Прогулка - Феликс Дымов

Илья поерзал в ложекресле, пытаясь продлить приятные воспоминания. Но видение круга почета вернуло его в другой круг - в порочный круг мыслей о нынешней ситуации, круг, в котором он бьется столько времени и который не удается разорвать. Впервые в жизни он не знал, что делать. Ибо впервые в жизни пребывал в невычисленной точке Вселенной, в брюхе неведомого животного, страдающего опасным аппетитом. Вот, опять, опять эти мысли. Ляна продолжала играть, но воспоминания не возвращались.

9

Местность Руме не нравилась. Отвратительно пахло расплавленным камнем, пеплом, паленым стеклом. Ноздри жгло дымом. В воздухе витало ощущение тревоги. От этого сама собой дыбилась шерсть, хвост то и дело нырял под брюхо. Но Рума упрямо закручивает его кренделем, отфыркивает от пасти чужие запахи. Ей бы отсидеться на корабле, будь он не таким пустым, не исчезни из него Хозяин и другие двое, Нежная и Крепкий. Друг Хозяина приказал: "Ищи!". Рума ищет, честно ищет, хотя человеком здесь не пахнет. Не пахнет и собакой. Здесь вообще не пахнет живым. Зато ощутимо разит тревогой. И тем гуще, чем ближе к озеру. Собака послушная и не нервная, Рума не обращает внимания на зонтик над головой, шагающий вместе с ней на восьми паучьих ножках. Невдомек лайке, что легкий собачий скафандр, в который она вдевалась хоть и без радости, но терпеливо, не годится для горячей ядовитой атмосферы Куздры, а тяжелый никакая собака не в силах таскать на себе. Друг Хозяина приладил ее скафандр к самоходному силовому блоку. Руме кажется, она бежит куда вздумается. На самом деле, подвешена за спину и лишь перебирает в воздухе лапами. Паук-силовик улавливает эти движения и покорно следует указаниям острого собачьего нюха. О фильтрах запахов давным-давно позаботился Хозяин. И чутья не потеряешь, и не задохнешься от чрезмерной дозы... Рума приостановилась у граненого столбика, обошла его со всех сторон. Знакомцы и незнакомцы никогда здесь не оставляли отметин. Зряшная планета. Перетявкнуться не с кем. Ничего хорошего ни для двуногих, ни для четвероногих... Но приказ есть приказ. Потому она бежит, низко пригнув голову к земле, вынюхивая сквозь фильтры след там, где следов нет. От Друга Хозяина тоже исходит тревога. Но совсем не та, какою пропитаны горы, камень, тягучая огненная жижа озера. Тоскливо без Хозяина. Молчаливо в голове. Когда Хозяин рядом, во всем теле приятно жужжат его запах, голос, биение его чувств. Только Хозяин умеет взять рукой под морду, заглянуть в глаза, провести большим пальцем над бровью - и в носу начинает щипать, какая-то сила опрокидывает кверху брюхом, начинает чесаться хвост. Свистни Хозяин даже совсем тихо, про себя, одними мыслями, она все равно слышит, и спине под шерстью становится горячо-горячо. Рума любит смотреть, как он сидит, как разговаривает, как возится перед большим экраном - и на экране принимаются пульсировать неживые тени. Рума напрягается, старается понять, морщит лоб. И Хозяин, заметив, улыбается: "Давай-давай, умница, включай наружные извилины!" Раньше Рума думала: скажет он вот так два раза подряд, и счастье переполнит все ее существо, уткнется она ему носом в лодыжку и перестанет дышать. Но оказалось, много счастья вмещается в собачьей душе. И упрятанная под коврик сладкая косточка, выхваченная в последнюю минуту из-под щетки робота-уборщика. И теплый медленный фен после купания, потому что самого купания она терпеть не может. И трогательные руки Нежной, которые к чему ни прикоснутся, все откликается - от простой расчески до кухонного комбайна. Вплоть до самой Румы: стоит Нежной мимоходом чиркнуть пальчиком вдоль чувствительного собачьего хребта, и музыка начинает журчать где-то под