Лев и ягуар - Елена Горелик

Сама процедура подписания договора много времени не заняла: все было оговорено заранее, и «высоким договаривающимся сторонам» осталось лишь поставить автографы на листах дорогой бумаги, исписанных красивым почерком. Испания признавала суверенитет Сен-Доменга, уступала республике Флориду с городом Сан-Августин и крепостью Сан-Маркос, Панаму с частью Дарьенского перешейка, крепость Сан-Лоренцо-де-Чагрес, острова Мона и Навасса. А Сен-Доменг в свою очередь обязался снять морскую блокаду. Испания признавала независимость Юкатана и отводила свои войска с территории майя. Испания признавала независимость Кубы в обмен на право свободной стоянки и торговли в кубинских гаванях… Словом, да здравствует мир. Кстати, здесь мадам генерал настояла на разграничении сфер влияния в проливе Мона, применив странный термин — «территориальные воды». Три лиги от берега, либо, в случае дележа пролива, линию на карте проведут посредине. Но с учетом того, что остров Мона перешел под юрисдикцию республики, и при наличии договоренности насчет трех лиг пиратам доставалось куда больше этих самых «территориальных вод». Которые наверняка будет патрулировать их береговая стража. Но дон Антонио верно понял намек из Мадрида: заключать договор как можно скорее и любой ценой. Насчет «любой цены» он имел собственное мнение и торговался до предела, но время, время… Каждый лишний день блокады ослаблял Испанию. Каждый перехваченный пиратами галеон с мексиканским зерном обрекал сотни испанцев на голодную смерть. Каждый перехваченный ценный груз все туже затягивал долговую удавку на шее страны. Что уже говорить о престиже Испании, по которому эта чертова блокада наносила сильнейший удар? Даже союзники-голландцы и те начинают усмехаться: мол, как можно иметь с вами дело, если вы не способны справиться с морскими разбойниками? Кстати, уж кто-кто, а они точно не прогадали. Вовремя подсуетились с перемирием, принесшим им неплохой доход от торговли с пиратами, а теперь еще и юридически закрепили сложившиеся де-факто торговые связи. А дону Антонио оставалось только сожалеть об упущенных возможностях.

Галку добивала не жара. И даже не ставшее малость тесным платье — малыш потихоньку рос и требовал больше места, а модистка физически не успевала все перешивать. Слава богу, хоть больше не настаивала на ношении корсета. А то все чирикала: «Знатные дамы в Версале и при иных дворах носят корсеты едва не до самых родов!» Ну и кого они потом рожают, позвольте спросить? Взять хоть этого сэра Чарльза. Вроде неглупый мужик, а как перемкнет — сразу начинаешь подозревать, что мама ему чего-то корсетом отдавила… Это был пятый — или какой там по счету, сбилась уже — приступ тошноты. Ван Либерген и дон Антонио, сами имевшие детей и помнившие, что это в свое время означало для их супруг, постарались церемонию подписания не затягивать. Де Пуансэ благопристойно символизировал своей персоной постоянное присутствие Франции в европейской политике и согласие короля на заключение подобного мира. Сэра Чарльза Ховарда пригласили в качестве гостя, и он символизировал собой скрытое недовольство Британии. Что касается дона Хуана Кокома и дона Иниго де Фуэнтеса, то они оба прекрасно понимали, что большинство их проблем подписанием этого договора не решатся. Нужно действовать. Но вот как следует действовать — по сугубо личному Галкиному мнению, ответ на этот вопрос знал один дон Хуан…

— Вы добились больших перемен, сеньора, — говорил индеец, когда Галка пригласила их обоих отобедать в неофициальной обстановке. — Я не говорю о независимости, торговле или флоте. Я говорю о людях.

— Что вы имели в виду? — Галка прекрасно понимала, о чем речь, но пусть дон Хуан выскажется. Дону Иниго будет полезно послушать.

— Вчера мы с доньей Маргаритой были в соборе, — дон Хуан учтиво кивнул своей супруге: оба дона — и испанец, и майя — пришли к мистеру и миссис Эшби в гости с женами. — И я заметил странную вещь: на паперти нет нищих. Нет их и в порту. Поделитесь секретом, сеньора, как вы решили эту проблему?

— О, эту проблему было решить легче всего, — улыбнулась Галка. — Еще будучи в Порт-Ройяле я подметила, что нищих здесь можно разделить на три категории. Первая — потерявшие и не сумевшие вновь найти работу мужики, а также вдовы и сироты. Иными словами, люди, которые и рады были бы честно зарабатывать себе на хлеб, да не получается. Вторая — больные и увечные. Которые не могут работать по вполне понятной причине. И третья, самая многочисленная — профессиональные попрошайки. То есть те, кто не будет уже работать никогда. Первых мы быстро пристроили к делу, сирот отправили в школы. Вторую категорию взяла на попечение церковь — из казны на эту благую цель ежемесячно жертвуется некая сумма. А третьи… Когда мы захватили Сен-Доменг, еще под флагом Франции, я позаботилась, чтобы этим персонам был обеспечен свободный выезд с острова.

