Не-птица (СИ) - Дёмин Андрей

— Уходи от него! — я взял её руки в свои.

— Куда? — девушка посмотрела в глаза. Затравленно.

«Ко мне!»

Я пожал плечами.

— Квартира у вас чья?

— Его, — Лена отступила на шаг.

— А родители у тебя где живут?

— У меня только папа. Мама ушла давно.

— Извини.

— Ничего. Это было давно. Папа — дальнобойщик. Маме не нравилось. В общем, есть папина квартира. Но если я туда вернусь, папа будет спрашивать… Не хочется.

— Почему ты просто не расстанешься со Светлицким?

Мы снова пошли вровень, так что говорить стало проще.

— Я могу ему помочь, — нахмурилась Лена. — Понимаешь, его таким вырастили. Паша хороший. Не всегда, но хороший. Я в него верю.

Остро захотелось выругаться. К счастью, мы дошли до перекрестка, где нужно было расходиться по домам.

— Что ж… — Леночка остановилась и кивнула, прощаясь. — Спасибо, Глеб. Ты очень хороший.

Я свернул во двор. Солнце зависло у горизонта, не торопясь погружать Новосибирск в темноту. Вечера у нас очень-очень долгие, закат тянется до одиннадцати. Можно бродить по проспектам и улочкам, сколько угодно. Вот только мне не угодно. Домой хочется. Но закат красивый, что правда, то правда. Будто псих-импрессионист швырнул палитру с желто-красными оттенками на край голубого полотна. И теперь краска растекается бесконечной стеной, а ты смотришь и думаешь, как ничтожен перед великолепием небес.

Подъездная дверь скрипнула, пропуская меня внутрь. Шаги гулко отдавались на лестничных площадках. Я поднимался и думал о Светлицком. Как спасти от него Леночку?

«Вообще-то, это она его собирается спасать!»

Открыв дверь, я шагнул в квартиру, оставив в подъезде собственные сомнения. Сейчас лучше не напрягать мозг — завтра выходной, дома Иволга с особенным чаем. Еще в обед написала, что приготовила «мощщщщщный» сбор. Боюсь представить.

— Здорово, дерево! — мелкая выскочила из комнаты и повисла на мне, потом разжала руки и унеслась на кухню. — Щас чифирнем!

Я только вздохнул и, бросив рюкзак у стены, пошел следом. Иволга уже поставила чашки на стол, затем наполнила их бледно-зеленой жидкостью. Взял свою, вдохнул запах трав, мягкий и обволакивающий. Выпил. Чай горчил, вяз на языке и в целом оставлял странное, но все же приятное послевкусие. Мир сразу как бы просветлел, заиграл красками. Ива, успевшая уже допить свою порцию, перегнулась через стол и звонко поцеловала меня в щеку.

— Только не вздумай так делать при Русе. Он не поймет.

— Я не настолько тупая, — отмахнулась мелкая. — Готов завтра тусить со спиногрызами?

Кивнув, я осушил кружку и потянулся к чайнику.

— Э, ть-ть-ть-ть-ть! — Иволга схватила за руку. — Не торопись. Выпьем еще через часок. Не раньше.

— Это почему еще? — спросил я.

— Н-ну…

— Ива!

— Передоз будет, — выпалила красноволосая, и выскочила из кухни, не дожидаясь, когда я кину в нее чем-нибудь.

— Ты туда чего добавила?!

— Белену! — сообщили из коридора. — Совсем-совсем мало, даже глюков нет!

Я бросился мыть чайник. Вода слегка расплывалась перед глазами, от чего захотелось слегка ударить Иволгу десять раз подряд. Расправившись с остатками наркотического чаепития, пошёл ругаться с зачинщицей.

Зачинщица валялась на диване, схватив маленькую подушку, чтобы в случае чего отбиваться. Я швырнул в неё футболкой. Ива взмахнула руками, футболка отлетела в угол. Я подошел к мелкой, вцепился в плечи, чтобы как следует тряхнуть, вытрясти всю эту идиотскую дурь. Иволга оказалась ловчее — мою поясницу оплели маленькие ножки, а сзади на шее сомкнулись короткие пальчики. Девушка притянула меня к себе и поцеловала: быстро, ласково, виновато. Мы целовались редко, но с удовольствием — Ивушка умела это делать.

— Не злись, пожалуйста. Не нравится — больше не буду такое заваривать.

Она победила, просто и моментально. Из меня будто выдернули стержень, пусть гнущийся и пластичный, но все-таки — стержень. Рухнув рядом с Иволгой, я сосредоточился на дыхании. Вдох-выдох. Я спокоен.

— Совсем не нравится. Ты еще и наркоманка?

