Амазонка из злачных мест - Марина Серова

— И вы снова дали?

— Естественно, — кивнул мужчина. — Разумеется, мы понимали, что так долго продолжаться не может, поэтому припугнули эту парочку. Сказали, что если все еще раз повторится, то им не поздоровится. Они пообещали, что мы за это заплатим. Вот, видимо, и настало время расплаты.

Прокопчук устало вздохнул и отвел взгляд в сторону.

— А где вы встречались с этими горе-родителями? — снова отвлекла его от дум я.

— Да когда где. Как правило, они сами к нам с женой приходили, возле подъезда поджидали.

— А как им вообще стало известно, где вы живете и что именно вы усыновили их ребенка? — спросила я про одно из упущенных Тимофеем Владимировичем обстоятельств.

— Вот уж не знаю, — даже растерялся Прокопчук. — Но они и в самом деле его настоящие родители, я уверен. Да и в детском доме это подтвердили.

Я ненадолго задумалась.

— Скажите, а зачем им вообще понадобилось сообщать своему, замечу, брошенному сыну, что они его настоящие родители? Что им-то это даст?

— Вы не поняли, они шантажировали нас не только тем, что могут сообщить мальчику о себе. Они хотели его вообще забрать, вернуть. Они требовали, чтобы мы от него отказались, в противном случае грозили испортить нам жизнь.

— Все равно не понимаю, зачем им это понадобилось. Ладно бы ребенок был полностью здоров, и мать отказалась от него после родов по молодости, испугавшись гнева собственных родителей. Позже, став самостоятельной и независимой, вдруг снова все вспомнила, и ее начали мучить угрызения совести. Но у ваших-то шантажистов наверняка есть другая причина.

— Представления не имею, какая у них причина, и есть ли она вообще. Полагаю, они хотят только одного: побольше вытянуть из нас денег. И об этом не раз говорил Инне. А она считала, что в них проснулись родительские чувства. На мой взгляд, чушь полнейшая.

— А что вы вообще знаете про эту парочку? — я прикинула, что если ребятки и в самом деле угрожали расправой, то могли организовать убийство одного из родителей, понимая, что отец, скорее всего, откажется от малыша, а значит, они смогут затем усыновить его сами.

— Что? — Прокопчук задумался. — Ах, это… Знаю только, как примерно выглядят.

— И это все? — удивилась я, ожидая услышать значительно больше. — А как же фамилия, имя? Вы же только что сказали, что проверяли, они ли настоящие родители вашего сына, и данные подтвердились. Как такое возможно?

— Очень просто. Законный, точнее, родной папаша описал большое родимое пятно на спине мальчика, поведал о его заболевании и сказал, когда ребенок поступил в детский дом.

Я тогда подумал, что эта парочка просто работает в самом учреждении по усыновлению, вот и выведала все там. Даже съездил туда, с директором переговорил, так она сказала, что вся информация о детях хранится в ее личном сейфе, ключ от которого есть только у нее. Остальные сотрудники свободного доступа к нему не имеют.

— Тогда тем более подозрительно, что они так быстро вас вычислили, — заметила я.

— Да! — видимо, вспомнив о чем-то еще, воскликнул Прокопчук. — Забыл сказать, что за несколько дней до появления данной парочки директор детского дома сама звонила мне и просила к ней приехать. Я заехал с работы, и она сообщила, что к ним поступил запрос настоящих родителей мальчика. Они хотели увидеться с ним. Согласно закону, подобное разрешается лишь с нашего с женой позволения. Тогда я отказался от встречи с ними, но, может быть, они все же уговорили директора сказать им, где мы живем. Мне директриса в этом просто не созналась, вероятно, побоявшись привлечения к суду за нарушение закона.

«А ведь действительно, в детском доме имеются какие-то данные о настоящих родителях, — подумала я. — Особенно, если мать отказалась от малыша в роддоме. Наверняка о ней сохранились какие-то записи. Значит, можно отыскать эту парочку и выяснить, чего она хочет и действительно ли приложила руку к смерти Прокопчук».

— Что же, если я все правильно поняла, вы подозреваете именно этих людей? — подвела я итог нашему разговору.

— Да, — кивнул Прокопчук. — Больше подумать ни на кого не могу. И потом, эти люди мне сразу не понравились. Мне показалось, что от них будут одни неприятности. Так вот и получилось.

— Хорошо, что вы мне об этом рассказали, — поднимаясь, произнесла я. — Прямо сейчас займусь их проверкой и постараюсь выяснить, могли ли они пойти на подобный шаг. Если что-то понадобится, позвоню.

