Корабли надежды - Ярослав Зимин

Именно потому, что Ушаков знал о мощи этих укреплений, он так заботился получить заверение султана о праве русской эскадры беспрепятственно возвратиться в Черное море.

Ушаков думал о том, как пройдет эскадра через Босфор.

«Хотя Босфор и невелик — всего около 30 верст при ширине от 300 до 1300 сажен, — но течение в нем из Черного моря в Мраморное довольно сильное — более 5 верст в час у Буюкдере, а в самом узком месте еще сильнее — более 10 верст{59} в час. В 6–7 саженях{60} под этим течением идет глубинное течение из Мраморного моря в Черное примерно с такой же скоростью. Если же задует северный ветер — а он в августе бывает часто, — то уровень воды в Босфоре повысится и у мысов образуются водовороты, опасные и для больших кораблей. Все это капитанам, конечно, известно, а вот что творится в каждом заливе и у каждого мыса, — размышлял Ушаков, то только лоцманы знают, а разве на каждый корабль их поставишь? Нам же все это надо самим узнать, описать и на карту положить, пока здесь будем стоять.

Да и переводчиков у меня маловато, а их бы в Стамбул послать загодя, настроение турок узнать получше. Вон как Веков в рапорте читал — муллы заслугу перед аллахом требуют иметь!

Опять же, как тут с заразными болезнями? Не занести бы моровую язву или холеру на эскадру. Вон сколько лодок со всякими фруктами и овощами вокруг кораблей днем кружило!»

Заботы, заботы… Одна сложней другой. Надежда только на капитанов и служителей! Не зря ведь он их столько лет учил, неужели подведут? Тут Ушаков вспомнил, как сноровисто работала команда в шторм, как смело крепили паруса на реях при неожиданно налетевшем шквале, когда «Св. Павел» и другие корабли чуть ли не на борт ложились, и успокоился: не подведут! Он вспомнил и удивление турецких лоцманов порядком и дисциплиной на корабле: «На всех русских кораблях меньше шуму, чем на одном турецком каике». Ушаков тут довольно улыбнулся: порядок на корабле — основа победы!

Ему было приятно удивление турок дисциплиной на русских кораблях. Он знал: назавтра слух о русских разнесется но всему Стамбулу и первое сильное впечатление будет на руку при переговорах.

Ушаков вспомнил, как после обеда, когда они с посланником Томарой поднялись на шканцы, Василий Степанович обратил внимание на одну из шлюпок, крутившуюся среди кораблей, и сказал:

— Смотрите, Федор Федорович, вот тот, в чалме, что стоит у мачты, и есть султан Селим III! Видно, ему понравился ваш «Св. Павел» — он уже третий раз его обходит.

Ушаков взял было подзорную трубу, чтобы рассмотреть султана, но Томара остановил его:

— Не надо давать понять султану, что его узнали. Он и переоделся для того. Л рядом с ним Ахмет Атиф Рейс-уль-куттаб-эфенди. Этот паша учился в Париже и Лондоне, он у султана иностранными делами ведает. Большой друг французов был. Теперь ко мне с визитом каждую неделю ездит, а от меня — к английскому министру. Вам с ними, Федор Федорович, ох как сложно придется!

Ушаков понял, куда клонит Томара, и по-простецки ответил:

— Без вас, Василий Степанович, у меня никакого дела не будет! Вы уж нас не бросайте. О вашем знании восточных людей я очень наслышан, а из меня ну никакой дипломат. Из пушек стрелять — это мое дело!

Томара внимательно посмотрел на Ушакова, но ничего ему больше не сказал, и они молча стали наблюдать за султанской шлюпкой.

Прерывая размышления Ушакова, в кабинет, постучавшись, вошли лейтенанты Тизенгаузен, Метакса и Веков, вслед за ними старший адъютант-лейтенант Балабин, флаг-офицер лейтенант Головачев, переводчики поручики Колфаглу и Попандопуло. Начальник канцелярии Ушакова подпоручик Часов, заканчивавший писать рапорт в Адмиралтейств-коллегию, поднялся со стула и вопросительно посмотрел на командующего, тот жестом приказал ему остаться и, остановившись перед своими помощниками, внимательно осмотрел каждого с головы до ног. Оставшись довольным бравым видом молодых офицеров, Ушаков обратился к вошедшим:

— Господа, каждому из вас открывается блестящая возможность послужить нашей матушке-России! Дела вам предстоят трудные и необычные. В этом походе нам нужно будет не столько из пушек палить, сколько большую политику делать. А для того, чтобы ее делать, надо знать хорошо и врагов, и наших новых союзников. Завтра на конференцию в Бебек со мною поедут поручики Колфаглу и Попандопуло. Вы, Александр Маркович, — обратился Ушаков к Колфаглу, — будете только внимательно слушать, что союзники наговорят, и как можно подробнее все запишете… Потом мне переведете. А вы, Василий Петрович, — повернулся он к Попандопуло, — будете мне переводить их речи.

