Поляна №2 (8), май 2014 - Коллектив авторов

– До встречи.

– Да, вот такая история… – сказал Анри, чтобы что-нибудь сказать.

– Вот пусть Илона ее и опишет, – сказала я.

Илона посмотрела на меня. В ее медленных от опьянения глазах что-то быстро ускорилось – и опять замедлилось, замутнилось и провалилось еще глубже и закрылось там.

– Вы ведь та самая Зулич?

– Да, та самая… – у нее получилось что-то типа «тсамая».

Я смотрела на Илону, и почему-то мне отчетливо вспомнился Роберт и Анна Кайль. Не мой вечно пьянствующий и вечно добрый отец. А эти…

– Вы известная писательница, – сказала я. – Я ваши романы читала…

– А хотите честно? – вдруг сказала Илона. В ее лице появилась злость.

– Конечно.

– В жжжопе я видела все это псательство. И все ваше чтательство… тоже там видела. Ясно? И вот его тоже – она нетвердо ткнула пальцем в Анри. – Я видела… тоже…

– Перестань, Илона… – произнес Анри, морщась. – Ну хоть не сейчас… Не при…

– Не при ней? – она ткнула тем же пальцем в меня. – А кто она ткая? Никто! Я – Илона Зулич! А она кто?.. Дуська с мльного… этого., как его… звода… Подумйшь, сбили Дуську… Сидит теперь тут, рссуждает…

– Ну, Илона!.. Перестань!..

– Цыц, – Илона взяла бокал и метнула его в стену. Бокал весело взорвался, и на белой стене расползлась клякса, похожая на алого чертика с длинными ногами. Ноги текли за диван. Илона сидела и, нервно покачиваясь, смотрела в стол. Потом она зевнула.

– Мне пора, – сказала я.

– Извините ее, пожалуйста.

– Ничего. Выпила лишнего. Бывает.

– Да, да… Я обязательно перезвоню вашему мужу. Его зовут… Тимур, кажется…

– Да, Тимур. Тимур Тимурович. Всего доброго.

– Всего доброго. Я, впрочем, вас подвезу.

– Не надо. Спасибо. Спокойной ночи.

Я, прихрамывая на левую ногу, пошла к отелю.

Вот и все. Неужто все так просто? Не может быть. Здесь что-то не так. Я чувствовала: что-то здесь не так.

Я остановилась у входа в отель, посмотрела на особняк и, спрятавшись за мусорный контейнер, стала ждать. Через пару минут дверь открылась, и из нее вышла Илона. Она сильно качалась, держа в одной руке бутылку вина, а в другой сумочку. Вслед за ней вышел Анри:

– Илона!..

– Отзынь…

– Куда ты?

– Куда надо.

– Иди назад: тебе надо спать.

– Сам спи, кзёл..

– Ну, Илона…

– Я те скзала: счас прветрюсь и приду. Отстань. Я хочу пбыть одна. Поньл? Счас прду… Ясное слово…

Она несильно, имитируя нежность, оттолкнула Анри за дверь и, смеясь, закрыла ее. Из-за двери раздалось:

– Приходи быстрее.

– Хршо.

Она постояла с минуту, покачавшись, прошептала:

– Хрн я тебе прьду… – и пошла к морю. До моря было метров сто.

Я пошла за ней, держась на расстоянии. Впрочем, Илона мало что понимала.

У моря она села на камень, поставила бутылку слева, а сумочку справа. Я стояла метрах в трех от нее, за кабинкой для переодевания. Дождь кончился, тучи рассеялись, и белая полная луна светила вовсю. Полнолуние. Луна светила так сильно, что еле видно было алюминиевые тусклые булавки звезд. Море тихо шелестело всего в нескольких метрах от нас.

Илона долго сидела молча. Потом громко сказала почти трезвым голосом:

– Вот и все. Черт с вами со всеми. Будьте вы все прокляты.

Она действительно как будто вдруг резко отрезвела и говорила зло и сквозь зубы.

Она отхлебнула вина, плюнула, откашлялась, потом, шурша бумагой, порылась в сумке. Я пригляделась. Она сыпала что-то белое в ладонь. Насыпала полную горсть:

– Инну… Усритесь все без меня…

Илона сыпанула белое в рот и стала запивать вином. Я кинулась к ней и, нагнув ее грудью к земле, молча стала давить ей костяшками пальцев на щеки между зубами. Внутри у Илоны все захрипело и заворковало. Потом там хлюпнуло, и изо рта рванул поток винной блевотины с белыми крапинками таблеток, отчетливо видными при свете луны. Три бурых транша фонтаном вырвалось из нее, а затем Илона, по-мужски деловито откашлявшись, вдруг пронзительно завизжала. Этот свиной отчаянный визг отдавался электричеством в моем позвоночнике и резкой болью в бедре. Илона задергалась, пытаясь освободиться. Она зарычала и вцепилась мне в запястье зубами. Тогда свободной рукой я инстинктивно очень сильно ударила ее кулаком в скулу, и она разжала зубы и снова завизжала. Сквозь визг я услышала шум. Сзади.

– Держите ее, она хочет отравиться! – закричала я, зная, что шум – это Анри.

Илона, предварительно зарычав, снова укусила меня. Теперь – за мизинец. Это было так больно, что я потеряла сознание.

