Преступление и наказание в английской общественной мысли XVIII века: очерки интеллектуальной истории - Ирина Мариковна Эрлихсон

отношении же женщин более низкого социального статуса он мог позволить себе роскошь сначала насиловать их, а потом презирать.

Современные исследователи убеждены, что «изнасилование – очевидная альтернатива для того, кто не может соблазнить… Циничное представление о том, что женщина, противясь насилию, обманывает сама себя, тогда как ее истинная природа желает иного, – разумеется, наследие Античности»[201].

«Это насилье? Пускай: и насилье красавицам мило —

То, что хотят они дать, нехотя лучше дадут.

Силою женщину взяв, сам увидишь, что женщина рада

И что бесчестье она воспринимает как дар»[202].

Конечно, полковник Чартерис не чета пресыщенным Ловласу и Вальмону[203] с их тщеславным стремлением победить саму добродетельную женщину, в интеллектуальном азарте исследователя, желающего разобрать на винтики механизм человеческой души и любовных взаимоотношений. Ж.-К. Болонь связывал это стремление с новыми представлениями о природе чувств, возникшими в XVIII в., начиная с Декарта, отвергнувшего платоновское разделение любви на плотскую и духовную. «Никто более не верил в идеальную любовь, ниспосылаемую с небес, в основе наших самых чистых чувств стали вслед за Дидро предполагать нечто идущее от тесгикул…»[204]

В обыденной жизни все оказалось гораздо прозаичнее. Анна Бонд обратилась за юридической консультацией к адвокату по имени Парсонс, и дело приобрело широкую огласку: полковника поместили в камеру Ньюгейта, заковав в тяжелые кандалы, которую, впрочем, скоро заменили на более легкие, а спустя некоторое время благодаря вмешательству его зятя графа Уэимиса освободили. Чартерис попытался публично очернить репутацию Анны, но 25 февраля 1730 г. суд Олд-Бейли признал его виновным, а в апреле того же года ему вышло королевское помилование, после чего не осталось сомнений в наличии у него влиятельных покровителей при дворе. Во всяком случае в «Календаре» сообщается, что лорд Уэмис назначил пожизненную пенсию в триста фунтов в года лорду-президенту Дункану Форбсу.

Полковник Чартерис дает показания[205]

Дело Чартериса вызвало целый шквал общественного негодования[206]: старый распутник стал героем сатирических стихов, один из которых приводится в «Календаре»:

Полковник наш и знатен, и богат,

А, главное, ни в чем не виноват,

Откуда знать, что в просвещенный век

Насиловать девицу – тяжкий грех?

И видит Бог, в том нет его вины,

Что он изведал ужасы тюрьмы.

Хулила имя грязная молва,

Зато осталась целой голова[207].

На его смерть, последовавшую вскоре за помилованием, доктор Арбетнот сочинил издевательскую эпитафию, начинавшуюся словами: «Здесь гниет тело полковника дона Франсиско, преуспевшего в познании всех человеческих пороков…»[208].

Генри Филдинг писал, что «самый отъявленный негодяй в Англии и достойнейший человек, обвиняемые в одном и том же преступлении, равны перед английским законом»[209]. Правда убежденность писателя в беспристрастности английского уголовного правосудия опровергает исход дела Джона Леннарда, который предстал перед судом по тому же обвинению, что и Чартерис, но у него, в отличие от знаменитого повесы, не было ни денег, ни связей. В июне 1773 г. он в компании неких Грейвса и Гэя зашел в дом, расположенный в Вестминстере на улице Петти Франс, второй этаж которого арендовала юная мисс Босс. «Открыв дверь, он начал с ней беседовать в довольно развязной манере. Охваченная ужасом от внезапного вторжения, она начала кричать и звать на помощь, вцепилась ему в горло, и наконец, обессиленная, лишилась чувств. Он же, воспользовавшись ее бессознательным состоянием, лишил ее главного сокровища – невинности»[210]. Спутников Леннарда признали соучастниками и приговорили к клеймению и заключению, а его самого – виновным, несмотря на то, что он поклялся, что близость с мисс Бонд произошла по обоюдному согласию. Лжесвидетельство только усугубило его вину, и 11 августа 1773 г. его повесили в Тайберне.

Истории «преступников с большой дороги» в Календаре, как видно из Таблицы 1, занимают «почетную» нишу в общем объеме историй мужских преступлений. «Мы полагаем, что самое лучшее наказание для тех, кто промышляет грабежом, наводя страх на мирных путников – заставить их трудиться на дорогах с закованными в кандалы ногами. Зрелище этих несчастных, несомненно, заставит безрассудного юношу задуматься перед тем, как отобрать кошелек и спустить его содержимое на экстравагантные излишества», – такое суровое предложение, подкрепленное соответствующей иллюстрацией, содержится в предисловии к Календарю 1780 г.[211]

Мы проанализировали самые показательные из представленных биографий, чтобы проследить определённый алгоритм в смене жизненных вех и охарактеризовать статус и личностные качества тех, кто избрал именно эту преступную «специализацию». Каково происхождение «джентльменов с большой дороги»? Почти без исключения большинство разбойников некогда обладали довольно высоким социальным статусом, потеряв его из-за пристрастия к азартным играм; либо были талантливыми честолюбцами, не желающими зарабатывать на жизнь тяжелым физическим трудом. «Материалы судебных дел фиксируют более высокий образовательный уровень разбойников по сравнению с другими преступниками… Эти люди попали в ловушку классической дилеммы несоответствия жизненных ожиданий и финансовых источников для поддержания имиджа джентльмена и образа жизни, к которому они привыкли или стремились. Так случилось с Томасом Барквиртом. Он прекрасно владел латынью, греческим, французским, итальянским, и прожил бы жизнь ученого, если бы у него был стабильный доход. Его карьера разбойника продлилась ровно час, а заработал он двадцать шиллингов. Его повесили в декабре 1739 г.»[212]

В реестре «разбойников с большой дороги» выделяется история Тома Роуланда, так и не преуспевшего в кладке кирпичей, которому он обучался в течение нескольких лет. Леность и склонность к праздности привели его в дурную компанию начал преступную карьеру с кражи лошади из конюшен герцога Бофора в Глостершире. В течение восемнадцати лет ему удавалось совершать беспрецедентные по дерзости ограбления и уходить безнаказанным во много благодаря тому, что он переодевался в женское платье. Однажды он украл кружева стоимостью двадцать фунтов, был схвачен, помещен в тюрьму. Том явил собой классический пример нераскаявшегося преступника: уже после вынесения приговора он зверски избил женщину, нанесшую ему визит, и, по выражению автора, «упивался своим своими грехами», пока его не вздернули в Тайберне 24 октября 1699 г.

Джек Аддисон за двадцать три года совершил пятьдесят шесть ограблений, последнее из которых стало для него роковым. Покушение на имущество французского посланника герцога Дюмона привело его сначала в Ньюгейт, затем в Олд-Бейли, и, наконец, в Тайберн, где он был повешен 2 марта 1711 г. Джек – классический грабитель с большой дороги, чьи «подвиги» с легкой руки автора «Календаря» оказались овеяны авантюрно-благородным флером, плохо вязавшимся с биографией «героя». Он