Вангелия - Владимир Сотников

– Нет, я по-другому… Я как будто… увидела? Нет, когда я видела – раньше, глазами видела, – совсем не так все было. Я… – заметно было, как Ванга с трудом подбирает слова, которые могли бы выразить то, что вдруг предстало перед нею. – Сейчас я, наверное, кое-что поняла про тебя. Да! Поняла про тебя.

– Что же ты про меня поняла? – улыбнулась Ольга.

– Что ты встретишь человека, который будет тебя любить, – твердо, без сомнений сказала Ванга. – Как Димитр меня. И даже… даже еще сильнее! Он не сможет без тебя жить, вот как будет тебя любить. И ты не сможешь без него жить. И вы будете очень-очень счастливы, и поженитесь. Ты думаешь, я все выдумала? Но я правда это поняла! Ольга, почему ты стала такая печальная? – с тревогой спросила она.

– Потому что все это едва ли возможно, – ответила Ольга. Она уже не удивлялась тому, что Ванга чувствует перемены ее душевного состояния лучше, чем иные зрячие люди. – Невозможно, чтобы мне встретился такой человек. И особенно – чтобы мы поженились.

– Но почему? – растерянно спросила Ванга.

– У таких, как я, нет будущего, милая.

– Ты самая лучшая!

– О любви мне мечтать не стоит, – словно не Ванге уже, а себе самой сказала Ольга. – Впереди только одинокая старость.

– Но почему?! – воскликнула Ванга.

– Ты же и сама понимаешь, – ровным тоном ответила Ольга. – Эмигрантка, бесприданница – кому я нужна? У меня даже паспорта нет. Счастье, что меня взяли работать в Дом слепых. Я больше не голодаю, у меня есть крыша над головой. И вообще, что это я вдруг? Нашла кому жаловаться на судьбу.

– Я тебе честно-честно сейчас сказала! – взволнованно проговорила Ванга. – Тебя правда полюбят, и ты правда будешь счастливая. Я это правда знаю! Сама не понимаю, почему… Но знаю.

– Не волнуйся, Ванга, – сказала Ольга. – Тебе сейчас о своей свадьбе думать надо. А мне в класс пора.

Она встала. Ванга тоже поднялась с круглой табуретки, на которой сидела у пианино.

– А я в парк пойду, ладно? – попросила она. – Димитр ждет.

– Конечно, пойди, – улыбнулась Ольга.

Глава 16

Ответ от Панде Сурчева пришел через неделю. Почерк был корявый, в словах ошибки – значит, отец написал сам, никому этого не доверив.

«Здравствуй, моя старшая дочь Вангелия! – было сказано в письме. – Ты просишь моего благословения на брак. Но я тебе благословения не даю. Три дня назад твоя мачеха Танка умерла. Осталось трое детей – твои братья Васил и Томе и твоя сестра Любка. Танка родила ее три года назад. Растить их теперь некому. Поэтому моего благословения тебе нету. Возвращайся домой. Твой отец Панде

Сурчев».

– Ванга, ты не можешь это сделать! Не можешь!

Димитр встряхнул Вангелию за плечи, словно пытаясь разбудить. Все три дня, прошедшие после того, как пришло письмо из Струмице, она в самом деле выглядела спящей. Или онемевшей. Или окаменевшей. Да, ему казалось, что он трясет кусок камня.

– Я должна, – произнесла она мертвым голосом.

– Кому должна?! А наша любовь? Мы же с тобой мечтали… Да проживем мы и без его благословения!

– Не в благословении дело, – покачала головой Ванга. – Я не смогу, Димитр.

– Что не сможешь?

– Не смогу жить в довольстве и достатке, когда мои братья и сестра будут с голоду погибать.

– Да ты про сестру и не знала даже! Тебе за три года из дому ни разу не написали!

– Им не до меня было. У них тяжелая жизнь.

– А у тебя легкая? – воскликнул Димитр. – Не до тебя им было… Как батрачка понадобилась, так сразу вспомнили! Ванга… – с горечью произнес он. – Я же тебя люблю. За что ты делаешь меня несчастным?

И тут мертвый ее голос наконец ожил – брызнул множеством горестных осколков.

– Перестань, Димитр! – вскрикнула Ванга. – Не рви мне душу!

– Ты мою душу насмерть разорвала! – закричал он в ответ.

Хлопнула дверь. Звоном отозвались фортепианные струны. Страшная, пронзительная это была музыка…

По лицу Ванги текли слезы.

– Никогда больше… Никогда! – произнесла она.

И захлопнула крышку пианино.

Воспитанники Дома слепых сгрудились у крыльца, рядом с которым стояла телега. Девочки плакали.