26. Полет в полете

Я плохо помню эту ночь. Обычно говорят, как в тумане. Но ночь была светлая и лунная. Все тот же диван в особняке Анри. Ганеш подчеркнуто бережно бинтует мне палец. Опять пахнет погребальным сандалом. В это время мне что-то быстро говорит Анри. Я смотрю на его губы. Я что-то отвечаю, но не помню, что. Помню, что хочу увидеть его глаза, но он уже отвернулся и куда-то звонит. Что-то долго объясняет.

В соседней комнате хрипло визжит Илона. Истошно и равномерно. Через комнату проходят люди в белом. Врачи? Наверное.

Я у себя в номере. Полосатый розовый рассвет сквозь фиолетовые с зелеными кромками жалюзи. Я опять не могу понять – что на фоне чего. У моей кровати сидит Марко. Я одновременно и ясно понимаю, и, как сквозь невидимую вату, не понимаю, что он говорит.

Да, пора в аэропорт. Хорошо. Сейчас оденусь. Марко выходит. Я одеваюсь. Собираю чемодан. Спокойно, чувствуя мозгом каждое движение, и в то же время, не осознавая ничего. Паспорт, билет, деньги. Где-то в уголке мозга: Ленин, Партия, Комсомол. Вот они. В смысле: паспорт, билет, деньги. Плюс – мобильник.

Стук в дверь. Анри и Марко заходят вместе. У Марко лицо испуганное. У Анри – измученное и какое-то безнадежное, но он улыбается. Глаза у него влажные и красные. Он жмет мне руки, потом целует их. Левую, потом правую. Еще раз левую, потом правую. Еще раз. Еще. Я считаю. Что это мне напоминает? Да, так Аладдин в Курилках качал головой слева направо и наоборот. Это было когда-то давно, в другой жизни. Так всегда пишут уже двести лет в романах: это было в другой жизни. Еще добавляют в последние лет десять: не со мной.

Аладдин качал головой ровно пять раз. Анри тоже пять раз целует мне руки. Каждую по пять. Итого десять. Роман моей жизни окольцован. Может, я схожу с ума? Анри куда-то внезапно исчезает, остается один Марко.

Мы едем в аэропорт. Долго, может быть, два или три часа. А может – десять минут, я не знаю.

Вот мы прощаемся с Марко. Хороший мальчик. Я его больше никогда не увижу. Знаю, что не увижу. Жалко.

Регистрация, паспортный контроль. Ловлю себя на том, что очень долго смотрю в посадочный талон и не могу понять, зачем мне его дали. Сейчас пойму. Поняла. Гейт номер двенадцать. Объявлена посадка.

Немножко ноет бедро и шея. В мизинце – дерганый пульс. Не больно.

В самолете пахнет детскими леденцами. Надо отключить мобильник. Самолет рулит, потом тормозит, начинает разгоняться. Я засыпаю вместе с ощущением, что затылок приятно вдавливается в сидение.

Во сне я лечу куда-то назад. Одна, над Крестовским полем. С восторгом кувыркаюсь в воздухе. Господи, как хорошо! Какой-то теплый, властно ускоряющийся поток несет меня все дальше и дальше назад. Вдруг – мысль: а почему назад? Пытаюсь взлететь вверх. У меня это легко получается, но все равно, и там, вверху, я лечу назад. А может, это как раз не назад, а вперед? Надо повернуться лицом туда, в это неясное «вперед». Я поворачиваюсь, и тут же чувствую, что опять лечу назад. Я запуталась. Мне страшно. Я резко дергаюсь вправо. Пожалуйста, поток разрешает мне сколько угодно лететь вправо, но все ускоряющееся движение назад не прекращается. Я пытаюсь камнем упасть вниз, на поле. Пусть я разобьюсь… К своему ужасу я действительно лечу со страшной скоростью вниз. Я зажмуриваюсь перед самой землей, но ничего не происходит. Я открываю глаза и вижу, что снова лечу над полем. Я знаю, что я как бы с другой стороны поля, то есть вроде бы под полем. Но здесь – то же небо и тот же полет назад. Господи, что же мне делать? Куда я лечу? Вдруг ко мне приходит яркая, до боли в сердце, отзывающейся в левой ключице, мысль: чтобы понять, куда я лечу, в это таинственное и страшно «назад», надо хорошенько всмотреться вперед, туда, откуда я лечу. Это же так просто! Я изо всех сил вглядываюсь в горизонт. Я даже делаю пальцами «китайские глаза», как в школе, чтобы лучше видеть, что написано на доске. Нужно поймать глазами нужное место, нужную точку. Поймала. Да, там что-то есть, в этой точке. Что-то очень важное. Вот оно. Я чувствую, что просто физически хватаюсь глазами за точку, как руками. И оно начинает увеличиваться. Чем быстрее я лечу назад, тем цепче я держусь глазами за точку, словно на километры растягивая свое невидимое тело. И тем быстрее оно растет.

Там – зима. Пронзительный солнечный день. Яркий, ослепительный, девственный наст.

Вот она, розовая березка, моя тарзанка и около нее кто-то стоит. Кто это? Конечно, Тимур. Я его никогда не видела, но сразу узнала. Невысокий. Джинсы, черная куртка, без шапки. Русые волосы, простое и как раз в этой своей простоте особенно красивое лицо. Серые глаза. Он весело улыбается и от его дыхания идет сладкий пар. Я отчетливо чувствую сладкий запах пара, снега и зимы. Он кивает мне головой и говорит: «Лети сюда, Дуся!» Я отвечаю: «Сейчас, Тимур!»