Переиграю шторм - Лариса Машкова

– Вы уже уплатили задаток?

– Да.

– Я дам тебе денег. Только папе не говори. Пока не говори…

Варька подскочила к матери и, присев рядом на корточки, уткнулась носом в её подол.

Вздохнув, Таня погладила дочь по волосам и спросила:

– Варя, ты не забыла, что завтра – 1 сентября? Твой первый день в университете.

– Да, мамочка, я помню.

Затем Варвара поспешно затолкала в чемодан необходимые вещи, вызвала такси, чмокнула на прощанье родителей, захватила набитую снедью сумку и вполне довольная укатила с возлюбленным в новую и, как ей казалось, самостоятельную жизнь.

Угрюмый Лев к тому времени водрузил на прежнее место диван и теперь, пыхтя, двигал холодильник. В это время пришел Стас. Он удивленно посмотрел на отца:

– Что – перестановка?

– Нет, сынок. Уборка! – демонстративно тряхнул шваброй папа.

– Нужна будет помощь – скажи, – бросил на ходу Стас.

– Спасибо. Я ещё и сам справляюсь! – ответил отец и взялся за швабру, чтобы протереть пол.

Когда Стас вышел из душа, подсушивая полотенцем волосы, холодильник уже стоял на месте, а на столе ждал ужин. Как всегда после долгих отлучек из дома, сын поглощал всё, что мать ставила перед ним. Таня же в эти минуты была счастлива, что может наконец лицезреть и кормить своё ненаглядное чадо.

По ходу насыщения Стас становился более разговорчивым.

– Сейчас залягу спать, – сообщил он. – Завтра рано вставать. Первое сентября – сумасшедший день. К тому же завтра вечером с преподавателями едем на университетскую турбазу, чтоб на следующий день встретить там первокурсников – их на выходные привезут.

– То есть, завтра вечером ты отмечаешь первое сентября на турбазе. Так? – догадалась Татьяна.

– Не без этого, – кивнул он.

– Главное – без фанатизма, выражаясь твоим языком. Ладно? – она обеспокоенно посмотрела на сына. Её и впрямь тревожило, что Стас в последнее время частенько стал «употреблять».

– А что, есть проблемы с этим? – неожиданно подключился Лев.

– Да нет… – замялась она.

Стас, оставив без реакции родительские волнения, выкладывал последние новости:

– Преподаватель с нашей кафедры, Пряхин, уезжает по контракту в Ирландию, пока на год. Оставляет мне ключи от его квартиры с собакой. Что очень кстати! Поживу у него.

Таня всплеснула руками:

– Тебе жить негде, что ли?!

– Пусть живет самостоятельно! Пусть набирается ума, которого до сих пор не нажил. Нечего держаться за маменькину юбку, – вставил своё веское слово Лев и тем самым окончательно выбил жену из колеи. Она прислонилась лбом к панели холодильника – хотя бы так остудить поток её разгоряченных мыслей, готовых вырваться наружу.

Стас тоже предпочёл не замечать колкости отца. Он, как ни в чём не бывало, продолжал:

– Ещё Пряхин срочно продает продуктовую лавку на очень выгодных условиях. Деньги за оставшийся товар отдавать ему по мере реализации. В середине недели он уезжает в Москву за визой и с прочей бумажной волокитой. Сразу оттуда – за кордон. Если до понедельника я не определюсь, значит, не успею. – Стас посмотрел на отца. – Папа, ты займешь мне денег?

– Нет, – отрезал отец, ни секунды не колеблясь. – У тебя есть прекрасная возможность доказать, что ты мужик. Са-мо-сто-я-тель-ный! – произнёс он по слогам так, будто каждым слогом хлестал сына по щекам.

Стас даже слегка покраснел, но сказал легко, без тени обиды:

– ОК! Извини. Я что-нибудь придумаю. Считай, что я тебя ни о чём не просил.

Он допил молоко и отправился спать.

Татьяна вошла в комнату сына и присела рядом с ним на краешек кровати.

– Стас, у меня, к сожалению, нет таких денег, которые тебе нужны, – начала она. – Но и у папы, я думаю, тоже нет тех, которые бывают обычно, поэтому он старается экономить. Я ещё не говорила с ним на эту тему, но скорее всего, так и есть.

– Мама, не думай об этом. Всё нормально!

– Но ты ведь не станешь брать в долг у бандитов, Стас?

– Конечно, нет.

Наверное, и мама, и сын вспомнили, как он в 18 лет открывал свой шоу-бизнес и сходу влетел в такой минус, что папе пришлось полгода выплачивать немалую сумму. Вот тогда Стас и хотел влезть в долг к бандитам, чтобы скрыть свою несостоятельность. Слава Богу, Татьяна почуяла неладное и успела вмешаться.

Сейчас Стас успокаивал её:

– Мама, я уже большой мальчик, поэтому возьму кредит.

– Высокие проценты?

