Записки социальной психопатки - Фаина Раневская

Ефимов запомнил Раневскую не склочной и нахальной, а усталой и ранимой. В своей книге он вспоминал: «Помню, как-то после спектакля „Дальше — тишина“ мы с женой и внуком Витей зашли за кулисы с цветами для Фаины Георгиевны. Я захватил с собой и незадолго до того вышедшую книгу своих воспоминаний.

— Спасибо вам, Фаиночка, огромное. Вы играли потрясающе.

— А вы думаете, это легко дается? — спросила Раневская и вдруг заплакала. — Ах, как я устала. От всего, от всех и от себя тоже».

В 1946 году Фаину Раневскую пригласили на роль Мачехи в фильм Надежды Николаевны Кошеверовой «Золушка».

Сценарий этой картины написал великий советский драматург Евгений Львович Шварц, причем роль Мачехи он писал, уже имея в виду, что ее будет играть Раневская. Когда уже на читке сценария кто-то выразил сомнение насчет ее кандидатуры, он решительно заявил, что никого другого Мачехой не видит. А на шутку, что Раневская по своему обыкновению будет «дописывать» текст за него, ответил: «Ей я, пожалуй, разрешу. А если она сделает такие дополнения, как в пьесе Билль-Белоцерковского «Шторм», то даже поделюсь с ней гонораром».

Раневская потом с удовольствием вспоминала: «В сцене, где готовилась к балу, примеряла разные перья — это я сама придумала: мне показалось очень характерным для Мачехи жаловаться на судьбу и тут же смотреть в зеркало, прикладывая к голове различные перья, и любоваться собой».

Правда, надо сказать, что если в сценарий Шварц действительно разрешал ей вносить любые правки, то в изданном варианте пьесы весь текст первоначальный, без ее дополнений.

«Золушка» стала одной из самых удачных картин с участием Раневской.

В ней все идеально совпало — прекрасный сценарий, талантливый режиссер, отличный оператор и целое созвездие лучших советских актеров того времени.

Золушку играла Янина Жеймо, Короля — Эраст Гарин, Лесничего — Василий Меркурьев. Работали они все с воодушевлением и буквально вживались в своих героев. Янина Жеймо вспоминала, как снималась знаменитая сцена, где Золушка надевает туфельку своей сестре: «В сценарии героиня просто надевала туфельку по приказанию мачехи. Моя Золушка, как я ее представляла, не могла просто из чувства страха или покорности мачехе исполнить приказание. Я долго просила Шварца дописать фразу, объясняющую согласие Золушки надеть туфельку. Но он считал, что для Золушки, которую любят дети всего мира, ничего не нужно объяснять. И тогда я пошла на хитрость. На съемке эпизода с туфелькой Раневская-мачеха начинает льстиво уговаривать Золушку надеть туфельку. Я, Золушка, молчу. Раневская опять обращается ко мне. Я опять молчу. Фаина Георгиевна теряется от моего молчания и неожиданно для всех — и для самой себя тоже — заканчивает фразу: „А то я выброшу твоего отца из дома“.»

Жеймо не ошиблась в своих ожиданиях — Шварц принял этот экспромтом родившийся вариант. В таком виде сцена и вошла в картину.

«Женщина, чтобы преуспеть в жизни, должна обладать двумя качествами. Она должна быть достаточно умна для того, чтобы нравиться глупым мужчинам, и достаточно глупа, чтобы нравиться мужчинам умным».

Лесничего в «Золушке» сыграл актер Василий Меркурьев.

Рекомендовал на роль его сам Шварц, но утвердили Меркурьева не сразу — дело в том, что незадолго до этого он играл положительных советских героев в фильмах «Член правительства» и «Возвращение Максима».

Раневская активно поддерживала кандидатуру Меркурьева. Неизвестно, есть ли основания у слухов, что между ними на съемках вспыхнул роман, но что она была в него влюблена — это практически несомненно.

Много позже она писала: «Известие о кончине Василия Васильевича Меркурьева было для меня тяжелым горем. Встретились мы с ним в работе только один раз в фильме „Золушка“… Общение с ним как партнером было огромной радостью. Такую же радость я испытала, узнав его как человека. Было в нем все то, что мне дорого в людях, — доброта, скромность, деликатность. Полюбила его сразу крепко и нежно. Огорчилась тем, что не приходилось с ним снова вместе работать».

Еще одним важным творческим проектом для Раневской в 1946 году стал фильм Григория Александрова «Весна».

Главную роль там играла Любовь Орлова, а Раневской первоначально в сценарии отводился лишь один эпизод — ее героиня Маргарита Львовна подавала завтрак своей племяннице. Но Александров всегда шел навстречу людям творческим, поэтому сказал Раневской: «Можете сделать себе роль». И она развернулась вовсю — буквально каждая ее фраза потом стала крылатой.

Фильм снимался в Праге, в трофейных павильонах — там прежде был филиал немецкой киностудии. Раневская вспоминала, как поразил ее контраст между съемками в Москве, где они умирали от холода, и Прагой: «Огромные павильоны, теплые, с новейшей аппаратурой, приборами света, которые катались под крышей и опускались, как захочется. Никогда такого не видела. И все действует без ремонта и остановок!»

На съемках она очень сдружилась с Любовью Орловой, с тех пор они постоянно встречались, переписывались, с удовольствием играли вместе. За год до своей смерти Орлова писала ей: «Ко мне пришел мой лечащий врач, спросил: „Что с вами?“ Я прочла ему вашу телеграмму и испытала гордость от подписи РАНЕВСКАЯ, и что мы дружим 40 лет, и что вы — моя Фея».

Раневская не любила мемуары и обычно относилась к ним крайне отрицательно. Но в написании одного сборника воспоминаний она все же поучаствовала — книги «Осип Наумович Абдулов. Статьи. Воспоминания».

Временами она говорила, что, кроме Павлы Леонтьевны Вульф, у нее друзей не было. В то же время, она дружила со многими талантливыми людьми, которых искренне любила, и которым всегда старалась помочь. И вот где-то между Павлой Вульф и всеми остальными то ли друзьями, то ли не совсем, находятся два человека, к которым у Раневской было особое отношение — Соломон Михоэлс и Осип Абдулов.

«Я его нежно любила, тоскую и скучаю по нему и по сей день», — писала она об Абдулове. Они оба работали в Театре имени Моссовета, но даже не играли вместе в одном спектакле, только делали совместный эстрадный номер. Но подружились они сразу и на всю жизнь. А после смерти Осипа Наумовича Раневская часто вспоминала его и плакала.

В ее воспоминаниях об Абдулове есть такие слова: «За долгие годы моей жизни в театре ни к кому из товарищей я не была так привязана. Актер он был редкого дарования и необыкновенной заразительности. Играть с ним было для меня наслаждение».

Был в жизни Раневской человек, к которому она испытывала особенные чувства. Не любовь, не дружбу, а что-то еще более сильное. Может быть родство душ?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});