Закат викинга - Генри Триз

Оказавшись шагах в десяти от густой толпы краснокожих, викинги остановились.

Среди толпы выделялся старик, весь в разноцветных перьях и с медными браслетами по всей длине обеих рук. Браслеты посверкивали сквозь прорехи в его долгополом кожаном одеянии. Харальд обратился именно к нему. Он заговорил на языке иннуитов, медленно и тщательно подбирая слова.

– Приветствуем вас, – сказал он. – Мы пришли с миром.

Краснокожий ответил ему долгим молчанием. Те, кто были помоложе, перешептывались и толкали друг друга локтями. Викинги заметили, что у каждого был лук с нацеленными на них стрелами.

Харальд повторил:

– Мы пришли с миром.

Украшенный перьями старик ударил себя ладонью в грудь и проговорил на языке, близком к языку иннуитов, и отличавшимся лишь несколько иной интонацией:

– Мы племя беотук – великие воины. А вы тоже великие воины?

Харальд почувствовал, в этом вопросе подвох: если бы он сказал, что, мол, да, норвежцы великие воины, то старик мог бы вызвать их на бой, не откладывая дела в долгий ящик, а если бы он сказал, что нет, то краснокожие могли бы накинуться и поубивать их всех из одного только презрения. Он секунду поколебался и ответил так:

– На этот вопрос только боги могут дать ответ. Мы воюем, когда нас вызывают на бой. Но мы мирно усаживаемся вокруг костра, когда нас приглашают сесть, только и всего.

Краснокожие начали о чем-то перешептываться, а один из них, высоченного роста и с крепкой, похожей на бочонок, грудью, выступил из толпы и низко склонил голову с заплетенной косой перед стариком в перьях. Он стал что-то горячо объяснять, размахивая огромной дубиной, утыканной акульими зубами.

Груммох прошептал:

– Этого парня нам стоит опасаться. Если это их главный воин, то, Харальд, позволь мне с ним встретиться. Мой «Поцелуй смерти» должен слегка поразмяться.

– Будет так, как ты скажешь, только давай подождем и поглядим.

Затем они заметили, как старик кивнул головой, а тот, с грудью, похожей на бочку, и с племенными знаками на широком лице, обратился к толпе краснокожих, что-то хрипло выкрикивая, точно пытаясь разбудить в них злобу.

Наконец он обернулся и поглядел на Харальда.

– Вы – собаки. А мы – люди, – выкрикнул он фальцетом.

Торнфинн Торнфиннссон пробормотал:

– Я так и знал, что выйдет что-нибудь нехорошее от того, что мы так долго жили в этом иннуитском собачьем сарае. Даже краснокожие учуяли их дух.

– Приподними куртку, покажи им, что у тебя нет хвоста крючком, дружище, – посоветовал ему Гудбруд.

– Я не уверен, – сказал Торнфинн шепотом. – Что-то подрагивает у меня сзади, и это не ножны.

Груммох сделал шаг вперед и метнул свой топор в воздух, тот кружась взлетел высоко-высоко. Великан легко поймал его правой рукой, сжав губы и выставив вперед правую ногу, опираясь на левую.

– Иди сюда, – сказал он краснокожему с вызовом, – и убедись, что эта собака больно кусается.

Краснокожие притихли и опустили луки, точно боялись пропустить интересное зрелище.

«Бочкогрудый» ударил себя по бокам, а затем пустился в странную пляску, легонько подскакивая на песке, словно стараясь подбодрить самого себя. Затем он издал боевой клич и кинулся на Груммоха.

Викинг стоял, точно окаменев, до тех пор, пока краснокожий не замахнулся дубинкой. Тогда он отразил удар древком своего топора так, что акульи зубы, поотломившись, полетели в разные стороны.

Краснокожий снова со злобой бросился на Груммоха, и снова Великан Груммох отбил удар.

«Бочкогрудый» поколебался с минуту, видимо, обдумывая, с какой стороны лучше подобраться к Груммоху. Норвежец воспользовался этим и, издав вопль, похожий на крик взъяренного быка, прыжком приблизился к противнику.

Краснокожий поднял свою расщепившуюся дубинку, чтобы отразить удар боевого топора, но в этот день Груммох был особенно удачлив. Он нанес всего один удар, но этот удар разрезал дубинку, точно она была сделана из сырой глины. Он нанес всего один удар, но его было бы достаточно, чтобы разрушить могучую грудную клетку краснокожего. Однако ловким движением в дюйме от его груди он повернул топор и огрел противника обухом.

Краснокожий застонал, у него прервалось дыхание, и он рухнул навзничь, пропахав борозду в песке своим тяжелым телом. Он лежал, раскинув руки и ноги, напоминая морскую звезду.

С мрачным видом Груммох приблизился к лежащему, точно собираясь добить его.

И викинги, и краснокожие хранили молчание. Старый вождь опустил голову, словно не хотел быть свидетелем позора своего воина. Никто из толпы не поднял оружие на Груммоха, стоявшего возле поверженного противника.

Груммох, постояв немного, склонился над ним и затем легонько коснулся его лба обухом топора.

– Мне просто повезло, – произнес он так, чтобы все его слышали. – Теперь я касаюсь тебя своим боевым топором в знак боевой дружбы. Встань и будь моим братом.

– Легко сказать, – пробормотал Торнфинн. – Боюсь, что ребра этого парня будут болеть целую неделю, так что он не сможет двигаться без посторонней помощи.

И когда краснокожий попробовал встать и не смог, Груммох вновь склонился над ним и поднял его легко, как ребенка, хотя тот был крупнее, чем большинство норвежцев.

Все краснокожие с восторженными криками замахали своим оружием, точно они одержали победу, а не потерпели поражение.

Старый вождь подошел к Груммоху.

– Этой мой сын Ваваша, – сказал он. – И хотя он очень дорог мне, он должен принять от тебя смерть. По нашим законам, он не может принять жизнь от первого встречного. Если ты не убьешь его, то не рассчитывай на его благодарность в будущем. А теперь решай сам.

– Ваваша храбрый воин, – ответил ему Груммох. – Я, Груммох, человек с Севера, люблю храбрецов и вовсе не стремлюсь их убивать. Пусть Ваваша станет моим братом, а также братом моего брата названного, Харальда Сигурдссона. Я вовсе не ищу благодарности краснокожего воина за то, что сохраню ему жизнь. Я только хочу, чтобы он стал моим побратимом и чтобы мы были вместе и наша храбрость удвоилась бы.

Тогда Ваваша, который чуть-чуть отдышался, хотя лицо его все еще покрывала смертельная бледность, смущенно произнес:

– Пусть будет так.

Он с трудом поднялся на ноги. Ваваша, Груммох и Харальд, сомкнули руки в дружеском рукопожатии, образовав небольшой кружок, а все люди племени беотук закружились на песке в медленном танце, выкрикивая что-то, размахивая оперенными пиками, и кивая головами, как это делают лошади.

Гудбруд Гудбрудссон пробормотал:

– Один брат стоит десятерых врагов.

Но Ямсгар Хавварссон заметил:

– Да, но брат на рассвете может стать врагом на закате.