Вилла Мавританка. Пьеса - Андрей Владимирович Поцелуев

вы частите. Так нельзя.

ДЖЕРАЛЬД (Мануэлю). Ваша беда в том, что вы не пьете. Напивались бы иногда, сразу бы стали человеком.

ОЛИВИЯ. Все блюда за столом очень вкусные. У Вас прекрасный повар.

УИЛЬЯМ. Сейчас обеды скромные, и остается восхищаться, как ели раньше. Это были обеды с десятью переменами блюд. Начинали с супа или бульона, потом ели рыбу, а перед основным блюдом подавали еще различные закуски. После жаркого гостей обносили щербетом, так как считалось, что он помогает открыться второму дыханию. За щербетом следовала дичь по сезону, а затем широкий выбор сыров, сладостей и фруктов. К супу полагался херес, а к блюдам — различные вина, включая шампанское. Вот уж действительно умели покушать.

СЕСИЛ. И как же вы все это съедали?

УИЛЬЯМ (усмехаясь.) За это приходилось расплачиваться. Люди делались толстыми и в конце лондонского сезона уезжали в Германию на воды, чтобы привести в порядок печень и сбросить вес.

ГЕРБЕРТ. Да, да. Я знал одного господина, который брал с собой в Карлсбад два комплекта одежды. В одном он отправлялся на лечение, а в другом, сбросив десять килограммов, приезжал назад.

СЕСИЛ. Да, сейчас английское общество уже не то. Я был на обеде в одном доме, и там, представьте себе, прислуживают за столом не дворецкие и лакеи, а горничные.

МАРИ. Это ужасно. А вы заметили, что парижское общество отличается от лондонского? В Париже высшее общество редко принимает в свою среду посторонних. Политики общаются с политиками, буржуазия держится особняком, писатели водят дружбу с писателями, художники с художниками, а музыканты с музыкантами. В Лондоне границы общества размыты. И есть дома, где за обеденным столом можно одновременно увидеть герцогиню, актрису, художника, члена парламента, адвоката и писателя.

СЕСИЛ. Но портниху вы за этим столом не встретите. Какие- то рамки все-таки есть.

ГЕРБЕРТ. Одно время я думал, что светское общество со временем переместится в Соединенные Штаты. Но этого не случилось. Америка, в сущности, плебейская страна. Чем больше я узнаю американскую цивилизацию, тем больше я ее презираю. В ней угроза для спокойствия мира и будущего нашей планеты. Если она восторжествует, то старые цивилизации с их любовью к красоте, миру, искусству, титулам и привилегиям просто исчезнут. Вы не представляете, какой со мной был случай, когда я в прошлом году был в Соединенных Штатах, где встречался с Рузвельтом.

ОЛИВИЯ. И какой же?

ГЕРБЕРТ. Я сел в такси в Нью-Йорке, и таксист меня спрашивает: «Куда поедем, братан?» Меня, известного на весь мир писателя, рупор эпохи! И это там в порядке вещей. Никакого уважения к титулам.

УИЛЬЯМ. Я думаю, что сейчас высшее общество переехало сюда, на Ривьеру. Ницца, Монте-Карло. Многие мои знакомые купили здесь себе дома. Разумеется, здесь тоже пестрое общество. Но можно общаться не со всеми, по своему выбору. Ведь гостям тоже приятно общаться с людьми, с которыми можно говорить на одном языке.

ОЛИВИЯ. Мистер Моэм, мы вот сегодня играли в теннис и поспорили, какие любовники лучше? Англичане или французы?

МАНУЭЛЬ. Лучшие любовники — это аргентинцы.

СЕСИЛ. Вас, Мануэль, послушаешь, так лучше аргентинских мужчин вообще никого нет.

МАНУЭЛЬ. Так и есть. Мы же говорим о танцорах и любовниках. А не о бизнесменах и политиках.

