Награда за риск - Лайза Эндрюс

— Я сейчас попрошу для тебя твой любимый рулет. — Он не оглядываясь вышел из спальни.

— А ты выглядишь как настоящий жокей! — крикнула она ему вдогонку, прежде чем войти в ванную. Когда она приняла душ и вернулась в спальню, на столике у кровати были два свежайших рулета, горшочек с маслом, баночка варенья и стакан оранжада.

— Пожалуйста, поторопись. — Он сидел в кресле, просматривая содержимое какой-то толстенной папки. — Здесь в летние месяцы только утром и вечером можно высунуть нос на воздух.

Эмма разрывала теплый рулет, упивалась дивным пенистым ароматом оранжада. Я быстро. Она с удовлетворением наблюдала, как тает масло на румяной корочке рулета. Впрочем, на наших ежегодных конкурсах на самого быстрого едока пирогов я никогда не занимала первое место. Но вот с едой было покончено, Эмма вытерла с губ крошки тыльной стороной ладони. Луис отложил бумаги и повел ее на конюшню. Он называл каждую лошадь по имени и награждал ласками. И не мог понять, почему Эмма тащится за ним с таким растерянным видом. Увы, это были совсем не те лошади, на которых ее учили ездить в детской школе верховой езды, когда ей было одиннадцать лет. Тогда за дополнительный урок она помогала чистить конюшню. Глядя на лошадей Кеведо, она подумала, что тех, наверное, брали с живодерни. Эти гладкие чистокровные красавцы и красавицы объявили бы забастовку, если бы их поставили в стойлах рядом с теми клячами.

— Знаешь такую поговорку: «Ей это идет, как корове седло». Так вот я эта самая корова.

Эмма уже поняла, что не стоит изображать из себя бравую наездницу. Конечно, неприятно признаваться Луису в своей неумелости, но тут речь идет о жизни и смерти.

Луис, уткнувшийся лбом в шею коня, отпрянул после ее слов.

Эмма припомнила себя девочкой, неловко объезжающей по кругу небольшое поле. Трудно было понять, кому это надоело больше: старшей девочке, которая ее подстраховывала, или престарелой лошади. В полумраке конюшни она робко признавалась, стоя к Луису спиной:

— Понимаешь, я могу рысью и легким галопом, но настоящим галопом, во весь опор — у меня это не выходит. — Положим, мало ли кто не умеет скакать во весь опор, но под разочарованным взглядом Луиса она готова была провалиться сквозь землю. — Я не умею также ходить на лыжах, нырять с аквалангом… Я никогда не ходила под парусом и не демонстрировала моды на подиумах Парижа.

Все это она выпалила с вызовом и надрывом. К середине своей тирады она уже поняла всю ее инфантильность и нелепость, но прерываться было поздно. В конце концов, пусть лучше считает ее дурой, чем то, что он себе навоображал. Да и слово не воробей. Ей ничего не оставалось, как застыть с вызывающим взглядом.

Он встретил ее взгляд как будто бы равнодушно, лишь ухмылка в углах губ выдала его.

— Вообще-то, если поискать, то можно найти в нас кое-что общее, — резюмировал он. Эмма удивленно вскинула брови. — Например, я тоже не демонстрировал моды на парижских подиумах.

Они оба беззаботно расхохотались, и напряжение было снято. Однако Эмма зарубила себе на носу, что впредь язычок надо держать на замке.

— До чего же у тебя красивый смех! Никто больше так не смеется.

Он по уже выработавшейся у него за время общения с Эммой привычке похлопал ее по щеке. И заметил, что после этого она густо покраснела. Вообще, чем пристальнее он теперь на нее смотрел, тем гуще она краснела.

Эмма отвернулась. Значит, не только за словами, но и за своими чувствами надо все время следить. Наверное, это после ночного инцидента она стала молниеносно откликаться на любое его движение. Да, это будет не неделя, а сплошные скачки: много препятствий и очень мало спокойных прогулок.

— Мигель! Седлай Эстреллу! — Она немного успокоилась, когда он отошел от нее и занялся распоряжениями.

Грум поднял взгляд от конского крупа, и Эмма увидела, что его глаза расширились от удивления.

— Es para ninos, senor, — сказал он, улыбаясь.

— Делай что тебе велят.

Тон Луиса исключал всякие возражения. Грум кивнул и бросился выполнять приказание.

— Он сказал, что это лошадка только для детей.

Эмма заморгала глазами, рассматривая шотландскую пони. Придумать бы ей утром сразу какую-нибудь отговорку, не пришлось бы терпеть все эти унижения. Луис пожал плечами.

— Просто она у нас самая надежная. Даже если рядом разорвется бомба, она тебя не сбросит. Она немножко медлительна, но ты сегодня нервничаешь, поэтому придется потерпеть. А завтра я подберу тебе кого-нибудь побойчее.

Эмма не была убеждена, что Луис не пользуется случаем выставить ее дурой, пока Эстреллу не вывели во двор.

— Как же ты великолепна! — воскликнула Эмма, гладя отмеченный белой звездочкой лоб, по которому кобылка получила свое имя.

Луис заулыбался, достал мятные лепешки из кармана и дал одну Эстрелле.

— Для своих лет она ничего девчонка, — говорил он, лаская пони, пока та уплетала лепешку. Потом он протянул пакетик с лепешками Эмме. — Это будет ей подспорьем, Аманда. Почувствуешь, что медлит — дай ей это, и она минут пять будет сохранять скорость.

Эмма захохотала, а грум покачал головой.

— Что правда, то правда, сеньорита, призов вы на ней не возьмете. Но зато голова будет целая.

Она ухватилась за руку грума, взбираясь на Эстреллу, чтобы не потерять равновесия. Хорошо, что Луис предупредил ее о благонадежности кобылки.

— Будет счастье, если вернусь живая! — говорила Эмма, и ей самой это представлялось шуткой лишь отчасти.

— О, она доставит вас невредимой, сеньорита, только боюсь, вы вернетесь, когда уже стемнеет! — Грум весело улыбался.

— Седлай Гиерро, Мигель! — Голос Луиса согнал улыбку с лица грума.

— Уже оседлан. — Мигелю не терпелось угодить своему господину.

Эмма подумала, что, пожалуй, теперь Луис будет читать ей лекцию, как надо разговаривать с прислугой, но он обратился к ней весьма предупредительно:

— Удобно? Вот так держи повода!

— О да! Я вспомнила!

Она втиснула пальцы в кожаные перчатки, и он повел Эстреллу. Вдруг Луис наклонился, чтобы поправить ей стремя, и она ощутила легкое касание. Возможно, он просто проверил, все ли в порядке. Интимность момента была, однако, нарушена, как только Эмма увидела коня, которого вел под уздцы Мигель. Весьма колоритное словцо вырвалось у нее и разнеслось эхом по конюшне.

— Простите! — пробормотала она, в то время как Луис весьма хмуро глянул сперва на нее, потом на ухмыльнувшегося Мигеля, который с трудом удерживал самого, пожалуй, огромного на земле жеребца.

— Наверно, это один из четырех коней Апокалипсиса! — заметила она, когда Мигель не справился со своей задачей и Гиерро взвился на дыбы. Луис схватил повод, успокоил коня. Физическая мощь этого скакуна и его иссиня-черная лоснящаяся шерсть свидетельствовали как об отменной генеалогии, так и о том, что коня холили и чистили с несравненным тщанием. Это аристократическое животное высокомерием напоминало хозяина, и Эмма не могла не отметить, что вместе они являют впечатляющее зрелище.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});