горлом. Музыка настоящая, без визгливых верхних нот, таких болезненных для тонкого песьего слуха. Все пропали. И Хозяин. И Нежная. И Крепкий. Только тревога не пропадает. И сгущается Непонятное... Рума рыскнула по берегу. Слева непонятного больше, оно властно зазывает, перебарывает страх. В ядовитых испарениях чудится дыхание чужих цепких псов... Чудится еще что-то, пронзительно знакомое, что вырывает из пасти глухой рык. Рума села - так неожиданно, что паук сам себе наступил на ногу. Почесала задней лапой бок... Маломощные процессоры самоходного блока мгновенно засбоили, и паук начал пинать Румин скафандр под брюхо всеми четырьмя правыми ногами... - Фу, Рума, фу! - строго сказал Друг Хозяина. - Здесь тебе не земной парк, не салон корабля! И ласково огладил перчаткой маленький скафандр. Защита не допустила соприкосновения, тем не менее собака учуяла ласку, успокоилась. Айт не мог объяснить, почему доверяет собачьему чутью больше, чем приборам, зачем вешает на силовика все эти чувствительные цепи от мозга и мышц кудлатой путешественницы, от ее лап и хвоста. Связь с кораблем Айт продублировал проводами: за собакой тянулось две жилки, за человеком семь. Если в течение полуминуты на борт не поступит голосового сигнала, компьютер прибуксирует их с Румой за провода. Флай поднимет тревогу и в том случае, если они исчезнут с экрана прямой видимости. Лайка внезапно подняла морду, повела ушами. Силовик тоже насторожился этакая карикатурная тень собаки с отогнутым вверх краем панциря, с двумя одинаково зависшими в воздухе передними ногами. Голубая дымка показала усиление защиты. Лишь Айт по-прежнему ничего не видел и не ощущал. Рума крадучись приблизилась к кромке берега. Сквозь скафандр было видно, как она мелко дрожит, но не отступает от липкой багровой волны. Лава накатила, омыла защищенную собачью лапу, с шипением отекла вниз, не оставив ни капли на силовом поле. Не застывала и на ноздреватых плитах берега. Плотинка-перетяжка подпирала верхнее блюдце озера и шелестящий лавопад. Изредка по стоку соскальзывало что-то выпуклое и массивное. Айт поглядел поверх плотины. Кое-где на берегу торчали штабеля толстых коротких бревен или колод с закругленными торцами, обвалованных каменной насыпью. Волна подползла, слизнула один штабель. И умопомрачительно медленно поглотила. Ни бульканья. Ни плеска. Плитняк на месте штабеля выгладило, не оставив на берегу ни ямки, ни вала. Айт последовал было за Румой вниз от плотины, как вдруг с неба беззвучно спланировала летающая тарелка. Лава гребнем вздулась ей навстречу. Айт испугался не за себя, за флай. Представилось, как спустятся еще пять посудин, возьмут корабль "под локотки" и вышибут вон из лощины вместе с двумя телепающимися на жилках существами с Земли. Айт присел. Жестом, каким придерживают за ошейник сторожевого пса, схватил за передок паучий панцирь. Силовик замер. Замерла в неудобной позе и Рума. Зато разволновался компьютер. Не получив сигнала полминуты, затем еще полминуты, он задействовал лебедку, резко натянул провода. - Цыц ты, расшустрился! - прошипел сквозь зубы исследователь, теряя равновесие. Натяжение ослабло. Айт осторожно выглянул из-за плотины. Тарелка разгружалась. Бахромчатые амортизаторы рыли яму, насыпали вал. Из донного люка в яму опускались связанные в штабеля колоды. Тарелка снялась с места и метров через пятнадцать повторила операцию, затем еще и еще. Через свежую насыпь перекидывался лавовый язык. Касался штабеля, пересчитывая или метя. И застывал дымящимся жгутом. После десятой "кладки" тарелка взмыла и убралась туда, откуда явилась. - Ага, так примерно было и с нашими, - пробормотал Айт, машинально поглаживая панцирь силовика и не сомневаясь, что