Амазонка из злачных мест - Марина Серова

Я в самый последний момент успела подставить ей подножку, а когда женщина наконец-то рухнула на пол и ударилась носом, громко произнесла:

— По-моему, на сегодня театра достаточно. Я из милиции, — вынув свое липовое удостоверение, продемонстрировала его обоим.

— Ну да, как же, — не поверил мне Максим. — У милиции уже ключи от всех квартир имеются? Вот не знал.

— К вашему сведению, вы сами не заперли дверь, вернувшись из магазина, — напомнила я. — И нечего теперь на меня пенять. Вставайте и проходите в кухню, разговорчик к вам имеется.

— Я с ней никуда не пойду, — успев уже сесть на ноги, активно замотала головой пьяная Маня, хлюпающая слегка кровоточащим носом. — Нет, нет, убейте, не пойду.

— Пойдешь! — прикрикнул на нее мужчина, до которого, видимо, только сейчас начал доходить смысл сказанного. — Из ментуры это.

— Че ей надо? — не сдавалась баба. — Мы ничего не делали. Мы у себя дома. Ну, выпить решили. Да, пьем, но кто нам может запретить?

— Боже, ну и отбросы, — вырвалось у меня. — И вы еще претендуете на усыновление ребенка?

Упоминание о ребенке сделало свое дело: женщина моментально притихла. Максим нахмурился и с усилием стал тереть кулаком свой распухший красный нос.

— Значит, все же сдали они нас?

— Кто это — они? — тут же прицепилась я к словам, посчитав, что упоминание о семье Прокопчук во множественном числе немного странно для людей, уже убравших одного из ее членов.

— Вы сами знаете кто, — недовольно буркнул Максим. — Прокопчуки эти.

— А я знала, что сдадут, — поддерживающе закивала головой женщина. — Ментовка проклятая, бабки зажала.

— Так это же ее собственные деньги, — добавила я к слову. — И только она может ими распоряжаться. А вы почему-то решили, что имеете на них какое-то право.

— А как же это, не имеем? — возмутилась почему-то Мария. — Они, значит, за моего мальчика бабло получают, а я не могу? Я-то, между прочим, его родная мать.

— С чего вы взяли, что они за него получают какие-то деньги? — переспросила я. — Скорее уж, они на него их тратят.

— Ха, думаете, если мы бедные, то ни черта не знаем, — усмехнулся в ответ Максим. — Любому дураку известно, что государство платит пособие родителям детей-инвалидов. А он с рождения инвалид. Прикидываете, какие бабки Прокопчуки за ее сына имеют?

— А нечего было его в свое время бросать в роддоме, — с укором заметила я. — Чего же теперь плакать? Тогда, наверное, ответственности испугались, того, что ребенок болен. А как вырос, вспомнили, что есть где-то кровиночка ваша… Заработать на нем решили. Ну что же вы молчите, мамаша? — я пренебрежительно уставилась на все еще сидящую на пыльном полу Марию. Та молчала, размазывая текущую из носа кровь по обеим щекам. — Стыдно вам должно быть, что вообще такие мысли в голову лезут. Вы не о сыне, о себе печетесь. Вам не приходит на ум, что все эти деньги — лишь малая доля того, что необходимо для его лечения? Вам бы только на выпивку чем-то разжиться, а до остального дела нет.

— Кончай на психику давить, — нервно осадил меня Максим. — Сами не маленькие. Наше это дело. Говори, зачем приперлась. Не нотации же читать.

— Нет, конечно, — согласилась с этим я. — Пришла спросить, как вы докатились до того, чтобы убить женщину, пожалевшую вашего малыша и ставшую для него матерью.

— Чего? — в один голос воскликнули собутыльники. А Максим возмутился: — Чего ты плетешь-то? Кого мы убили? Обалдела совсем.

— Кто из нас не в себе, это еще спорный вопрос, — ничуть не обиделась на его слова я и спокойно продолжила: — А вот вам ответить за содеянное все же придется. Смерть Инны Прокопчук на вашей совести.

— Бля, да она ненормальная, — обращаясь к своей жене, повертел пальцем у виска Максим. — Чего она тут нам приписывает?

— Они, наверное, на нас это преступление списать решили, — охнув, выкрикнула Мария. — Других лохов не нашли. Только хрен мы вам дадимся, не трогали мы никого.

— А чем докажете? — напрямую спросила я. — Мотив для убийства женщины у вас был, да к тому же вы сами угрожали этой семье, и Прокопчук может это подтвердить.

— Да на х… нам ее убивать? — парировал Максим. — Что она, мешала, что ли, нам?

— А разве нет? — удивилась я. — Вы хотели вернуть ребенка, а значит, рассчитывали, что Тимофей Владимирович от мальчика откажется, и вы сможете его усыновить.

— Ха-ха-ха, — загоготал во все горло Барабашов. А когда перестал, насмешливо спросил у меня: — Вы хоть сами-то поняли, что сказали?

— Вполне, — обиженно буркнула я.