ДЖЕРАЛЬД. Лучшие бизнесмены — это американцы. Тут сомнений быть не может.

МАРИ. Мы говорим о любовниках, а не о бизнесменах. Не отклоняйтесь от темы.

Появляется Эрнест. Он ставит тарелки с сыром и сладостями. Наливает всем еще вина.

ОЛИВИЯ. Вот мне кажется, что для англичан важнее лицо женщины, а для французов — фигура. И еще мне кажется, что англичане не умеют обходиться с женщиной, они слишком робеют. И ухаживать они не умеют, и комплименты говорить.

МАРИ. А мне кажется, что англичане сентиментальны и эмоциональны. Хотя и склонны к нравоучению. А вот французы отличаются сочетанием педантизма с легкомыслием. Француз — это такой романтический зануда, поэт-бухгалтер, транжир с практической сметкой.

УИЛЬЯМ. Я думаю, что англичане не поклонники любви. Любовь у них скорее сентиментальная, чем страстная. Они, разумеется, достаточно сексуальны для продолжения рода, но не могут побороть в себе инстинктивное отвращение к половому акту. В любви они более склонны видеть привязанность, чем страсть. Откровенное проявление любви они встречают либо гримасой, либо смехом. В общем, для англичан любовь — это скучное и второстепенное дело.

СЕСИЛ. Совершенно с вами согласен, мистер Моэм. Всепоглощающая любовь кажется англичанам недостойной. Во Франции к человеку, загубившему свою жизнь из-за женщины, относились бы с сочувствием и даже с восхищением. В Англии же его бы сочли последним болваном.

ГЕРБЕРТ. Потому что у нас, англичан, много других увлечений. Политика, гольф, виски, скачки, футбол и много всего другого.

МАРИ. Ну вы сравнили — любовь с гольфом!

ДЖЕРАЛЬД. Так, чувствую, пора выпить. Предлагаю до дна.

МАНУЭЛЬ. Вам, Джеральд, уже хватит.

МАРИ. Для молодого человека лучшее воспитание — стать любовником женщины известного возраста и круга, светской женщины.

УИЛЬЯМ. Юные мужчины, попавшие в объятия к возрастным любовницам, выходят от них весьма потрепанными. Они быстро усваивают от своих учителей цинизм, который иначе пришел бы к ним гораздо позже.

ГЕРБЕРТ. Лучшие любовники — это итальянцы. Они всегда слушают свою маму. Хотя они те еще бездельники, живущие на дивиденды от своего великого прошлого.

МАРИ. Мне кажется, что у нас любви придают слишком большое значение, как будто это величайшая ценность в жизни. Вокруг любви поднимается много ненужного шума.

ОЛИВИЯ. И все же, какое странное, удивительное ощущение испытываешь от сознания того, что тебя любят. И какой властью обладает женщина, в которую страстно влюблен мужчина. Это так прекрасно. Чувство, что ты живешь, в сто раз напряженнее, чем обычно.

МАРИ. Любовь — это боль и мука, стыд и восторг, рай и ад, свобода и рабство, умиротворение и тревога. А вы знаете, что древние греки насчитывали семь ипостасей любви? Эрос — пылкая и страстная любовь; людус — любовь-состязание, любовь-игра; сторге — любовь-дружба; филия — платоническая любовь, духовная близость; мания — любовь-безумие, одержимость; агапе — возвышенная, жертвенная любовь; прагма — любовь по расчету.

ДЖЕРАЛЬД. Мне нравится прагма. Любовь по расчету.

ОЛИВИЯ. Нет-нет, только эрос и мания.

УИЛЬЯМ. Что бы там ни говорили о любви, все женщины помешаны на замужестве. Им не мужчина нужен, а брак. Это у них какая-то мания. А если они уже обвенчались, то женщины абсолютно счастливы.

СЕСИЛ. Главное, чтобы не было слишком большого контраста между посредственностью мужа и ярким талантом