ласку воспринимает псина. - Чего ж они молчат? Не успело же их за такой срок... Он прикусил губу, унял сердцебиение. Нет-нет, не накаркать бы. Если надо, процедим озеро, развалим пополам гору, откуда течет эта неиссякаемая кровь планеты... Если надо, ничего и никого не пожалеем. Пусть не думают, что люди умеют только строить. Они и ломать сумеют, если надо за себя постоять. Вот именно, если надо! Айт еще раз попробовал связь, выкликая Ляну, Илью и Грега по именам, солнечными позывными, даже детскими прозвищами. Сначала в голос. Потом мысленно. Потом... Потом - как молитву, как спасительное заклинание, как запечатанную в слова мечту о чуде. Пространство отвечало невнятным гулом, в котором, вероятно, смешались миллионы плененных голосов, а потому нельзя было угадать ни одного. Айт подтолкнул Руму: - Твоя очередь, красавица. Ищи. Рума отозвалась легким повизгиванием. И, потоптавшись на месте, принюхиваясь, выписывая петли, припустила ко второй плотине. Гигантская невидимая мешалка работала в глубине среднего блюдца: лава бурлила, выталкивала на поверхность и снова топила раскаленные колоды, уже уплощенные, бесформенные, в бахроме и наростах. Особенно суматошно было перед плотиной. Рума сунула в лаву нос в шлеме. Подобрала хвост, отпрыгнула. Из горла ее опять вырвался клокочущий рык. Айт продиктовал компьютеру список. Через несколько минут подлетел скуд с инструментом. Корма его щетинилась целой батареей лазерных резаков. - Не выдай, милая! - попросил Айт, включая ловушку. - Вон, вон ту цепляй. Подсекай! Прицельно выстрелил трал. Силовая пасть простригла буруны, срезала верхушку волны вместе с вынырнувшей из глубины раздутой колодой. Сомкнулась. И тяжело поползла назад. На чистом месте разомкнулась, вывалила содержимое вдали от берега. Захваченная лава не растеклась лужицей, а, подобно ртутной капле, собралась в сплюснутый шар, почернела, вознеся над грунтом нелепый сгусток бывшей колоды. Будто старую шляпу вынули из болота и водрузили набекрень на болванку. Просвечивание показало сложную внутреннюю структуру сгустка, размытые переходы между живым и неживым. Грега бы сюда, с тоской подумал Айт. Грег всю жизнь возится с клетками, он бы разобрался. Но Грега не было. Приходилось разбираться самому. По указанию компьютера, Айт одни лезвия резаков развернул плашмя, другие под углом, каждое вооружил рентгеновским щупом. Слой за слоем отшелушивались с оторванного от озера твердеющего сгустка пласты металла, камня, стекла, выпаривались вкрапления одиночных кристаллов и целых друз, расплетались многометровые нитевидные отростки, обнаруживая пустоты каналов и пор. С системами такой сложности Айту не доводилось иметь дела. Его гордость - жилой модуль - порядка на два проще. Анализатор едва успевал давать заключения о химическом составе. О том, чтобы опознать и воспроизвести в будущем эти немыслимые сплавы и сочетания веществ, нечего было и мечтать. Наверное, варварство - вот так вот, с резаком, вторгаться в плод чужой деятельности. Но разве не высокоученое варварство похищать... ну, не себе подобных, но безусловно разумных? В конце концов, он, Айт, просто как археолог добирается до истины, отметая по пути все лишнее! И инструмент подходящий: лазерный скальпель да лазерная кисть... Постепенно обрисовалось что-то вроде осьминога с сотней щупалец. Из мощного купола - тульи "шляпы" - струились бугристые канаты, жилы, ветвистые стебли. Компьютер в нерешительности остановил резаки. Он еще мог отличить органику от неорганики, но отделить на этом уровне мертвое от живого не умел. Потому что мертвого здесь вообще не осталось. Все минералы, струящаяся в жилах огненная смесь, гибкие световоды - все это была