Старший оборотень по особо важным делам - Максим Есаулов

— Нет, — после короткой заминки сказал Селиванов, словно пробуя это слово на вкус.

— Ну, так пиши!

Селиванов посмотрел на толстую папку, в которой лежало, наверное, заявление Мишки, и взял ручку:

— Чего писать?

Арнаутов указал на правый верхний угол чистого листа:

— Прокурору города Санкт-Петербурга от: фамилия, имя, отчество…

* * *

В семнадцать часов исполнительный Федоров доложил шефу о результатах. Помимо материалов на Шилова, он принес все, что успел собрать на Соловьева и Скрябина:

— Если Шилов что и проворачивает, то вместе с ними. Они все не разлей вода.

Федоров навытяжку стоял перед столом, Виноградов листал бумаги, иногда подчеркивая что-то голубым маркером или с многозначительным видом кивая. Федоров вытягивал шею, пытаясь рассмотреть, что выделил шеф, но как ни старался, не мог отследить траекторию полета начальственной мысли.

— Ну, что: телефоны всех троих на прослушку, — Виноградов закончил читать и посмотрел сквозь Федорова в дальний угол своего кабинета. — За Шиловым — «ноги». Если он действительно связан с Моцартом, то по звездочке мы с тобой срубим, я тебе обещаю.

— Есть!

9

Шилов и Скрябин стояли на загаженной лестнице дома, в котором жил наркобарыга Пистон, этажом вышел его квартиры. Под ногами валялись использованные шприцы, упаковки от таблеток, закопченная ложка; стена была истыкана окурками и исписана матерными словами, частично безадресными, частично — адресованными ментам и каким-то безвестным Лёхе, Катьке, Носорогу, кому-то еще…

Они заняли пост больше двух часов назад, но до сих пор к Пистону никто не пришел, а из квартиры не доносилось ни звука.

— Может, у него товара нет? — спросил Скрябин, глядя в мутное окно, выходящее на помойку.

— Может…

— Может, его и самого-то нет?

— Может…

— И что тогда будем делать?

— Ждать.

— Одержимый, — покачал головой Стас, думая, что надо бы позвонить домой, узнать, приезжала ли Светка покормить мать.

А Серега Соловьев, Василевский и Джексон сидели в синей «девятке», припаркованной у какого-то офиса на противоположной от пистоновского дома стороне улицы.

— Старый фонд с капремонтом. Высокие потолки, звукоизоляция… — Разглядывая фасад его дома, сказал Василевский. — Если вокруг немного прибрать, будет полная красота. И Петропавловку из окна видно. Почему наркотам так везет?

— Начни ширяться — узнаешь, — отозвался сидящий за рулем Соловьев.

— Я бы лучше сожрал что-нибудь. Джексон, сгоняй за шавермой!

Джексон промолчал, и Василевский обернулся посмотреть. Джексон крепко спал, запрокинув голову и приоткрыв рот.

— Опять дрыхнет! Счастливый, во сне жрать не хочется, — рассмеялся Василевский.

— Ничего, недолго ждать осталось. Скоро потянутся соколики. — Ободрил его Соловьев, наблюдая за каким-то пареньком, вывернувшим из прохода между домами и дерганой быстрой походкой идущим по другой стороне улицы.

— С чего ты решил?

— Вечерняя ломка начнется.

— У меня ломка раньше начнется. От голода.

Дерганый паренек явно направлялся к подъезду Пистона.

Соловьев поднес к губам рацию:

— Похоже, к вам гости…

— … Понял, — ответил Шилов, и они со Скрябиным встали так, чтобы, имея возможность контролировать дверь нужной квартиры, самим оставаться невидимыми.

Паренек поднялся, позвонил. Из-за двери донеслось:

— Кто?

— Пистон, это я, Кузя!

Дверь приоткрылась, паренек скользнул в квартиру. Шилов успел увидеть Пистона. Лет двадцати пяти, среднего роста, с таким одновременно настороженным и надменным лицом, какие бывают у торговцев наркотиками, которые еще не начали сами колоться.

Меньше, чем через минуту Кузя появился обратно и, держа одну руку в кармане облезлой кожаной куртки, побежал вниз по лестнице.

— Встречайте клиента, — сообщил Шилов по рации.

Кузю встретили Серега и Джексон. Серега, заранее достав сигарету, еще издалека жестами спросил наркомана, нет ли у него огонька, и Кузя притормозил, отыскивая зажигалку: небритый здоровяк Джексон и коротко стриженый Соловьев не вызвали у него подозрений в том, что могут оказаться ментами. Достать зажигалку, равно как и сбросить наркотики, Кузя не успел. Джексон, пройдя мимо него, схватил в охапку за плечи и шваркнул спиной о стену дома, а Соловьев сунул под нос пистолет:

— Тихо! У Пистона товар есть?

