Эта милая Людмила - Лев Давыдычев

— В том-то и беда, дорогой внучек, что за всю свою жизнь ничего ты не сделал… А рыбалка не получилась. Ни одной поклёвочки. А как ты в реке оказался и не утонул?

Откровенно говоря, уважаемые читатели, Герка опять просто ничего не понял. Он мог возмутиться каждым словом этой милой Людмилы в отдельности, он мог вознегодовать из-за многих её поступков, временами ему было с ней интересно, но вот понять всё её поведение, понять, чего она от него добивается, — был не в состоянии.

И чтобы скрыть растерянность, он сказал грубовато:

— Я тоже таких ещё не встречал. И нормально поэтому жил. А в реку я случайно упал и… поплыл. А твоя Людмилушка мне вот так надоела!

— Нет, дорогой внучек, нет! — Дед Игнатий Савельевич грустно покашлял. — Ты её слушаться должен. Пример с неё должен брать.

— Вреднющий ты, дед! Совсем вреднющий! — жалобно воскликнул Герка. — То ты меня с музеем запутал, и я же виноват! И мне же досталось! Потом ты меня ана… лизировал! И мне же попало! Потом ты информировал, комментировал… Да если хочешь знать, глаза бы мои её не видели! Уши мои её не слышали бы!

И тут они — и дед, и внук — услышали голос этой милой Людмилы. Кричала она пронзительно и громко, но ни одного слова они не разобрали. Голос был испуганный, отчаянный и возмущённый.

Дед Игнатий Савельевич первым проворно выскочил на улицу, Герка, помедлив, — следом, неторопливо, очень неохотно, предчувствуя, что ничего, кроме неприятностей, его опять не ждет.

Увидели они невероятнейшую картину. По улице, согнувшись и прикрывая голову руками, бежал злостный хулиган — верзила Пантя, а за ним мчалась эта маленькая милая Людмила и хлестала его удилищами. После каждого удара, если он достигал цели, Пантя издавал громкое недовольное пищание, делал прыжок, а она — пронзительно взвизгивала.

«Совсем сумасшедшая! — оторопело подумал Герка. — Такой верзилы не испугалась! Конечно, ненормальная!»

Пантя через изгородь перемахнул в чужой огород. Эта милая Людмила остановилась и крикнула ему вдогонку:

— Получил денежки? Мене — тебе! — передразнила она. — Попадись мне ещё один раз, я тебе покажу два рубли!

Может быть, вы и сами догадались, уважаемые читатели, что после увиденного и услышанного Герке захотелось немедленно исчезнуть: до того ему стало невообразимо стыдно, и более того — он грандиозно испугался. А грандиозно он испугался того, что вдруг она, эта милая Людмила, как-нибудь когда-нибудь где-нибудь узнает, что он-то обещал Панте принести денежки — два рубля?!?!?!

— Я, дед, домой, я есть хочу, — пробормотал Герка, но Игнатий Савельевич крепко зажал его ладонь в своей и повел за собой, приговаривая:

— Молодец, Людмилушка, героиня!

А эта милая Людмила обернулась к ним и, размазывая по лицу слёзы ладошкой, заговорила быстро-быстро:

— Какой стыд и позор! Какое вопиющее безобразие! Как вы можете жить в одном посёлке с таким возмутительным вымогателем?! С таким негодяем?! Этакая горилла требовала де-неж-ки у маленькой девочки! Мене — тебе! Два рубли захотел! Вы, вы, вы его распустили! Вы, вы, вы ему позволили хулиганить и грабить несовершеннолетних! Стыдно, стыдно, безумно стыдно за вас!

Герка пятился назад, но дед Игнатий Савельевич крепко держал его за руку, согласно и даже восторженно кивал головой каждому слову этой милой Людмилы, которая с каждым словом повышала голос:

— И не вздумайте возражать! Не вздумайте оправдываться! Не пытайтесь уйти от ответственности! Вы, жители посёлка, во всём виноваты! Особенно — мальчишки! Да как вы можете спокойно жить, когда среди вас — преступник?! Вы, вы, вы лично — оба! — несёте персональную ответственность за деятельность этого общественно опасного элемента! Давно пора бы напинать ему, а он у вас спокойно бесчинствует!

Герка отчетливо представил, что если он сейчас вырвется от деда, то она бросится за ним и удилищем его по затылку, по затылку, по затылку…

Но она вдруг вроде бы успокоилась и тоскливо воскликнула:

— Ах, Герман, Герман! В какой обстановке ты живёшь! Ведь пока ты ничего не делаешь, хулиганы не дремлют! Они спокойно творят безобразие! Они знают, что вы их не остановите!

— Я за хулиганов не отвечаю! — выкрикнул Герка. — И разговаривать с тобой не желаю! Надоело!

— Да нам и не о чем с тобой разговаривать, — очень грустно произнесла эта милая Людмила. — Мы с тобой несовместимо очень разные люди. Жаль, ах, как жаль, Герман! Мне так хотелось увидеть в тебе настоящего мужчину!

