Экспедиции в Экваториальную Африку. 1875–1882. Документы и материалы - Пьер Саворньян де Бразза

Нередко женщинам приходится нести от тридцати до сорока килограммов. Понятно, что они предпочитают оставаться в каком-нибудь селении в качестве залога, что случается, когда у их мужей кончаются товары. Мужчины уходят за новыми и отсутствуют некоторое время, а по возвращении отыскивают и забирают обратно отданных под залог жен. Те обычно не жалуются на пребывание у чужих; временные владельцы обращаются с ними относительно хорошо, тем более что женщинам позволяется принимать их ухаживания. Таким образом жены возмещают натурой процент с суммы, одолженной их законным мужьям.

Торговля бакале простирается достаточно далеко. Люди из Самкиты действительно добираются до земель бангве[285] к югу от страны оканда. Бангве же, в свою очередь, доходят до земель симбо[286] и окона[287].

Мы останавливаемся в деревне Нтамби и с удовольствием проводим послеполуденные часы в обществе господина Нассау[288], миссионера-протестанта из Америки[289]. В 1875 г.[290] он самостоятельно обосновался у бакале. Господин Нассау в отчаянии, что его миссия не приносит желаемых результатов в стране, где у его противников, агентов факторий, есть масса возможностей споспешествовать падению нравов.

Нам представляется случай оказать ему услугу. За несколько дней до этого некий вождь, которому другой поручил продать бивень, предложил собственнику слоновой кости недостаточное количество товаров; не согласившись с ценой, тот потребовал свой товар обратно. Чтобы дать ход делу, он задержал пирогу Нассау и заявил, что не возвратит ни ее, ни гребцов, пока не удовлетворят его ходатайство. Мы сумели, правда не без труда, вернуть все бедняге Нассау, который, впрочем, не очень удивился этому происшествию, вызвавшему у нас странные мысли о некоторых нравах туземцев. Согласно обычаям страны, третья сторона, которую таким способом вынуждают стать арбитром, должна использовать свою власть для того, чтобы вершить правосудие, а не для того, чтобы избавляться от чрезмерно назойливых просителей.

На следующий день[291] мы прибываем в Самкиту, где нам сообщают, что Марш только что покинул селение[292]. Ему так и не удалось избежать ссоры с туземцами, и он смог достать только одну пирогу[293], на которую погрузил часть своих товаров, а другую оставил под охраной двух сенегальцев.

Мы проводим четыре дня в Самките. Из-за болезни Балле и Амона мы не можем продолжать наше совместное путешествие; впрочем, я и сам против общего отъезда, поскольку не надеюсь на пополнение ресурсов в этой местности; я должен быстрее продвигаться вперед, чтобы добыть их для своего отряда.

Я слежу за устройством больных в одной из хижин, построенных Маршем[294], и оставляю им четырех лапто; они будут находиться там, пока я не пришлю за ними кого-нибудь из оканда.

Приняв все предосторожности, 18 января я покидаю Самкиту. Мое подавленное состояние мешает мне осуществлять полный контроль за десятью пирогами[295] и примерно ста шестьюдесятью участниками плавучего каравана.

Глава VI. От Самкиты до Сангалади

Мы вскоре достигаем точки слияния какой-то речки с Огове с правой стороны[296]. В своем верхнем течении она орошает земли, где, как говорят, обитает некая новая раса людей – это смелое и воинственное племя павинов, которые постепенно мигрируют к реке. Бакале, охотясь во внутренних областях страны, иногда встречаются с ними, но стараются избегать столкновений с чужаками, не понимая, что те, в силу своей малочисленности, никогда бы не стали предпринимать каких-либо враждебных действий.

До настоящего момента мы плыли между низкими и болотистыми берегами, прорезанными каналами. Никаких следов скал; почва, казалось, полностью образована наносами. Острова, первоначально просто песчаные мели, куда течение мало-помалу выбрасывало всякий растительный мусор, укрепились благодаря выросшим на них мощным деревьям, давшим начало рощам. Вокруг нас простиралась равнинная земля, которая начинала подниматься только на расстоянии двадцати километров от берегов.

