Про женщин, тараканов и цветы - Наталия Мурсаловна Годжаева

вопрос я запомнила на всю жизнь. И каждый раз, когда наступает страх, я честно спрашиваю у себя:

«Наташа, ты сейчас боишься или всё-таки тайно мечтаешь?»

Я ль на свете всех…

Почему мы сравниваем себя с другими? Я не знаю, вы знаете?

Ладно, если бы сравнивали как-то справедливо. Но нет же. Сравниваем своё начало пути с чужой серединой, сравниваем лучшее у других с худшим в себе. Нам скучно жить без сравнения?

Помните сказку, где королева смотрела в зеркало и каждый раз вынимала зеркалу душу своими вопросами: кто на свете всех милее…

Господибожемой, ну зачем ей это всё? Ну появилось свободное время, ванну налей себе, что ли, книгу почитай, попроси зеркало говорящее включить сериал The Crown, посмотри, как в королевстве дела. Что тебе ещё надо?

Нет ведь. Получит ответ, что румянец у Царевны краше, и давай изводить и себя, и бедную девку, которая сидит в своём лесу, тихо делами занимается, жизнь свою налаживает, не подозревая, что с ней соревнуются.

Но это всё сказка, конечно. Какое-то зеркало говорящее, королева, которая подпихивает из злобы отравленное яблоко всем подряд. В жизни так не бывает.

В нашей жизни мы без яблок можем на ровном месте отравить себе будни или обесценить свой результат, сравнивая себя с другими, а зеркало встроено прямо в нашу душу. Правда, мы не всегда это понимаем, задаём вопрос куда-то в сторону и ждём ответа от кого-то постороннего. От кого?

Когда мы сравниваем себя то с одними, то с другими, наше внутреннее определение счастья меняется в зависимости от планов и жизни других людей. Бесконечное сравнение с другими создаёт сценарий, в котором невозможно не то что выиграть, невозможно гармонично жить.

«Я ль на свете…» – начинаем шептать мы.

Предлагаю на этом остановиться.

«Мы на свете», и это уже прекрасно.

Люрекс

Я обожаю спрятать важные документы так, чтобы не потерять, и искать их потом, как ответ в «Что? Где? Когда?». Нервно и с ограниченным временем.

Так у меня случилось с российским паспортом. У нас хеппи-энд: он зачем-то поселился в сумке французского производителя, закрылся изнутри и принял новую конституцию.

Пока я всё это дело искала, вспомнила своё посещение паспортного стола и тётушку с люрексом, всем видом показывавшую, что работу свою она делает для того, чтобы этот люрекс выводить в свет.

Тогда в коридорах паспортного стола столов было полно, стульев для комфортного ожидания – не очень, пахло линолеумом и жареным. Паспорт мой найти не могли.

Тётушка перерыла бумаги, три раза вздохнула, два раза поправила дом на голове из копны белых, искусственно накрученных волос и один раз зачем-то посмотрела в зеркало. То ли на свои кудри, то ли в надежде найти там мой документ.

На секунду мне представилось, как она ради этих белых и странных завитков спала с бигуди, как ворочалась и выбирала утром кофту под цвет своего настроения.

Но голос её как-то выдернул меня из фантазий:

– Люда, ну смотри внимательней. ГАджаева её фамилия. Гаджаева, от слова «гад».

К гадам я себя относить не хотела. Но очередь взбодрилась и смотрела на меня с интересом, а может быть, даже с опаской. Не думаю, что им часто встречаются гады, так здорово прячущиеся за свои сорок восемь кг, балетки и платья в горох.

Я ещё раз глянула на люрекс дамы и, потеряв страх, сказала, что тут нужна ясность, я всё-таки ГОджаева, от слова «год».

– Да? – Тётушка лениво пошла к другому какому-то шкафу, через пять минут принесла документ, попросила меня расписаться и выдала: – Даже если от слова «год», всё равно ничего хорошего не жди. Он у нас сейчас високосный.

Хорошего с тех пор я жду с утроенной силой, но високосные года недолюбливаю. Благо, они встречаются в календарях редко, чаще всё-таки живут в наших накрученных бигуди и мыслями головах.

Любовь

В нашей компании в Москве была девушка, которая постоянно опаздывала. Мы ждали, смотрели на время, дёргались, но каждый раз встречали с улыбкой. Невозможно не встречать. Может быть, потому, что девушку звали Любой. А разве Любовь умеет приходить вовремя? Редкость большая. Вот мы все терпеливо её и ждали.

Она опаздывала, порой вообще не приходила, а иногда врывалась неожиданно, когда ужин уже унесли, когда все допивают чай и предвкушают спокойный остаток вечера дома. А тут она: «Ну что? Куда дальше едем?»

И мы почему-то меняли планы, думали, куда же дальше, и собирались. Но не сразу.

Сначала всем казалось, что Любовь приехала некстати. Зачем она так поздно? Были же у всех свои планы. Но каждый раз она как вихрь их меняла: «Что дома сидеть? Насидимся ещё».

Действительно!

Дома мы все насиделись до такой степени, что каждый из нас разъехался по миру. Люба куда-то тоже пропала, и я давно ничего про неё не слышала.

А вчера Любовь позвонила мне с солнечного острова. В какой-то период своей жизни она собрала вещи, оставила всё и мотанула к солнцу. Мы болтали, и я, конечно же, спрашивала, не скучает ли она по шумному городу, по бесконечным вереницам пятничных дорог, по спонтанности и своим непоседливым близким друзьям.

Люба ответила, что не скучает. Улыбаясь так ответила, тепло даже. Нравится ей и дом недалеко от океана, и местные спокойные вечера, и новые привычки. Говорит, что очень изменилась за последние два года.

А знаете, я ей верю. Любовь с годами действительно сильно меняется, становясь спокойнее. Очень не хватает ей со временем душевных тихих вечеров. Можно в домике у моря, а можно и в шумном городе…

Несостыковки

Я сидела в кафе на Рубинштейна, когда ко мне неожиданно подошёл незнакомый питерский бездомный в шляпе и сказал:

– Я любил её.

– Кого, простите? – зачем-то ответила я поддатому месье.

– Как кого? Маринку из восемнадцатого. Её все знают. Она брюнетка, а я эстет, люблю брюнеток. Если бы ты её увидела, то тоже бы сразу влюбилась. Навсегда. – Сначала замолчал, а потом чуть заплетающимся языком добавил: – Вы с ней похожи!

К сожалению, Маринку я не знала и тому было несколько причин:

Я никогда не жила в Питере больше десяти дней.

Я мало времени проводила на Рубинштейна.

То есть шанс встретить