— Н-ну…

— Не юли!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Нет, — ответила Ива. — Только чуть-чуть, очень редко. Вот как сейчас. Ещё на тусовках закидываюсь. Не торчу, не ломает. Угомонился?

Я кивнул.

— Никогда больше так не делай.

— Усвоила, — буркнула девушка, прижимаясь к груди. — Давай не портить отличный вечер скандалами?

Я не ответил. Зазвонил телефон, пришлось брать трубку.

— Да, мам. Все хорошо. С работы пришел, ужинаю. Нет, ещё не нашел по специальности… Мам, я ищу. Нет, не надо. Мам, это не так быстро, специальность редкая! Да ищу я!!! Всё, всё. Прости. Не кричу. Ладно, мам, ужин стынет. Нет, суп. И я тебя люблю. Пока.

Положив трубку, около минуты восстанавливал дыхание. Ива благоразумно молчала, глядя на меня своими глазками-миндалинками. Наконец, решилась мяукнуть:

— Ты аж посерел. Добро пожаловать в клуб «Детки в клетке».

— Заткнись, — буркнул я. — Не хочу её обсуждать.

— Опять сегодня Ленку провожал?

— Как догадалась?

— Ты домой приперся с тригонометрической мордой.

— Чего?

— Лицо, говорю, сложное было, — хихикнула мелкая. — Рассказывай!

Я прикрыл глаза, и пересказал наш с Леной диалог. Иволга тяжело вздохнула.

— А нормальные девочки вокруг тебя существуют?

— Не знаю, — усмехнулся я. — Не находил ни одной!

Ива закинула руки за голову.

— Только не вздумай укрывать Ленку от проблем, которые она себе организовывает!

Я сделал вид, что очень занят укладыванием подушки.

— Не думаю, что у нее хватит желания «спасать» Светлицкого.

Мелкая громко фыркнула.

— Вещь не спасает своего хозяина, что бы она там о себе не воображала.

— Эй! За языком следи!

— Сам следи, — вяло огрызнулась Иволга. — Говорю, как есть: Ленка для её ненаглядного ушлёпка — статусная вещь. Первая тёлка на районе, сечёшь? Пацаны завидуют, шалашовки поплоше — пытаются отбить статного мужика.

Я стиснул зубы.

— Интересно, а что ты обо мне думаешь? Что говоришь другим за глаза?

Ива мазнула по лицу медленным, пьяно-масляным взглядом.

— Что ты симпатичный, скучный, пошлый маменькин сынок, с которым приятно разговаривать, потому что умный, обстоятельный и достаточно тормознутый, чтобы не подкалывать. Но это к делу не относится. Я тебе описала, как видит Ленку её возлюбленный. А мне, в целом, на неё плевать. Тут с одним деревом невозможно управиться, а ты предлагаешь ещё о чужом кустике думать!

Я вздохнул и отвернулся к стенке. Иволга с минуту лежала спокойно, потом бесцеремонно закинула на меня ножки.

— Я тут это…

— Чего?

— Короче, ты ноут выключить забыл утром…

— И? — я перевернулся, сбросив с себя лишние конечности.

— Хорошо пишешь.

Возникшая в комнате тишина, казалось, истончилась до пленки, до паутины, готовой разлететься от малейшего движения. Я смотрел на Иву снизу вверх, мы так лежали, я смотрел в её глаза, тёмные, как кофе без молока. Глаза не лгали.

— Что… Что читала?

— Да что последним писал, — дернула узкими плечиками девушка. — Неплохой ужастик. Я бы посмотрела.

— Спасибо, — улыбнувшись, я потупился.

— Не пробовал писать книги?

— Книги — прошлый век.

— Книги — это вечность, — хмыкнула красноволосая. — Видел хоть раз ремейк Толстова? Может, мама Роулинг устарела?

Я помотал головой.

— Книги — вечны, как людское воображение, — закончила мысль Иволга.

***

— Ласкласку!

Я улыбнулся в сотый за утро раз. Губы уже ныли от поддержания веселой и добродушной гримасы, но едва я позволял себе их расслабить, налетала раскрасневшаяся и немного растрепанная Иволга, требуя «давить лыбу, м-мать твою за ногу!». Приходилось давить.

— Какую тебе, красавица?

Красавице четыре года, у неё вывалился молочный зуб, и она пока не выговаривала «р». Мы стояли посреди парка, за небольшим столиком, на котором горой были рассыпаны цветные карандаши и фломастеры. В правой руке у меня лежала «касса» — старая, хорошо вымытая, глубокая стеклянная пепельница, в левой — стопка белых листов с напечатанными на них раскрасками. Простите, с ласкласками.