Распускающийся можжевельник - Кери Лэйк

использовались для удобрения садов. Раз в неделю у меня была неприятная рутинная работа по высыпанию их в то, что мы называли "горячей кучей", для компоста. Доктор Фалькенрат, как он попросил меня называть его, называет это туалеты, и в отличие от наших ведер, у них есть система всасывания, которая делает это сама. Он говорит, что их можно найти только в комнате доктора. Другие мальчики испражняются в ведра, которые собирают в пакеты и сжигают.

Закончив, я опускаюсь на колени на чистый белый пол и вращаю то, что он назвал мешалкой, которая компостирует отходы. Когда я открываю крышку, жидкость исчезает.

Нежность манит мои пальцы к моей бритой голове, и я прощупываю источник сильного ожога там. Ощущение такое, как в тот раз, когда меня поцарапала кошка, когда я карабкался по руинам — зудящее и жгучее. К моим пальцам возвращается небольшое количество крови, и я поднимаюсь на ноги, глядя на свое отражение в зеркале.

Черноватая отметина, обрамленная сердитой красной выпуклостью, выглядывает из-под моего затылка, и я могу разглядеть цифру восемь. Вытатуированная на моей коже. Навсегда. Неловко поворачивая свое туловище, мне удается разглядеть вытатуированную рядом с ним пятерку. Я прощупываю рану и обнаруживаю, что болезненность распространяется по основанию моего черепа.

Я предполагаю, что это сделали, пока я была без сознания, хотя я не помню даже мимолетного момента этого.

Звук достигает моих ушей через барьер тонкой двери, и я поворачиваюсь к нему, прислушиваясь. Крики. Ужасные, наполненные болью крики, от которых мое сердце колотится в груди.

Крики вытаскивают меня из маленькой туалетной комнаты, и я вхожу в ярко-белую комнату, где я проснулась час назад. Поперек небольшого пространства расположено окно, почти занимающее ширину стены, с тяжелой дверью рядом с ним и маленькой белой коробочкой, на которой горит крошечный зеленый огонек. Комната по другую сторону окна намного больше, с лампочками на концах длинных изогнутых рычагов, которые напоминают мне лапки насекомого, свисающие с потолка.

На кровати лежит взрослый мужчина, хотя с моего ракурса трудно определить его возраст. Я вижу только солнечные пятна, усеивающие макушку его лысой головы. Толстые ремни привязывают его тело к кровати, на которой он корчится, словно от невыносимой боли. Кровавые соцветия усеивают белую простыню, прикрывающую его, и его вопли агонии умоляют меня открыть дверь, чтобы рассмотреть поближе.

Однако, когда я делаю шаг внутрь комнаты, гораздо более громкий крик прокатывается по моему позвоночнику. Замирая на месте, я бросаю взгляд на фигуру, которая стоит у раковины, натягивая перчатки на голые руки. Я не могу опознать его, его голова, туловище и ноги полностью закрыты, а трубка, торчащая из его маски, похожа на ту, что носят солдаты. Рукой в перчатке он указывает на дверь позади меня.

— Перчатки. Голос доктора Фалькенрата приглушен маской, и я вздыхаю с облегчением, узнав его.

— Вы никогда ни к чему здесь не прикасаетесь без перчаток. Это понятно?

Кивнув, я возвращаюсь в комнату, в которой стояла несколько мгновений назад. Непосредственно слева от меня находится полка со стопками сложенных костюмов, около дюжины бок о бок, а под ними — два комплекта масок с трубками. Рядом с ними коробки с перчатками, маленькими, средними и большими — я выбираю маленькие.

Я бросаю взгляд на коробку рядом с дверью, которую заметила ранее. Крошечный зеленый огонек все еще мигает, а когда я открываю дверцу, он становится ярко-красным.

Я быстро проскальзываю в другую комнату с доктором Фалькенратом, закрывая за собой дверь.

Доктор Фалькенрат приближается, и я инстинктивно съеживаюсь, ожидая, что он ударит меня. Я даже не уверена, почему.

— Это помещение с отрицательным давлением, но вы всегда должны считать его загрязненным. Никогда не убирайте предметы из этого помещения. Все ручки, блокноты, все остается, пока я не скажу вам убрать это. Вы будете мыть руки, когда будете уходить, и выбрасывать все перчатки или халаты в комнате.

— Да, сэр.

— Это будет долгий день. Давайте начнем. Он шаркает обратно к каталке и, приподняв угол простыни, указывает на противоположную сторону, жестом приглашая меня помочь.

Пересекая комнату, я встаю рядом с кроватью, подавляя отвращение и страх, булькающие в моем животе, пока я помогаю ему откинуть простыню, чтобы показать покрытый шрамами и изуродованный торс под ней. Сырая, окровавленная плоть блестит пятнами, как будто с него содрали кожу.

Рот мужчины приоткрыт металлическим приспособлением, обнажающим два ряда гниющих зубов. Его глаза покрыты молочно-белым слоем поверх угольно-черных зрачков, которые занимают ширину радужки. Из ран на его шее и груди сочится желтоватая жидкость с красными прожилками.

Его руки под ремнями сгибаются и разжимаются, сгибаются и разжимаются, как будто хватаясь за что-то. Крики смешиваются с рычанием, и он звучит скорее как зверь, чем как человек. Я видела Рейтеров в тех случаях, когда они прорывались через наш лагерь, но обычно их убивали до того, как у кого-нибудь появлялся шанс укусить. Их глаза молочного цвета и истекают кровью, а на коже появляются красные язвочки. Я знала мальчика из моего улья, Сэмюэля Дейда, который потрогал одну из язв на теле, высохшем на солнце, и заболел. Говорят, он вдохнул в Драге.

— Почему мне не нужен костюм?

— Ты носитель. Многие представители второго поколения являются носителями белка. У некоторых просто экспрессия отличается от других.

— Я носитель?

— Если бы ты этого не сделала, я бы удивился, но твоя кровь подтвердила это, да. Один из твоих родителей был инфицирован, и они передали это тебе.

— Но… мои родители были нормальными. Они не были буйнопомешанными. Их вообще никто не кусал.

— Вдыхание белка требует некоторого времени для инкубации. Укус — это немедленная концентрированная прививка.

— Что такое… прививка?

— Когда болезнь пускает корни в твоем теле.

— Не заражу ли я тебя, если покину эту комнату?

— Только если тебя укусили или организм был активирован. В противном случае, представители второго поколения обычно не передают инфекцию воздушно-капельным путем. Тем не менее, вы будете проходить ежедневные анализы крови, чтобы подтвердить, что вы не находитесь в состоянии активной инфекции. Вы можете правильно писать? спрашивает он, подкатывая столик к кровати, на котором разложен серебряный поднос с инструментами.

Рядом с мужчиной на кровати стоит второй столик, на котором уже разложены блокнот и фломастер. Рядом с ними находится второй предмет с красной кнопкой и надписью REC.

Я выразительно киваю, проверяя подвижность пальцев в перчатках, и сажусь за стол, держа ручку наготове. Моя мать обучала небольшую группу из нас в комплексе, где я жила. Грамматика, чтение и письмо. Хотя большинство из них не утруждали себя показом каждую неделю, от меня ожидали, что я закончу уроки, несмотря ни на что.

— Хорошо. Нажми красную кнопку на магнитофоне, и не забудь нажать ее еще раз, когда мы закончим. Давайте начнем. Позади него металлическая штуковина с переключателем, который он поворачивает, чтобы щелкнуть.

— Доктор, мы здесь именно поэтому? Потому что мы носители? Я нажимаю