— Какой товар? Я не знаю никакого Пистона!

Джексон врезал Кузе под ребра. Кузя охнул и рефлекторно согнулся, но Джексон, сжав рукой его лицо, заставил выпрямиться.

— Слышь, придурок, мы не менты, мы два раза не спрашиваем, — Соловьев продолжал угрожать пистолетом, и Кузя, между сжимающих его скулы и лоб растопыренных пальцев Джексона, завороженно смотрел в черную пропасть ствола. — Ну!

— Есть!

— Где?

— Не знаю, он меня в комнату не пускает.

— Проводишь нас — будешь жить. Пошли!

Когда они поднялись на этаж, Шилов и Скрябин уже стояли перед железной дверью квартиры Пистона.

— Стас, перекрой выход, — распорядился Роман, и Скрябин спустился ниже.

Немного оклемавшийся Кузя проводил его подозрительным взглядом — внешний вид Скрябина был довольно «бюджетным», на бандита он совершенно не походил, и спросил:

— А вы точно не из милиции?

Шилов выдернул из-под куртки «беретту»:

— Ты такие пушки у мусоров когда-нибудь видел?

Кузя позвонил в дверь.

— Кто?

— Это я, Кузя! Я пришел для Юрки взять. — Как только он это сказал, Соловьев потащил его вниз, чтобы передать в машину Василевскому.

Пистон отомкнул замки, начал открывать дверь. Шилов рванул ее на себя, ударил Пистона, втолкнул в квартиру. Подсечкой сбил на пол, перевернул мордой вниз, заломил руку к затылку:

— Лежать, тихо!

— Вы чего, охренели? — Пистон задергался, и пришлось сильнее надавить ему на руку и ткнуть в лоб пистолетом.

— Товар где?

— Что? Вы чего, не знаете, на кого я работаю?

— А нам по барабану, — присев рядом на корточки, Джексон взял какие-то ножницы, валявшиеся на тумбочке у стены. — Сейчас ухо отрежу…

В подтверждение слов он действительно оттянул ухо Пистона и пощелкал ножницами, касаясь кожи их холодными кончиками.

— Ты чего?! Не надо! Ты чего? В рояле!

— Что?

— Товар в рояле, бабки в комоде!

Приоткрылась дверь одной из комнат, Шилов увидел перепуганное женское лицо.

— Стас! — крикнул он.

Девушка отпрянула, заперлась в комнате на задвижку и, пока Скрябин вламывался к ней, успела позвонить. Стояла с телефоном у окна и истерично кричала:

— Приезжайте скорее, они Лешу бьют!

Пока Скрябин отбирал телефон, она несколько раз ударила его по рукам и попыталась лягнуть. Пришлось не слишком деликатно усадить ее на пол и пристегнуть наручниками к батарее. Дернувшись и убедившись, что освободиться не выйдет, девушка с ненавистью посмотрела на Стаса:

— Вы не имеет права, у меня мама работает в мэрии. — Кажется, она уже поняла, что имеет дело с милицией, а не с налетчиками.

— Да хоть в Госдуме…

Квартира Пистона представляла собой смесь роскоши и убожества. В некоторых местах царила непролазная грязь, в других было чисто прибрано. Дорогостоящая аппаратура стояла на каких-то кустарных подпорках и тумбочках, будто принесенных со свалки. Одежда и висела в шкафу, и валялась по углам, и свисала с поломанных стульев. В двух комнатах был сделан недешевый ремонт, в третьей, с протекшим потолком и драными стенами, пылилась всякая рухлядь.

Венцом интерьера был черный рояль, внутри которого и нашли множество пакетиков с героином. Такого количества доз хватило бы, чтобы осчастливить половину района. Роман подумал, что у Пистона должна быть очень надежная «крыша», если он хранит дома такое количество дури. И что не скажи он им, где искать, они могли бы до вечера проковыряться с осмотром.

— Джексон, а ну-ка пристегивай этого любителя кайфа наручниками к батарее и вызывай понятых.

— А ты чего, из ментов, что ли? — Пистон вытаращил глаза и дернулся, но Джексон тычком в грудь усадил его в нужное положение и защелкнул «браслет»; не обращая на это внимания. Пистон продолжил: — Дайте позвонить, сейчас все выясним.

— Катька Зеленцова когда у тебя затаривалась в последний раз?

— Не знаю, первый раз слышу.

— Пистон, у тебя здесь товара на тысячу доз. — Шилов взял его за ворот рубахи, приподнял. — Тебя посадят, посадят по-крупному…

— Ты докажи! Кузю взяли? Так Кузя — шиз, он на учете состоит. А ко мне вы по беспределу ворвались. Ордер, ордер где?

— Посадят, Пистон, не волнуйся.

— Не Пистон, а Леонид Григорьич…

— Что-то ты сильно борзый, дядя, — Джексон железными пальцами взял его губы в щепотку.