее тут называют, monkey puzzle. Это удивительное дерево, напоминающее по виду нечто среднее между сосной и пальмо, ствол которого обвивает омела со своими белыми ягодами

Вдруг - а это, вероятно, самое верное слово для английской погоды - начинает светить солнце. Сначала робко, потом ярче, заливая все кругом радостным светом. (Даже ржавые грабли возле двери чьего-то кирпичного дома выглядят в этот момент произведением искусства, можете мне поверить. ) В глубине кладбища поднимается туман, солнечные лучи золотят верхушки кустов. Между тем, никаким входом в этот прекрасный приют умиротворения попрежнему не пахнет, а мне необходимо попасть внутрь!

Но тут кладбищенская ограда кончается. Впереди лес. Примерно в полуметре от ограды - вонючая канава с низеньким пологим берегом, заросшим ежевикой. С этой стороны кладбище огораживает проволочная сетка, но в ней, к счастью, есть дыра.