(Настоящая) революция в военном деле. 2019 - Андрей Леонидович Мартьянов

1942 года разворачивалось советское наступление (операция "Уран"), войска Красной Армии сосредоточили три армии, одну из них танковую, против единственной румынской третьей армии, таким образом достигнув численного и качественного преимущества, которое привело к прорыву и возможному уничтожению немецкой, итальянской, венгерской и румынской армий в самом кровопролитном сражении Второй мировой войны.10

Конечно, кажется просто интуитивным, что должно победить большее число, или, используя максиму, которую часто ошибочно приписывают Сталину: количество имеет свое собственное качество. Это правда, цифры действительно имеют значение, но качественные факторы, иногда выражаемые в количественной форме, приобретают все большее значение в геометрической прогрессии всякий раз, когда речь заходит о современной общевойсковой войне. В конце концов, разгром армии Саддама в 1991 году был достигнут в первую очередь благодаря подавляющему превосходству в качестве Вооружённых сил США, при этом существенное численное преимущество Коалиции играло важную роль, но было подчинено качеству, качество — это способность убивать во много раз больше врагов, чем наоборот. Как и в приведенном выше примере сил специальных операций, сражающихся с численно превосходящим ополчением, можно решить, даже в рамках простой модели истощения по квадратичному закону, проблему качества, придав один или два ударных вертолёта этим силам специальных операций, что резко изменит баланс из–за огневой мощи вертолётов, что резко увеличит α, коэффициент боевой эффективности специальных операций, таким образом гарантируя, что 40 бойцов специальных операций смогут эффективно бороться с силами ополчения численностью 180 человек и даже более крупными силами с небольшими потерями для себя.

Как показали российские операции против террористов в Сирии, использование высокоточного боевого оружия, такого как крылатые ракеты Х-101 или 3М14 (семейства "Калибр"), значительно облегчает работу сил специального назначения, нанося удары по позициям террористов, комплексам и другим местам их сосредоточения до того, как специалисты по специальным операциям проведут зачистку. Не следует забывать о прямой непосредственной поддержке с воздуха штурмовиками и вертолётами. Это дополнительное качество. На войне качество — это фактор, позволяющий уничтожить больше врагов с наименьшими потерями для себя.

Это подводит нас к всегда важному вопросу о том, как убивать врага. Модель Ланчестера — одна из немногих других моделей, которые в основном используются для описания наземных боевых действий. И даже здесь мы приближаемся к историческому моменту, когда простая модель Ланчестера рушится для ведения войны развитыми государствами с передовыми вооружёнными силами. В таком конфликте значение истощения меняется, потому что современная война в первую очередь ориентирована на сеть и представляет собой противостояние с применением высокоточного оружия. Это абсолютно не означает, как многие предсказывали, конец традиционной общевойсковой войне — обычные, неядерные боевые действия крупными формированиями ни в коем случае не прекратились и не устарели. Отнюдь, после катастрофических реформ российских Вооружённых сил, проведенных бывшим министром обороны Анатолием Сердюковым, которого подбадривал хор в значительной степени некомпетентных военных “экспертов” из так называемого либерального лагеря России, резкое возвращение российских сухопутных войск к дивизионной структуре и реорганизация таких формирований, как армии на западных границах России, свидетельствуют о жизнеспособности крупномасштабного варианта с применением обычных вооружений.11

Такое переосмысление Россией общевойсковой войны не случайно. Неудивительно и разумно, что Россия рассматривает НАТО — которая в первую очередь является силой, контролируемой Соединенными Штатами и направленной на продвижение их интересов, в то время как остальные члены НАТО являются лишь подчиненными придатками — как реальную угрозу у своих границ и поэтому по необходимости выбирает также иметь силы, которые могут бороться с любой комбинацией угроз, исходящих от Североатлантического союза, и победить их в обычной войне. Однако, в отличие от Ирака, Россия обладает обычными вооружениями, которые предназначены для нанесения ударов на оперативную и стратегическую глубину не только в Европе, но и в Северной Америке, обеспечивая таким образом серьезное обычное, не говоря уже о ядерном, сдерживание любых покушений на Россию и её окрестности. Растущая нуклеаризация американской военной доктрины, драматический отход от 1990‑х и 2000‑х годов, когда американское всемогущество в области обычных вооружений открыто заявлялось во многих случаях, является яркой иллюстрацией зарождающегося осознания тектонического сдвига в природе ведения войны.

Даже краткие сравнения заявленных целей Обзоров ядерной политики США (NPRS) за 2010 и 2018 годы дают поразительное свидетельство дрейфа Америки в сторону ядерного оружия, позиция, все больше напоминающая российскую модель опоры на ядерное сдерживание в 1990‑х годах, когда обычные вооружённые силы России были практически уничтожены некомпетентным и преступным управлением ельцинского режима. В NPR 2010 года в качестве одной из своих главных целей было четко указано снижение роли ядерного оружия.12 Это предлагаемое сокращение не было связано ни с общими опасениями тогдашнего президента Обамы в отношении ядерного оружия, ни с каким–либо благоразумным отношением американских политиков. Скорее всего, это было в первую очередь связано с уверенностью истеблишмента национальной безопасности США в доблести Америки в области обычных вооружений — именно такую позицию Америки предсказал в 2008 году знаменитый российский главный конструктор ракетно–ядерных технологий Юрий Соломонов.13 Тем не менее, десять лет спустя, в NPR 2018 года ядерное оружие по–прежнему указано в качестве основного “средства защиты от неопределённого будущего”.14 Основной причиной этого сдвига является признание революционных изменений в ведении войны, которые создали обстоятельства, при которых Вооружённые силы США не гарантированно будут убивать более эффективно и, фактически, скорее будут иметь более высокие показатели истощения, чем их противник.

Такое положение дел было достигнуто благодаря способности России атаковать ключевую военную инфраструктуру, которая в течение последних нескольких десятилетий рассматривалась Соединенными Штатами как критически важная для командования и контроля их вооружённых сил и как неприкосновенная, в первую очередь из–за того факта, что типы противника, с которыми сражались американские войска, были совершенно неспособны нанести удар в оперативную и стратегическую глубину. Это перестало иметь место после того, как Россия в октябре 2015 года запустила крылатые ракеты X-101 дальностью более 5000 километров и 3M14 дальностью более 2500 километров по террористическим объектам в Сирии из глубины российской территории. Об этом запуске слышали и смотрели во всем мире.

Значение этого запуска, помимо его чисто пропагандистской ценности, каким бы важным оно ни было, было обусловлено тем фактом, что каждая отдельная установка НАТО и США в Европе, на Ближнем Востоке и в некоторых частях Северной Америки теперь находилась в пределах досягаемости залпа российских крылатых ракет, как в обычном, так и в ядерном вариантах. Впервые в истории НАТО столкнулось с чисто обычной, не баллистической угрозой, включая определённую возможность того, что соединения его войск окажутся под постоянным огневым