Хотя Ушаков и сам неплохо владел турецким, но порядок есть порядок, да и время для обдумывания ответа при переводе выигрывалось.

— Сейчас вы пойдете с Макаром Кузьмичом Часовым в канцелярию, что нам тут отвели, и приготовите все необходимое. Поспите, чтобы голова к утру была свежей. День будет трудный.

Дождавшись, когда получившие задание вышли, Ушаков подошел к Метаксе и, положив ему руку на плечо, доверительно произнес:

— Дорогой Егор Павлович, придется тебе расстаться с «Марией-Магдалиной» и с любезным ее капитаном Григорием Макарычем Тимченко. Он мне хвалил тебя, говорил, что ты смену себе подготовил и что, как ни жалко ему с тобой расставаться, дело есть дело, а оно тебе предстоит очень важное. Пойдешь переводчиком к командующему турецкой эскадрой, которого они назначат. Будешь при нем моими глазами и ушами. В помощники тебе дам двух бывших мичманов.

— Ты, Павел Богданыч, как мой флаг-офицер, — обратился Ушаков к Головачеву, — организуй за ночь команды от каждого линейного корабля и дня за три обмерь и опиши берега, течения и все места водоворотов на Босфоре, аж до самого Мраморного моря. Провианта на три дня возьмешь на все команды у комиссара-интенданта Василия Петровича Соловьева. Ему уже мною велено все подготовить. Команды пошлешь по обоим берегам. Что сделают — все сам проверь и мне при рапорте представь. В помощь возьми штурмана со «Св. Павла». Все тебе ясно?

— Все ясно, Федор Федорович, времени только мало на подготовку.

— Ничего не мало. Капитаны на кораблях — подашь им адмиральский сигнал, они к утру и подготовят команды. Об этом и на военном совете говорено, так что им твой сигнал не в новинку будет. Только лично Сенявина извести и проверь, чтобы он опять в команду кого попало не назначил.

Ушаков прошелся перед оставшимися офицерами. Постоял в раздумье сначала перед Вековым, а затем перед Тизенгаузеном, как бы в последний раз прикидывал — годятся ли они на то дело, которое он им собирался поручить.

— Вам, — обратился он к Векову и Тизенгаузсну, — самое трудное. Пойдете завтра на авизе в Стамбул. Там Захар Федорович со своими старыми знакомыми снарядит две бригантины. На одной пойдет дальше сам, а на другой пойдешь ты, Афанасий Николаевич. Тебе, Захар Федорович, надо побывать на острове Корфу, в городах Парге и Превезе на албанском берегу. Узнаешь, как жители настроены к французам, какие там гарнизоны, как вооружены, каков сейчас Али-паша Янинский, сколько у него войска и какое оно. Особенно меня интересует Корфу. Это ключ ко всему. Впрочем, Захар Федорович, не мне тебя учить, как ходить в далекую разведку. Тебе же, Афанасий Николаевич, забота будет иная. Ты зайдешь только на Цериго, Занте и Кефалонию. Найди там верных людей. У ваших шкиперов знакомцы есть повсюду — укажут, с кем дело иметь можно. Они у меня при Калиакрии на «Св. Павле» служили. Сейчас в отставке оба — купцами стали. С тем, кого они укажут, поговорите по-хорошему, оставьте им прокламации наши. Пусть они, в свою очередь, со своими старшинами поговорят, объяснят наши намерения сделать острова независимой республикой. Если потребуется, оставим на время кампании свои гарнизоны для безопасности. Так с ними поговори, чтобы они не врагами, а помощниками нашими стали.

Ушаков снова прошелся по кабинету. Помолчал с минуту и добавил:

— Времени у меня в обрез. Даю вам три недели сроку. Встретимся в Чесме. Деньги получите у комиссара-интенданта Соловьева. Человек он новый. Если будет тянуть волынку, сразу его ко мне. Суммы вам даю большие, пересчитайте. Отчитаетесь по возвращении сразу же. Казенные деньги считать надо по два раза, это не свои. А от меня вам вот — по десять тысяч турецких лир. Они сейчас всюду ходят. Об них я отчета не требую. Верю, что на дело пойдут.

Тут Ушаков подошел к шкафу, вынул два увесистых мешка из прочной парусины и, покачав их на ладонях, как бы убеждаясь в достаточности названной суммы, подал их Векову и Тизенгаузсну. Он еще раз внимательно посмотрел каждому в глаза и спросил:

— Все ли вам, господа агенты, ясно? Не подведете старика?

Оба лейтенанта дружно заверили Ушакова в том, что задание они поняли и сделают все от них зависящее для его выполнения.