Жизнь. Чужая, непостижимая, паразитирующая на иной, плененной жизни, по-земному пульсирующей под куполом. Айт зажмурился, дрожащей рукой полоснул резаком поперек купола. Из разреза с шумом вышел под давлением какой-то газ. Айт довершил рез, сдвинул манипулятором пластину. Страшно было заглядывать внутрь. По-настоящему, без дураков, страшно. Как было лишь однажды на Земле, когда сестренку ломало в его первом дачном модуле, а он, изобретатель чертов, был бессилен против взбесившихся шпангоутов и балок. Он тогда экспериментировал на материалах с памятью. Модуль, надо признать, получился. По радиосигналу разворачивался, схлопывался до размеров рюкзака. И еще пек чудные оладьи - других рецептов в кухонный комбайн Айт заложить не успел. Испытателем в семье сроду служила Лянка. Ать-два - и девчонка водворена внутрь. Торговалась она уже из-за запертой двери: - Имей в виду - пять минут, не больше. И еще с тебя заметка в нашу лагерную газету. Напишешь? - Ага, - соврал Айт. - И фотографию модуля приложу. Анфас и в профиль. Все бы ничего, если б не гроза улицы - баран Бармалей. Совершая обход территории, Бармалей увидел новые ворота. То бишь двери незапланированной хижины там, где еще утром ничего не было. На беду, к косяку хижины была привинчена красная коробочка - электронный замок, блокирующий модуль от радиопомех, дабы самопроизвольно не схлопнулся. Бармалей глянул исподлобья. И без разгона саданул рогом. Замок пискнул. Шпангоуты, балки, двойная обшивка, водопровод, сантехника, коммуникаторы - все начало скручиваться и складываться, "забыв" о сидящей внутри, ни о чем не подозревающей девчонке... Не будь Айт немножко педант, на том бы коротенькая сестренкина биография и оборвалась. К счастью, он не любил имитаторов. Не имея под рукой автономного комплекта жизнеобеспечения, Айт контрабандой присоединился к поселковому медпункту, все равно зря добро пропадает. Естественно, с парадного подъезда не полез, прикрепил свое детище как раз в том месте, где в стандартном служебном здании размещают эвакуационный выход. Конструкции модуля, распяленные на прочной стене, не могли схлопнуться полностью. Лишь вдавилась внутрь медпункта прикрывающая проем створка. В экстренных обстоятельствах в Айте словно второй человек просыпается. Одним махом Айт пролетел приемный покой, на ходу врубил ревитатор, ворвался в помещение, еще минуту назад бывшее модулем. Девочка лежала на полу, лицом вниз. Скрученные в исходный жгут материалы вплели в себя и Лянины ноги, защемили руку, острой гранью впились в меж-реберье. Сознание, слава галактикам, боль отключила сразу... В стену модуля снаружи врезался отец с дисковой пилой. - Назад, папа! Не смей! - страшно заорал Айт. - Никого не подпускай! И сам держись подальше! Он-то знал, что будет, если отец перережет крепежные струны и модуль окончательно схлопнется, похоронив изобретателя у останков собственной сестры. Похоже, сумел вложить в голос убежденность, отец отступил. А он тем временем пластал обшивку, перекусывал пружины, с запасом отчекрыживал от остова мертвый материал там, где не мог отделить его от живой плоти. Он так и вдвинул сестру в ревитатор вместе с выпиленным по контуру куском пола, с торчащими из тела посторонними трубками и проводами, с кое-как вправленными отломками костей. Ничего-ничего, машины у медиков умные, они все включения вымоют... Врачи потом сказали, что он все делал как взрослый. Всего три минуты отделяли сестренку от смерти. И чуть больше минуты от полного паралича. Айт не очень доверял врачам. Гораздо больше он опасался мгновения, когда Ляну выпустят из ревитатора. Будет ли она так же двигаться, так же играть?..

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});