Теперь же картина резко меняется. Огове, уже не столь широкая, но зато более глубокая, стиснута между двумя высокими берегами; мели встречаются реже; крутые берега обнажают корни, которые, корчась долгое время в пустоте, наконец падают в воду и уносятся потоком, чтобы превратиться в строительный материал для какой-нибудь новой отмели. Молчание широкого водного полотна, сверкающего под раскаленным небом, сменяется шумом буйной волны, бьющейся о скалистые берега; мы не страдаем больше от гнетущей неподвижности воздуха, которую не нарушало даже самое легкое дуновение; сейчас порывы ветра вместе с рекой приносят нам ощущение свежести. Становятся другими и краски окружающего мира: Огове меняет свой цвет от отраженных в ней темных силуэтов прибрежных растений, склоненных над водой; солнце умеряет свой блеск на темно-зеленом фоне деревьев, на котором сверкают иногда только яркие пятна комбо-комбо[297].

Мы входим в зону террас, откуда начинается центральное плато этой горной области. С некоторых точек уже можно различить вдали за первыми холмами голубоватые очертания окотезских гор[298]. Миновав узкий проход, мы наталкивается на выступающую из воды огромную глыбу конической формы, которую туземцы считают богом Верхней Огове; проплывая мимо, каждый из них окропляет несколькими каплями этот каменный фетиш.

Мы достигаем островов Нджоле[299]; здесь сила течения резко возрастает. Мы высаживаемся и, как обычно, разбиваем лагерь; надо проверить, хорошо ли закреплены грузы на пирогах, ибо мы уже на подступах к порогам.

Мои люди скручивают у костра длинные лианы, превращая их в гибкие веревки. Ящики крепко связаны и помещены в некое подобие сети, прикрепленной к борту. Все гребцы вооружаются шестами.

Караван покидает Нджоле, поднимаясь почти по прямой к маленькому острову Миссанга[300], где нас ждут пороги.

Первые пороги расположены между этим островом и правым берегом Огове: их можно обойти, если идти по фарватеру у левого берега. Но туземцы предпочитают, хотя это и нелегко, продвигаться среди скал, отталкиваясь от них шестами или же волоча пироги на лианах, а не грести в открытом пространстве реки, что требует огромного напряжения. Иногда само русло ощеривается скалами с причудливо выточенными краями. Высокие горы теперь совсем близко от нас: мы видим вершину Конгве[301], поднимающуюся более чем на тысячу метров. Проход через этот огромный массив все более и более сужается, затрудняя продвижение.

К концу дня мы входим в настоящий амфитеатр из скал, между которыми с яростью рвутся волны. Приходится сражаться со встречными течениями; особенно опасны водовороты, которые Огове коварно прячет под спокойной гладью вод.

После неимоверных усилий, которые, однако, не истощают нашего упорства, мы наконец подходим к Сангалади, самому большому из трех островов, которые в этом месте фактически перегораживают реку. Мы оказываемся в первом селения окота[302], у вождя Джумбала. Проход, который мы только что миновали, теперь расширяется, превращаясь у наших ног в огромный бассейн, усеянный рифами и обрамленный высокими лесистыми горами. Нас сковывает усталость; но мы понимаем, что перенесенные трудности лишь подготовка к еще более тяжелой работе, которая предстоит нам в последующие дни.

Если в Самките, как мы увидели, идет активная торговля каучуком и слоновой костью, то здешнее население незнакомо со сбором каучука. Окота продают козлят и рабов[303]; торговые дела они ведут с прибрежными жителями; для этого им приходится спускаться вниз по реке до Ламбарене или подниматься вверх до страны оканда. Свой основной доход, впрочем, они получают от налога, который взимают с тех, кто проходит по их территории.

На Сангалади, куда мы прибыли 22 января[304], я встречаю Марша, который уже два дня[305] не может отправиться в путь из-за отсутствия гребцов[306]. Бакале, доставившие его сюда, отказались, не имея опыта, проходить пороги. Однако главными виновниками дезертирства были местные жители[307], которые уговорили их покинуть эти места[308], поскольку были заинтересованы как можно дольше задерживать у себя Марша с его товарами.

Долгие переговоры с Джумбалой и остальными вождями завершаются обещанием предоставить нам людей. Чтобы у моих иненга и галуа, подобно бакале, не возникло искушение удрать, я покидаю Сангалади.

24 января пополудни Марш[309] присоединяется ко мне в небольшом селении Эдибе[310].