Ночное солнце - Полина Федоровна Елизарова

не вышел, а выскочил! Широкие плечи, серая неприметная одежда. Я не видела лица, но мне показалось, он похож на мента.

— И почему вам так показалось? — пожала плечами Самоварова.

— Он не оборачивался, шел быстро, уверенно.

Варвара Сергеевна невольно рассмеялась:

— Значит, менты в вашем представлении — это люди, которые могут без зазрения совести поджечь чужую дверь, а после еще и разыскивать самих себя? Вы же к этому клоните, к поджогу?

Марина Николаевна неопределенно мотнула головой.

— Как вам сказать… Я, по счастью, от представителей закона всегда была далека. Но знаете, есть такой типаж, еще в сериальных детективах подобных персонажей любят выводить — либо мент, либо бывший мент, либо…

— Мент-бандюган! — подсказала Самоварова.

— Именно! — наконец немного расслабившись, вяло хохотнула Марина Николаевна.

— Я поняла, о каком типаже речь. Кстати, если не секрет, где вы работаете?

— Аналитиком у бизнесмена Заплечного. Слышали, наверное, про такого?

Варвара Сергеевна напрягла мышцы лба и память.

— Это не у него ли лет десять назад выпрыгнула, пытаясь свести счеты с жизнью, с балкона наркоманка-дочь?

— У него, — будто испытывая личное неудобство оттого, что из всей богатой на события биографии известного в городе бизнесмена ее собеседница вспомнила именно об этом страшном факте, отвела взгляд Марина Николаевна. — Но я у него тогда еще не работала.

— Помнится, девочка чудом выжила, — вспоминала Самоварова.

— Выжила, но осталась инвалидом.

— Насколько я знаю из желтой прессы, Заплечный тогда увлекся молоденькой актрисой, совсем забросил дочь… Про его многочисленные романы одно время много писали. Ему так нравится коллекционировать женские сердца?

— Варвара Сергеевна, нас связывают сугубо рабочие отношения. — В голосе Марины Николаевны появились едва ощутимые льдинки. — Штат у него большой, я даже не имею доступа к царскому телу, надо мной еще два начальника.

— И что же вы для него анализируете? — любопытствовала бывший следователь.

— Рынок акций. Я экономист по образованию. Много лет работала в крупном банке, затем, через знакомых мужа, получила нынешнюю должность. Работа не пыльная, к стулу целый день не привязана, а платят хорошо.

— Не скучно?

— Скучно, — пожала худенькими плечами Марина Николаевна, — мне давно уже скучно. Муж тоже вкалывает, а детей у нас нет. Оттого, что скучно, и лезет в голову всякая дурь.

— Например? — внимательно вгляделась в ее лицо Варвара Сергеевна.

— Я не знала никакой Лидии Петровны, — призналась Марина Николаевна. — Знаю о ее существовании, но никогда ее не видела.

Варвара Сергеевна, сделав вид, что эта информация ей не слишком интересна, сухо спросила:

— Зачем же врали?

— Есть вещи, в которых невозможно признаться даже подруге, что уж говорить про остальных… Я должна была как-то объяснить этой агрессивной тетке свое присутствие в вашем доме.

Самоварова усилием воли намеренно не подталкивала собеседницу к развитию беседы.

Этот прием она любила применять, когда работала в органах — если подследственный начинал говорить правду или нечто близкое к ней, на него лучше было не давить: был риск, что, придавленный наводящими вопросами, он снова начнет петлять и выкручиваться.

Жадность во взгляде, которым Марина Николаевна смотрела на окна пятого этажа, красноречивей всяких слов говорила о том, что дело было действительно в чем-то очень личном.

— Давным-давно, сразу после окончания школы, я записалась в «Академию йоги». В те времена это учение еще не процветало повсеместно, на весь город был с десяток людей, которые практиковали йогу. За красивым названием «Академия» скрывался обычный подвал жилого дома, наспех отремонтированный, пронизанный постоянными сквозняками. Там я и встретила своего наставника, одного из преподавателей. Ему было около сорока, мне восемнадцать. Через пару месяцев между нами возник страстный роман. Мой возлюбленный был приезжим из Еревана. Лидия Петровна — кажется, так ее и звали — была то ли дальней родственницей его матери, то ли ее старой институтской подругой. Влюбленных по уши юных девушек редко интересуют подробности… У него были ключи от квартиры в этом доме. Я могу ошибиться с подъездом, но дом точно этот и этаж пятый! Он не жил здесь, но регулярно помогал этой женщине продуктами и мелким ремонтом. Само собой, мы приходили сюда только днем, пока она была на работе.

Марина Николаевна говорила негромко, но возбужденно и не переставала перебегать взглядом по окнам пятого этажа.

— Если я вас загрузила, прошу прощения… Вы, наверное, торопитесь? — вдруг спохватилась она.

— Пока еще не сильно тороплюсь, — сдержанно ответила Варвара Сергеевна.

— Так вот…

Расчет Самоваровой оказался верным — начав откровенничать, остановиться Марина Николаевна уже не могла.

— Конечно, вы уже догадались: он меня бросил. Просто взял и исчез в один день. Этот день до сих пор остается одним из самых черных в моей жизни. В «Академии» он больше не появлялся, а на все мои расспросы никто из преподавателей не дал мне вразумительного ответа. Думаю, в Ереване у него осталась семья. Подкопив денег, он просто взял и уехал к себе.

— Банальная история первой девичьей любви, — смягчила голос Варвара Сергеевна.

— С тех пор прошло двадцать лет. Конечно, за это время у меня были мужчины, не так уж много, но и немало. От этой истории я отходила года два и только спустя время смогла кого-то к себе подпустить. Жизнь продолжалась, долгие годы мне казалось, я сумела его забыть. А теперь воспоминания, как спрятанный до времени нож, стали резать меня, не давать покоя.

— Понимаю вас.

— Спасибо… И мужчина у меня есть, и денег хватает, живи — не хочу! А я все будто что-то раскопать пытаюсь. В своих воспоминаниях я постоянно говорю с тем человеком, отвечаю на придуманные мною же его вопросы так, как бы ответила не тогда, будучи глупой и восторженной, а сейчас, с позиции накопленного опыта.

— И чем же он вас так зацепил?

— Он был моим лучшим любовником. Поверьте, мне есть с чем сравнить! Я живу с хорошим, правильным мужчиной. Те, кто был до него, также были вполне достойными. Но никто из них не сумел сделать меня счастливой. Банально, но выходит, все дело в сексе. Хотя я бы назвала это раскрытием чувственности, раскрытием женской власти, моего естества, которое учитель сумел из меня вытащить. Век женщины недолог. Естественная красота и задор быстро уходят, уступая место комплексам. Как бы я ни хорохорилась, понимаю же, что старею… Тело уже не то, и мысли с утра до вечера крутятся вокруг одних житейских проблем. Это мужчины, почти до глубокой старости, способны самку покрывать, а у нас, самок, не физика — эмоции на первом месте… Тот человек подарил мне самую яркую эмоцию в жизни! С ним я была Любовницей с большой буквы, и тело и душа моя отдавались ему каждой клеточкой. Даже, знаете, не ему… — Она старательно