— Забавно, — усмехнулся Фуэнтес. — Теперь я понимаю, откуда в Сантьяго в том году объявилось столько попрошаек. Ну а как же вы изволите предотвращать появление новых? Надеюсь, не велите высылать их из страны, как предшественников?

— Да я их просто не впускаю — вот и весь секрет.

— Мы все сейчас столкнулись с одной и той же проблемой — нехваткой рабочих рук, — проговорил дон Хуан. — Почему же вы не использовали этих людей, скажем, на дорожных работах?

— Эти люди будут работать плохо и только под строгим надзором, дорогой, — неожиданно проговорила донья Маргарита — молодая и очень красивая женщина чисто индейского типа, но одетая по последней мадридской моде. Выглядела она, во всяком случае, куда эффектнее доньи Долорес и Галки, вместе взятых. — Полагаю, донья Алина поступает мудро, избавляясь от заведомых бездельников.

— А как же быть с христианским милосердием? — Фуэнтес снисходительно улыбнулся: говорить на равных с дамами он практически не умел и делал исключение для одной лишь Галки. И то только потому, что ее побаивался.

— А как же быть с теми, кто паразитирует на вашем милосердии? — спросила Галка. — Хотите, приведу для сравнения парочку примеров из жизни?

— Будьте любезны, донья Алина.

— Итак, представьте себе ситуацию: сидит на паперти женщина с младенцем на руках. Когда ей предлагают достойную работу — на ткацкой мануфактуре, там неплохо платят, кстати, — начинает рыдать, что она одна-одинешенька и некому посмотреть за больным ребенком. Предлагают помощь доктора — начитает нести ахинею про то, что все доктора, дескать, исчадия ада. С грехом пополам отняли у нее младенца — посмотреть, чем ребенок-то болен — а вместо него в свертке куча тряпок… Как по-вашему, дон Иниго, заслуживает эта женщина вашего милосердия?

— Вряд ли.

— А вот второй пример. В тот же день мне на стол кладут донос: мол, такая-то злостным образом уклонилась от присяги королю — а дело было еще в семьдесят третьем, при французской власти. Вообще-то это был сто первый донос такого рода за день, и я уже обдумывала варианты, как зарубить это зло на корню. Но не о том пока речь. Мое терпение лопнуло, и я решила самолично проверить, в чем дело. Являюсь к упомянутой в письме даме, а там — покосившаяся лачуга и обитающая в ней солдатская вдова с пятью детьми. Из которых к тому же четверо были тяжело больны. Она мечется, бедная, не знает, как детей спасать и чем прокормиться — какая там присяга? И уж подавно у нее нет никакой возможности сидеть целыми днями на паперти… Как вы думаете, эта женщина нуждалась в милосердии?

— Эта — безусловно, — согласился дон Иниго, начиная понимать, к чему клонит мадам генерал. — Но увы, подаяние сердобольных горожан доставалось не ей, а мошеннице.

— Вот именно, — произнес Джеймс, старавшийся побольше наблюдать за гостями. — Мы, джентльмены удачи, и так не отличаемся избытком добросердечности. Боже помилуй человека, решившегося ею злоупотребить!

— Я наслышан о вашей нелюбви к бездельникам, — тонко улыбнулся дон Хуан. — Однако рассказанная сеньорой генералом история не окончена. Мне интересно было бы узнать ее продолжение.

— Все очень просто, дон Хуан, — Галка улыбнулась в ответ, как полагалось гостеприимной хозяйке. — Я тут же послала человека за доктором, и распорядилась подыскать вдове домик или квартиру из тех, что освободились после отъезда желавших покинуть остров.

— И вы, разумеется, объявили об этом? — иронично поинтересовался дон Иниго.

— Конечно же нет, — на этот раз «дон Команданте» удостоился холодного испытующего взгляда пиратки. — Такие вещи лучше делать потише, иначе не отобьешься от толпы любителей пробить на жалость и поживиться дармовщинкой. Тем более что действительно нуждающиеся при этом будут мгновенно оттерты ими в сторону. Мы помогли вдове как сумели, потихоньку разыскали таких же бедолаг и так же тихонечко их устроили. А когда была провозглашена независимость, приняли соответствующие законы. И… вы видите результат. У нас нет сверхбогачей, зато нет и нищих.