– Вангелия, ну зачем ты уезжаешь? – всхлипнула было одна из них.

– Замолчи! – оборвала ее другая. – Ванге и без тебя тошно.

Димитра среди учеников не было. Он с самого утра ушел в парк, и никто не решился его окликнуть.

– Вспоминай нас, Вангелия, – сказала директриса. – Надеюсь, это будут добрые воспоминания.

– Добрые, госпожа Стоянова, – кивнула Ванга. – Спасибо вам.

Лицо у нее было бледное, но спокойное.

Директриса велела вознице:

– Ну, поезжай. Долгие проводы – лишние слезы.

А про себя подумала: «Какие там слезы! Она спокойна и темна, как земля. И как нам понять этих людей?»

Ванга села на телегу. Скрипнули колеса. Ольга пошла рядом. Она шла молча, и только за воротами не выдержала, воскликнула:

– Как мог твой отец так с тобой поступить?!

– Ему ничего другого не оставалось, – бесстрастно проговорила Ванга.

В отличие от ее голоса, голос Ольги звучал горячо:

– Никто не вправе требовать от другого, чтобы он принес себя в жертву. Никто! Можно жертвовать своей жизнью, но не чужой.

Ванга тронула возницу за плечо. Телега приостановилась. Ванга спустилась на землю, обняла Ольгу.

– Ты хорошая, – шепнула она ей на ухо. – Чистый человек.

– Ванга, милая, ты не должна приносить себя в жертву семье! – так же горячо повторила Ольга. – Если о себе не хочешь подумать, то хоть Димитра пожалей. Он в тень превратился от горя.

– О Димитре есть кому позаботиться, – ответила Ванга. – А о малых моих – некому.

– О господи! – в сердцах воскликнула Ольга. – Крестьянская логика!

– Я крестьянка и есть, – невесело улыбнулась Ванга. – Поманила меня чужая судьба. Да, видно, зря.

– Хочешь, я поеду с тобой, поговорю с твоим отцом? – предложила Ольга.

– Нет, – отрезала Ванга.

– Я сумею сказать, чтобы он понял! – Ольга с надеждой вглядывалась в лицо Ванги. Пока не поняла по каменному его выражению, что надежда тщетна. – Да как же можно вот так, походя, распорядиться чужой жизнью?! – в отчаянии воскликнула она тогда.

– Не плачь, Ольга, – сказала Ванга. – Видно, для себя мне не жить. Такая судьба, ничего не поделаешь.

– Ванга, послушай меня, – предприняла последнюю попытку Ольга. – Может быть, судьба действительно существует. Может быть. Но ведь мы ее не знаем! У человека всегда есть выбор.

– Я выбрала. – И вдруг окаменевшее лицо Ванги просветлело. – Я тебя никогда не забуду, Ольга, – сказала она. – Всегда буду тебя видеть.

– Видеть? – удивилась та.

– Видеть, – повторила Ванга. – Где бы ты ни была, что бы ни делала. Прощай.

Она снова обняла Ольгу, крепко и коротко.

Ольга не пошла дальше за телегой. Молча смотрела она, как Ванга исчезает, словно растворяется вдалеке.

Когда телега остановилась у плетня дома Сурчевых, Панде был во дворе.

– Приехала, – сказал он, увидев дочь.

Ванга сняла с телеги большой фанерный чемодан со своими вещами.

– Оставь, – сказал Панде. – Я в дом занесу.

– Я сама, – ответила Ванга. – Здравствуй, папа.

– Как ты сама занесешь? Забыла уже, как у нас тут и что.

– Все помню.

В доме – нищей глиняной хатенке – все и в самом деле было по-прежнему. Только Васил и Томе из маленьких мальчишек сделались подростками да жалась к ним трехлетняя Любка – худенькая, растрепанная, с замурзанным личиком.

Из всех ребят узнал сестру только Васил.

– Ванга! Ванга вернулась! – радостно воскликнул он. И толкнул брата: – Это ж наша Вангелия!

– А откуда она взялась? – глядя исподлобья, спросил Томе.

Отец с порога хмуро наблюдал за своими детьми. Как-то они уживутся? Ну, как-нибудь. Что об этом думать? Вина покалывала его сердце больно и остро. Он изо всех сил гнал от себя эту вину, но она не исчезала, как он ни старался. Видно, до конца теперь придется с этим жить.

– Отдохни с дороги, – бросил он Ванге. – Потом сваришь чего-нибудь. Мука на мамалыгу еще осталась.

– А ты куда? – спросила она.

– К Георгию Стоянову нанялся. Пастухом. Помнишь Стоянова? Ну, сама тут… Васил тебе все покажет. Приладишься.