Барабаны летают в огне - Петр Альшевский

Ничего еще не освоил.

А про бетоноукладчика вы сказали…

Сказал и сказал, перебил Саполодиса Онисифор. Бог ты мой, что же у меня за озлобленность. От вашего разгула страстей она у меня! Чем покойницу осквернять, отрывались бы по полной друг с другом.

Позвольте мне вашу инициативу принять в штыки, промолвил Купередис. Определенные мужчины с товарищами сношаются, но мы, знаете ли, вне такой игры.

А вы, сказал Онисифор, пошагово в нее вступайте. Искрометно вогнать мужчине вам не дано, так вы за руки подержитесь. Жестянщик нынче на девушке, а вы, господин архивариус, рядом с ним прилягте и ощутите его руку в своей. Глядишь, ток между вами и пройдет.

Не нужен он мне возле меня! – крикнул Ферстулос, девушке ноги приподнимающий. – У меня и без его близкого присутствия тут застой. ПОЛОВИННАЯ ЭРЕКЦИЯ. Член не опадает, но до приличествующего не набухает.

Недостающее можно восполнить, промолвил свинарь.

Ноги я ей задрал, втыкания убыстрил, но усилия сплошь бесполезные, пожаловался Ферастулос.

Они твои, сказал Саполодис. А рука моя.

Но я же говорил, что…

Ты это не мне говорил. Архивариусу да, но мы же с ним не на одно лицо и не одинаковой стати. Он тощ, а я здоровячок! Жгучего стремления ко мне ты, присмотревшись, не обрел?

Я останусь нем, процедил Ферастулос.

НАХЛЫНУВШЕЕ ЖЕЛАНИЕ КО МНЕ просит у тебя удовлетворения, но ты ему не ответишь? – спросил свинарь. – Даже «нет» ему не скажешь?

Ты меня, сволочь, уничтожаешь… я подкисал, но сколько-то у меня стояло! Огоньком чуть-чуть обогревало. Теперь мой огарок закидан твоим дерьмом. Обрушили на меня ковш самого зловонного… на девку я никого не пущу!

Демарш? – строго осведомился Куперидис.

До тех пор пока я в нее не изольюсь, вы на ней позицию не займете, заявил Ферастулос.

Я отобью ему почки, промолвил Куперидис.

А я шею сломаю, сказал Саполодис.

Первым, значит, я, кивнул Куперидис.

Ты ему вмажь, а я затем крутану.

Вы это о чем? – пробормотал вскочивший с девушки Ферастулос.

Да перешучиваемся мы, промолвил Куперидис. Стадия недоразумения нами пройдена?

Девушка в вашем распоряжении, буркнул в сторону Ферастулос.

Ее потенциал, по-моему, не исчерпан, стаскивая свои вельветовые штаны, сказал Куперидис. Кто-то пошел отдыхать, но у меня он ВСЕ ТВЕРЖЕ. По гроб жизни инспектору Галоктодуло спасибо говорить буду.

За твердость вашего пениса? – сконфуженно спросил Онисифор.

Пенис – фамилия игрока «Аксаса», промолвил Куперидис. Защитника он играет.

Пенис и защитник? – хмыкнул Саполодис. – Чепуха. Он может быть исключительно нападающим!

Их тренеру, чтобы он перевел его вперед, телеграмму я отошлю, сказал Куперидис. Мне на девушку забираться или на ваши вопросы об инспекторе Галактодуло отвечать?

А давать мне взвешенные ответы ваше возбуждение вам позволит? – переспросил его Онисифор.

Разумнее его сбросить, промолвил Куперидис. Засечем-ка полминуты. Если я ее расхочу, мы спокойно поговорим об ИНСПЕКТОРЕ ГАЛАКТОДУЛО – девушку он нам дал, ничего за это не взял… если меня не отпустит, я ее трахну, а после мы с вами побеседуем. Вы, смотрю, при часах. Я бы по своим отмерил, но они у меня не ходят.

Часы у вас на руке внешне ценные, сказал Онисифор. Для форса их носите?

Я за прилежный труд в архиве народного банка их получил. Народного банка Кипра, вам думается?

О существовании у нас подобного банка, я…

А в Китае он существует.

Но вы же не в китайском архиве работали, пробормотал Онисифор.

Вы готовы настаивать на этом, несмотря ни на что? – усмехнувшись, спросил Куперидис.

Для работы в китайском архиве совершенно необходимо знание иероглифов, сказал Онисифор. Если иероглифы вам непонятны, в китайском архиве вы не работали.

Полностью с вами согласен, кивнул Куперидис. БЕЗ ЗНАНИЯ ИЕРОГЛИФИКИ бумаги на китайском не разгребешь.

Вы что, хотите сказать, что вы ее знаете? – спросил Онисифор.

Тридцать секунд прошло стопроцентно, промолвил Саполодис.

Мы не засекали, но похоже на то, сказал Куперидис.