– Это уже не важно.

– Стас, у меня есть убеждение, что у тебя всё получится.

– Спасибо, мамуль! Я тоже так думаю.

Позвонила Варвара. Она пребывала в полном восторге.

– Мамочка, мы уже устроились! Всё классно! Вся бытовушка работает: стиралка, холодильник, телек, микроволновка, – тараторила Варька. – Да, запиши номер домашнего телефона…

– Варенька, вы поужинали?

– Да, мамочка. Но ты столько нам всего положила, что мы и за два дня не съедим.

– Варенька, ты свои вещи на завтра приготовь с вечера.

– Хорошо…

– И позавтракай, как следует!

– Хорошо…

– Мы с папой завтра вечером заедем.

– Ой, мамочка, у нас гости будут.

– Уже?

– Ну, да. Ко мне придут девчонки из нашего класса начало студенческой жизни отмечать.

– Смотри, чтоб тебя опять чем-нибудь не напоили.

– Да ну!

– Будь умницей. Целую, солнышко!

– Целую, мамочка!

Утомлённый домашней работой Лев возлежал на диване с пультом от телевизора. Он только что посмотрел детектив и теперь, видимо, искал следующий.

– Ужинать будешь? – спросила Татьяна.

– Угу, – ответил муж и добавил: – Только давай здесь.

– Как хочешь. – Она выкатила передвижной столик и поставила его у дивана.

– Почему ты целый день не ешь? – Лев заметил, что стол опять накрыт только для него. – Ты меня игнорируешь или объявила голодовку?

– Ни то, ни другое. У меня свой режим.

– Ну-ну… – Лев открыл бар, плеснул в бокал виски. – Будешь? – Он поднял бокал.

– Нет.

– Побудь со мной.

Она села в кресло и выжидательно посмотрела на Льва. Её поражало, как он может так браво, даже высокомерно держаться. Он не испытывает ни раскаяния, ни неловкости. Чувствует себя хозяином положения! Вот и сейчас: сидит безучастно эдакий сам себе на уме. Будто бы и не просил только что её, Татьяну, посидеть с ним.

– «Он в черепе сотней губерний ворочал, людей носил миллиардов до полутора, он взвешивал мир в течение ночи…» – продекламировала Татьяна из Маяковского после затянувшейся паузы и затем насмешливо спросила:

– Эй, Варламов, похоже, ты и впрямь задумался о судьбах мира?

– И ты не далека от истины, – оживился Лев. – Мы и в самом деле живем как-то не так. Надо жить по-другому – в кайф, в удовольствие! Хочется любить – люби! Хочется веселиться – развлекайся! Нужен драйв – получай его! Ты понимаешь, о чем я?

– Конечно! – Татьяна тоже изобразила воодушевление. – Это примерно, как ты – нынешним летом. Да?

– Отчасти – да! – Лев ничуть не смутился.

– Ну, ты-то мог себе это позволить. А у меня кое-какие проблемы случились в семье. К сожалению, надо было справляться с ними, – развела руками жена и, доверчиво глядя на мужа, неожиданно спросила: – А ты колоться не пробовал?

– То есть?.. – не понял он.

– Ну, наркотики употреблять. Говорят, такой кайф!

– Хм! – задумался Лев. – Это уж, конечно, слишком.

– Почему? Кому-то – слишком, а кому-то в самый раз. Может, понравилось бы! – продолжала наступать она.

– Вот знаешь, – Лев проникновенно посмотрел на жену, – я танцевал всю ночь напролет, до самого утра! Практически, через день.

– В кабаке, что ли?

– Да. Я в жизни своей столько не плясал. И в этом тоже был кураж, драйв!

– Ах, Лев, – вздохнула Татьяна. – Я думала, ты летал, как орёл, а ты скакал, как стрекозёл. – Она встала и, направляясь к двери, добавила: – Что ж, коль лето красное ты проплясал, так теперь иди и пой! – И вышла из комнаты, хлопнув дверью.

5

Впервые за последние почти два десятка лет в семье Варламовых осень начиналась не с букетов для школьных учителей, не с ученических хлопот и фотографий на память, а с одиночества вдвоём. Стас, чмокнув маму, умчался в университет. Татьяна, помня о своём обещании «подстраховать» дочь, позвонила ей и поняла, что у Варьки сейчас полный цейтнот.

– Ой, мамочка, некогда – некогда! Всё, пока. Целую.

Лев безмятежно спал. Трогательно беззащитный и невинный, он подпирал щёку ладошкой, а лицо его выражало умиротворение и покой.

Таня, сидя на пуфике, разглядывала этого грешного ангелочка и не ощущала в себе ни злобы, ни обиды, а только грусть. Но грусть глубокую, острую, как нож, не вынутый из раны. И вдруг – такое же острое, внезапно нахлынувшее чувство одиночества, незнакомое, пугающее.

Лев открыл глаза:

– Гипнотизируешь?