— Ч… ч… чего, чего? — хрипло спросил, заикаясь, Герка.

— Настоящего мужчину, — озабоченно сказал дед Игнатий Савельевич. — То есть сильную личность. Смелую. Трудолюбивую. Круглую. Ну, в смысле отличной учебы. Таким и я мечтал тебя воспитать, — с глубочайшим вздохом закончил он.

— В хоккей играют настоящие мужчины, — попробовал пропеть Герка. — А я хоккеистом быть не собираюсь. Вообще чего вы на меня набросились? Думаете, я всё терпеть буду? Что ты тут будешь целыми днями командовать? Хочешь заниматься перевоспитательной работой? Пожалуйста! Вот тебе Пантя, который у тебя денежки требовал. Займись им!

— Конечно займусь, — устало сказала эта милая Людмила. — Ведь ещё неизвестно, кого труднее перевоспитать — испорченного человека или избалованного.

— Правильно, Людмилушка, рассуждаешь, правильно! — восхитился дед Игнатий Савельевич. — Глубоко смотришь в корень отрицательных явлений! Мы с тобой полностью согласны. Будем исправлять положение.

— А я не согласен! Я есть хочу, и надоело мне… — Герка хотел вырвать свою руку из дедовой, но тот железным пожатием удержал её и почти просящим тоном сказал:

— Согласен он, Людмилушка, согласен! Действительно, есть давно уж хочет, а сам себя накормить не умеет. Вот кое-чего и недопонимает. А поедим мы с ним, посоображаем, и он, конечное дело, поймет и согласится с твоими замечаниями. Потому что твои замечания, я считаю, готовая программа действий. Будет Герка настоящим мужчиной, — гордо и уверенно говорил он, — будет во что бы то ни стало! Создам ему для этого все условия!

— Да ведь смешно! — Герке наконец-то удалось вырвать руку. — Ладно, ладно, занимайтесь своим перевоспитанием, если вам больше делать нечего. Но не трогайте вы меня! И не смеши ты меня, Людмилушка! Посмотри ты на себя, будущая женщина! Малявка ведь ты! А рассуждаешь…

Он замолк, едва эта милая Людмила подняла на него свои большие чёрные глаза и дрожащим голосом сказала:

— Вот ты длинный, а что толку?! Я ростом маленькая, а ты живёшь, как маленький. Я, по крайней мере, вашего хулигана не испугалась. То есть очень страшно испугалась, сначала даже чуть в обморок не упала со страха, но ведь обратила вымогателя в бегство… — Она пристально вгляделась в Герку, тот отвернулся. — Герман, он ведь и у тебя требовал денежек?.. Посмотри мне в глаза! — приказала она. — Я должна знать, лжец ты или нет? Просила у тебе хулиганская верзила два рубли? Что ты ей ответил? Обещал дать?

— Не твое дело, — сквозь зубы процедил Герка. — Я не обязан…

— Я жду ответа, Герман.

Он молчал, отвернувшись от неё, и она ледяным тоном проговорила:

— Ты не лгун, но трус. Приготовьте денежки, Игнатий Савельевич! Два рубли!

Совершенно растерянным голосом дед Игнатий Савельевич попросил:

— Погоди, Людмилушка, погоди. Откуда такие сведения?

— Да, может быть, я трус. — Каждое слово больно борозднуло по горлу. Герка помолчал и хрипло продолжил: — Не я один, его все боятся. Он сильнее меня.

— Неправда, Герман, — почти ласково возразила эта милая Людмила. — Поверь мне, неправда. Чего ты боишься? Что он, изобьёт тебя?

— Он схватил меня за нос и за ухо, — упавшим голосом признался Герка. — А я был мокрый и замёрз. Он сильнее меня, я даже вырваться не мог.

— А ты укуси, исцарапай, головой его забодай! Ты окажи ему соп-ро-тив-ле-ни-е! Закрой глаза от страха и бросайся в атаку на негодяя!

— Прекрасная постановка вопроса! — Дед Игнатий Савельевич пришёл в полное восхищение. — Ты осчастливила нас, Людмилушка, своей принципиальностью и бескомпромиссностью! Все твои указания будут выполнены! Будем анализировать, информировать, комментировать, кусаться, царапаться, бодаться! То есть будем заниматься перевоспитательной деятельностью!

— Хватит ли у вас сил и терпения? — грустно спросила эта милая Людмила, раскланялась церемонно и ушла, опустив голову.

Дед Игнатий Савельевич, погрозив внуку пальцем, бросился было за ней следом, но она уходила быстро и решительно, и он обернулся к Герке с весьма растерянным видом, а проговорил неожиданно грозно:

— Следуя указаниям Людмилушки, начинаю исправлять свои многочисленные ошибки в воспитании единственного внука!

Герка махнул рукой и беспечно сказал:

— А мне до этого дела нет. Я есть хочу.