Музы дождливого парка - Татьяна Корсакова

— Мне не нужны такие перспективы. — Он знал это наверняка. Он был не из числа тех сумасшедших, которые готовы душу заложить за какие-то там сверхспособности. Обычный парень, усредненный, может, даже ниже среднего, лузер без здоровых амбиций и четких перспектив.

— Пусть тебе не нужны перспективы, — в голосе Селены Арсению почудилась горечь, — но тебе нужны деньги.

— Все так, но эта чертова книга у сестры-хозяйки, а меня выписывают через пару часов.

— Вот она. — Из непрозрачного полиэтиленового пакета Селена достала завернутую в газету книгу, ту самую, из-за которой не хотел уходить в лучший мир Эммануил Яковлевич Мережко. — Это все, что я могу для тебя сделать. Дальше, и с живыми, и с мертвыми, тебе придется разбираться уже самому. Удачи!

— Спасибо. — Он сунул книгу в рюкзак и едва удержался от глупых и никому не нужных слез, когда его щеки коснулись прохладные пальцы Селены.

— Береги себя, Арсений.

* * *

Воспоминания о тех давних событиях всего на мгновение выбили Арсения из колеи, но этого хватило, чтобы он проморгал появление Марты.

— Добрый вечер. — Она стояла на крыльце дома, кутаясь в безразмерную вязаную кофту и поглядывая встревоженно то на наливающееся грозой небо, то на Грима, то на самого Арсения. — Ты пунктуален.

— Я старался. — Он усмехнулся, сделал знак Гриму. Пес недовольно фыркнул, прижался боком к левой ноге. Грим всегда держался слева, точно оберегал так до конца не востановившуюся ногу хозяина.

— Ната это оценит.

Сейчас Марта не смотрела ни на него, ни на Грима, взгляд ее на секунду расфокусировался. Наверное, тоже что-то вспомнила. И видно, что воспоминания эти неприятные, потому что ее золотистая аура вдруг пошла нервной рябью, а метка, та самая странная метка, сделалась на мгновение почти видимой обычным человеческим зрением. Метка… Не то нимб, не то диадема, дымно-серая, почти касающаяся волос, неспокойная, переливчатая, непонятная. Никогда раньше…

— Ната — моя бабушка. Это она тебя нанимает. — И снова нервная рябь на золотистой, едва различимой глади, и снова серые сполохи над головой. Коснуться бы, почувствовать, какая она — эта странная метка, но нельзя. Он уже битый, причем не единожды, знает, что хвататься голыми руками за всякие непонятные штуки — себе дороже. Может быть, потом, когда разберется, что это такое…

— Я в курсе. — Да, Арсений был в курсе многих вещей. Прошли те времена, когда он работал с клиентами вслепую, не собрав достаточной информации, когда спешил помочь каждому, невзирая на лица и обстоятельства. Вторая кома научила его разборчивости и осторожности…

Если она и удивилась, то вида не подала. Она вообще хорошо держалась — эта девица. Даже тогда, в парке. Даже когда узнала, что ее обманули. Было в ней что-то особенное, то, что Элеонора, невероятная тетушка Селены, называла породой. Наверное, это тоже какая-то особенная метка, специальный генетический код, позволяющий своему обладателю при любых обстоятельствах выделяться из серой массы.

А она выделялась. Холодной нордической красотой, которую обеспечивают не косметологи и визажисты, а порода, королевской осанкой и королевским же наклоном головы, хорошо завуалированным, выдрессированным, но все же временами проступающим презрением к окружающему миру. Вот на крючок презрения Арсений и попался, на его загадочную безадресность, даже какую-то самонаправленность. Это не было похоже на спесь и гордыню, это что-то большее и гораздо более глубокое. А еще метка…

— Тогда прошу в дом! — Марта распахнула дверь, а потом, точно спохватившись, добавила: — Пса своего оставь в машине. Ната не терпит…

— Он пойдет со мной. — Арсений успокаивающе погладил ощерившегося от такой невиданной наглости Грима по голове, мимолетно порадовался ощущениям в левой, уже почти нормальной, руке. Селена оказалась права — чудеса иногда случаются, только вот плата за них бывает непомерно велика. — А если твоя бабушка не терпит в доме животных, я готов поговорить с ней в парке.

— Не нужно. — Марта мотнула головой, и длинная белая челка занавесила пол-лица. Совсем как у Селены. — Я думаю, Ната сделает исключение. Видишь, — она снова посмотрела на небо, — гроза собирается. Уже, наверное, скоро.

— Через двадцать минут, не раньше. — Способность чувствовать грозу была одним из его второстепенных талантов, примерно таким же, как умение видеть ауры. — Если дело не очень серьезное, мы успеем поговорить.

— Дело серьезное.

В голосе Марты, до этого звонком и твердом, вдруг послышались растерянные нотки. Она не знает, зачем он понадобился ее бабке. Или догадывается, но не уверена на все сто процентов. Значит, в предстоящей партии она не партнер, а всего лишь пешка. Очень энергичная и очень привлекательная пешка…

— Меня не зовут на несерьезные дела. — Арсений почти не покривил душой. Случались, конечно, и в его практике казусные моменты, но серьезных и опасных было куда как больше. — Ничего не хочешь мне сказать сейчас, до начала разговора с твоей бабушкой? Ничего такого, что мне следовало бы знать заранее?

— Хочу. — Марта улыбнулась, и дымная корона у нее над головой на секунду утратила свою четкость. — Ната непредсказуемая, она умеет… — Что умеет загадочная Ната, она так и не договорила, лишь досадливо махнула рукой и скрылась в темноте за дверью.

— Непредсказуемая, — усмехнулся Арсений и взял Грима на поводок. — Это у вас, похоже, наследственное.

Дом был солидный. Вот именно солидный. Все в нем, начиная картинами и заканчивая антикварной мебелью, говорило о том, что его хозяева не только не стеснены в средствах, но и обладают хорошим вкусом. Потому что, не имея вкуса и чувства меры, невозможно соединить в единую и гармоничную композицию предметы, принадлежащие разным эпохам. Впрочем, чему удивляться, если знать, кому в свое время принадлежал этот особнячок и чьей внучкой является Марта. Агентурная сеть Лысого работала исправно, информацию Арсению предоставили не только на Марту и ее бабку, но и на всех ныне живущих и уже почивших родственников. К слову, родственников у барышни было немало, этот факт мог значительно осложнить работу. Всегда гораздо приятнее работать один на один с заказчиком, без посредников, пусть даже таких привлекательных, как Марта.

Мартины каблуки звонко и одновременно тревожно цокали по наборному паркету, а ее силуэт был уже едва различим в анфиладе комнат. Просто дворец какой-то, а не загородный дом. Арсений ускорил шаг, левая нога отозвалась едва заметной и уже давно привычной болью. Перестук каблуков оборвался внезапно, последнее «цок» зависло под потолком и не таяло, кажется, целую вечность.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});