— Хорошо. Очень надеюсь, что вам удастся вывести их на чистую воду, — вздохнул Прокопчук.

Потом мы попрощались, и я с облегчением покинула мрачную квартиру, в которой уже начались приготовления к похоронам и то и дело слышались всхлипывания и плач.

Оказавшись в машине, я проанализировала полученные сведения. Рассказанное Прокопчуком настораживало, давая понять, что настоящие родители его сына — люди отнюдь не глупые, коль сумели так легко отыскать приемных родителей. Я предположила, что они намеренно попросили у директора приюта разрешения на встречу с мальчиком, прекрасно понимая, что им, скорее всего, откажут. Но ведь эти умники преследовали совсем другие цели. Рассчитывая на то, что новый папаша заявится в приют, пообщается с директором, а когда станет возвращаться домой, они за ним попросту проследят и вычислят место его жительства. Лично мне бы в голову пришла именно такая идея, и я почти уверена, что точно так поступили и шантажисты. Оставалось только проверить мое предположение, а для этого требовалось самой наведаться в приют и пообщаться с его руководством.

Приняв решение и совершенно не сомневаясь в его правильности, я завела любимую «девяточку» и поехала к детскому дому. Добираться до него было не слишком уж далеко, но я все же торопилась, понимая, что чем больше успею сделать за день, тем ближе подойду к виновнику смерти Прокопчук.

Припарковавшись под окнами приюта, я покинула свое авто и зашагала к воротам.

Отыскав на последних звонок, я несколько раз решительно надавила на него и стала ждать. Минут через пять из-за ворот послышались какие-то шумы, затем приоткрылось маленькое окошечко в самой калитке, из него высунулась голова охранника и коротко спросила:

— Кто и к кому?

Во избежание лишних вопросов я достала из сумочки ментовское удостоверение и, показав парню, добавила:

— Хотела бы пообщаться с директором. Он у себя?

Охранник кивнул, затем все так же молча снова скрылся за оградой, что-то там подвигал, погремел и распахнул калитку.

Я прошла за ворота и попала в небольшой, но очень ухоженный сад, расположившийся между воротами и самим зданием детского дома. Помимо фруктовых деревьев, я заметила кое-где тонкие, белые стволы берез и низкие кустарники. Свободное пространство вокруг асфальтированной дорожки заполняли какие-то ярко-розовые цветы, немного похожие своими очертаниями на колокольчики, только гораздо более крупного размера.

Что касается самого здания приюта, то оно было трехэтажным, с полукруглыми окнами, резными балконами и покрытой черепицей крышей. Можно было предположить, что городские власти иногда вспоминали про его существование и выделяли средства на ремонт и поддержание порядка.

— Скажите, как мне найти кабинет директора? — спросила я у охранника, успевшего уже закрыть за мной калитку.

— Ее кабинет на втором этаже. Там увидите табличку, — коротко пояснил мужчина.

Я поблагодарила его и не спеша зашагала по дорожке к центральному входу, попутно рассматривая территорию детского дома и стараясь получить представление о жизни его обитателей. Под одним из окон первого этажа несколько взрослых ребят перекапывали землю, видимо, планируя разбить клумбу или посадить кустарник. Ребята помладше весело переговаривались на балконе третьего этажа и то и дело тыкали пальцами в разных направлениях. На одной из лавочек в отдалении сидела в обнимку какая-то парочка. Одним словом, жизнь шла своим чередом, и, несмотря на то, что все эти дети были брошены своими родителями, они шумели и озорничали так же, как обычные семейные отпрыски.

Подойдя к дверям приюта, открыла их и прошла внутрь.

Первой комнатой, куда я попала, оказалась обычная большая раздевалка с массой шкафчиков самого различного размера, аккуратно пронумерованных и украшенных по усмотрению самого владельца. На одном пестрели наклейки от жевательных резинок, на другом ручкой нацарапаны какие-то слова, на третьем разноцветными лаками выведены цветочки. В общем, каждый творил, насколько позволяла фантазия.

Миновав это помещение, я вышла в длинный узкий коридор с массой дверей. Прикинув, что лестница наверх должна находиться в самом его конце, я направилась в ту сторону и действительно очень скоро обнаружила то, что искала. В отличие от самого коридора, где было на удивление тихо, за исключением доносящихся из-за дверей младенческих голосов, с лестницы скатывалась лавина шума. Сверху доносился громкий гул, указывающий на то, что этажом выше резвятся дети более старшего возраста и им нет совершенно никакого дела до спящих малышей.