К траху ты расположен? – осведомился Ферастулос. – Вдуть девке тебя подмывает?

Да за разговорами эрекция у меня несколько…

Тогда ты их продолжай, а на нее я возлягу. Я ей, а ты ему… про инспектора Галоктодуло.

До Галактодуло, сказал Онисифор, я про иероглифы послушать желаю. Не подумайте, что данную тему я мусолю, но если вы заговорили, извольте договорить. Вы необычны? Вы и сейчас от обыденности отходите, но иегроглифы изучить – не мертвую оттрахать. ГНИЕТ ДОХЛАЯ АНТИЛОПА! Я не спрашиваю у вас, трахнули бы вы ее, не трахнули, я насчет иероглифов. Что-нибудь ими написанное вы прочтете?

Без напряга, ответил Куперидис.

«На свадьбу смерть зовет», – процитировал Новалиса батюшка. – А вас на иероглифические луга что позвало?

Меня растила бабушка.

Ну бабка… и что с того, что бабка….

Бабка – китаянка.

По вам не видно, что у вас в роду есть китайцы, пробормотал Онисифор.

У меня почти сплошные киприоты, но киприоты на меня забили, а бабка-китаянка всю душу мне отдала. Дед, отец, четыре родных дяди – они киприоты без примеси. Столь же чистейшие киприоты, сколь и чистейшие гниды. Мама наполовину китаянка. Сбагрила меня и в Бразилию!

К любовнику? – вкрадчиво поинтересовался побродивший и вернувшийся Ферастулос.

Для нее пришло время создавать вторую семью и вот она кого-то повстречала. Он ЗАНИМАЛСЯ РАЗГАДКОЙ ШУМЕРСКОГО ЯЗЫКА.

Он бразилец? – спросил Онисифор.

Да киприот он какой-то из Коурдаки, проворчал Куперидис. В Бразилию он вести свои исследования улетел.

Но Шумеры – это около современного Ирака, промолвил Онисифор. В Бразилию-то его в какой связи забросило?

Возможно, в Бразилии обнаружился последний древний шумер.

Выживший что ли? – спросил Онисифор. – Века прошли, а он сквозь века? Более допустимо, что в Бразилию его привлекли какие-нибудь материалы, невесть как занесенные туда артефакты, увлекшись ими, в Бразилии он засиделся, и ваша мать не выдержала и к нему. А отец почему вас бросил?

После ее отъезда он неожиданно всего китайского стал противником. Его семья и до этого женитьбу на полукровке не одобряла, а когда мама свалила в Бразилию, ШОВИНИЗМ ВЗЫГРАЛ и в отце. Я не забыл, насколько неблагосклонно на меня он глядел… мне и пяти не исполнилось, а он на меня будто на кровника смотрит. Однажды он привел меня к бабушке, усадил за ткацкий станок и хлопнул дверью. Естественно, н не первый, кто так прощается.

Ткацкий станок у бабушки, потому что она ткала? – осведомился Онисифор.

На нем ткала не она, а поступившая к ней в услужение Гунь. Из кантона Сыцунь.

А бабка-то у него ушлая, присвистнул Ферастулос. Наемный труд использует.

Госпоже Гунь она ничего не платила, промолвил Куперидис. Госпожа Гунь из поднебесной знати – корячиться на простолюдинку никогда бы не нанялась. Но на мою пролетарскую бабушку ГОСПОЖА ГУНЬ впахивала.

Не за деньги, пробормотал Онисифор. Что же у нас получается… на Кипр госпожа Гунь приехала из Китая?

Примерно тогда же, когда моя мать улетела в Бразилию.

А отлет матери и прибытие Гунь между собой как-то…

Совершенно не взаимосвязанные события.

4

Значит, рассеивать неясность мы будем, выискивая иное, сказал Онисифор. Гунь, Гунь, Гунь… в кантоне Сыцунь она госпожа Гунь, а на Кипре никем не оплачиваемая ткачиха. С головой-то у нее порядок? УМОПОМРАЧЕНИЕ МНЕ ВЕРСИЕЙ ВЫДВИГАТЬ?

Здоровье психики, вопрос растяжимый, протянул Куперидис. У моей бабушки госпожа Гунь мужа увела. Бабушке было сорок шесть, госпоже Гунь пятьдесят четыре, но он перебежал к той, что постарше.

Из каморки во дворец и я бы рванул, лаская мертвую девушку, сказал Саполодис.

У нее не дворец, а одноэтажный дом, возразил Куперидис. Ты чего с девкой-то тянешь? Чего не вставляешь?

Я тонко понимаю свою природу, ответил свинарь. Если без спешки, кайф я продлю. Я на плоскогорье, но в высшей его точке. Сам секс – отвесная скала, на которой я непродолжительно держусь и срываюсь, а отсюда я камнем в туман не обрушусь. Я о тумане, что у меня перед глазами, когда я оргазм испытал. Туман такой непроходимый… ЧТО-ТО ПЕРВОБЫТНОЕ!