— Тогда вы полная дура, — теперь уже оскорбил меня мужчина. Однако, заметив, как преобразилось мое лицо, видимо, смекнул, что ничем хорошим для него это обернуться не может, и торопливо заговорил: — Ваш мотив — полная туфта. Вот скажите, кто нам, двум безработным, позволит усыновить больного ребенка? Пусть даже мы и докажем, что он — наш! Да ни один суд на такое не пойдет! А больших связей у нас нет. Так что облом по полной программе.

Барабашов слегка согнул широко расставленные в коленях ноги и развел руки в сторону, забавно прихрюкнув. Я окинула его насмешливым взглядом и серьезно заметила:

— Тогда зачем вы стали этим шантажировать семью Прокопчук? Да к тому же и угрожали им расправой в том случае, если они не отдадут вам мальчика?

— А-а, — махнул рукой Максим и прислонился спиной к стене.

Он помолчал какое-то время, а потом принялся рассказывать:

— Ну, сглупили мы маленько, но ведь сработало же. Бабки они дали, а большего нам и не требовалось.

— Если можно, расскажите, как все было. Желательно с самого начала, — перебив, потребовала я. — Это вам же необходимо.

— А что тут рассказывать, — вздохнул Барабашов, заметно протрезвевший после драки и уже успевший слегка успокоиться. Теперь он уже не казался таким раздраженным. — В передаче какой-то мы с Маней про закон услышали. Ну, по которому инвалидам детства государство деньги платит. Типа, пенсия, что ли.

— Пособие, — подсказала мамаша, начав, наконец, подниматься с корточек.

— Ну, пособие, какая, к черту, разница, — отмахнулся мужчина. — Тут мы и призадумались. Вспомнили про сына, что в роддоме Манька оставила, подумали, что неплохо бы его забрать.

— Вы его родной отец? — поинтересовалась я.

— Ну да, — признался Максим. Затем как-то весь скривился, что-то пробурчал себе под нос и, отвернувшись, направился в кухню, на ходу произнося: — По пьяни он у нас получился, потому и больной. Врачи сказали об этом, я и велел Машке его тогда оставить.

— И она сразу согласилась? — идя за ним следом, спросила я.

— Не сразу, только когда пригрозил, что не женюсь на ней. А она так о свадьбе мечтала, впрочем, как и все бабы, — банально подвел он итог. — Да и старики ее порядком затрахали, хотелось поскорее от них уйти. А у меня хата пустая была. Вот эта самая. Она и согласилась. Я еще тогда работал, деньги водились, а как уволили, все наперекосяк пошло. Все наши мечты о нормальных детях мигом испарились, я уже не хотел ничего, кроме как забыться и уйти в себя. Жизнь покатилась по наклонной.

— А новую работу нельзя было найти? — спросила я.

Барабашов только неопределенно повел плечами, выудил из глубокого кармана вытянутых спортивных штанов пачку каких-то дешевых сигарет и закурил. Через некоторое время в кухню завалилась и брошенная в коридоре Мария. Растрепанная и угрюмая, она застыла в дверном проеме и так там и стояла в течение всего последующего разговора.

— Короче, оказавшись совсем на мели, мы решили рискнуть и попытаться вернуть себе пацана. Выведали через приют, кто его усыновил…

— Неужели сама директриса вам об этом сказала? — не сдержавшись, спросила я.

— Нет. Она-то как раз упиралась, что не может этого сделать. Тогда мы просто попросили разрешения увидеться с мальчиком. Наплели ей там с три короба, она и поверила. Вызвала к себе этого Прокопыча…

— Прокопчука, — поправила я.

— Да хрен с ним, пусть будет Прокопчук, — усмехнулся Максим. Снова сделал глубокую затяжку и, выпустив дым прямо мне в лицо, продолжил: — Тот прикатил. О чем они бакланили, не знаю, но я потом проследил за ним и выведал, где они живут. С этим вообще никаких проблем не возникло.

— И тогда вы стали их шантажировать, — продолжила я.

— Ну да. Сразу-то не подумали, что для усыновления требуется быть приличными гражданами. А все же подействовало: эти испугались и дали нам денег. Мы месяца два на них припеваючи жили. А когда бабло кончилось, я просек, что пацан нам даже и не к чему, коль его родичи такие деньги отстегивать периодически будут. Это ж золотая жила. Ну и навел на них страху еще раз… — Барабашов вновь усмехнулся: — А вы говорите, убили. На фиг бы нам это надо?

«В общем-то, и в самом деле не нужно, — мелькнула у меня в голове мысль. — Деньги дают, ни за кем ухаживать не нужно. Живи да радуйся. А захотели припугнуть, сделали бы это иначе. Должны ведь понимать, что, если убьют женщину, муж в первую очередь на них подумает, а значит, и денег давать не станет. Как я раньше не сообразила? Но почему-то зациклилась на мысли, что Барабашовы хотят забрать ребенка себе. Что ж, умело они всех запутали, стоит признать».