Кардиффская команда - Гай Давенпорт

- Точно!

- Тебе хорошо видно? спросил Уолт. Я специально ничего не говорил проверить, когда ты заметишь.

- Моне(86) влюбился бы в эти тополя, произнес Марк, расстегивая молнию на джинсах помочиться на откос берега.

- Моча дружбы, сказал Уолт. Давай, Сайрил.

- Только не в ручей, вселенную и дом миног.

- Если б у нас письки были как у Марка, сказал Уолт, потолок спальни превратился бы в одну колоссальную жижу. Если б ты надел свои тренировочные штаны со дна мешка с грязным бельем, то был бы совсем как мы.

- Нам предстоит пересечь открытое поле, чтобы добраться до дома, а местные не обратят внимания на коров и птицу, обсуждающих нас. Они наверное сейчас перезваниваются, докладывая друг другу о нашем продвижении вдоль ручья - двое в чем мама родила, один сам с собой забавляется.

- Оба, откликнулся Сайрил. Ну как нас могут увидеть, да и в любом случае я смущаться никогда больше не буду. Брызгаться ногами на людей тоже.

Марк обернулся к Уолту, улыбчиво нахмурившись, подхватил его и посадил себе на плечи лицом назад.

- Озирай окрестности.

- Пять коров, несколько семейств длиннохвостых скворцов, церковный шпиль, кобыла-блондинка и мне животик целуют.

- Местных не видать?

- Нет, если не прячутся за изгибом ручья, а там только кустарники видно. Пускай Сайрил тоже посмотрит. Ты его еще не пробовал, а без очков он, наверное, видит всё насквозь.

Уолт по-обезьяньи сполз, спрыгнул, подняв тучу брызг. Сайрил прошлепал назад, поставил ногу на руки Марка, взобрался и оседлал его плечи.

- Развернись в другую сторону, сказал Марк, и угнездись, как Уолт. Эрос - самый изобретательный из богов, коэффициент интеллекта у него намного превосходит Эйнштейна.

Сайрил подчинился, говоря, что за количество коров он бы не поручился, лошадь бы назвал просто белой, а скворцов не видит вообще. Он изогнулся и обнял Марка за шею.

- Развернись, чтобы верхом сидеть, сказал Марк, и я довезу тебя до самого дома.

Если мы выберемся из ручья здесь и пройдем по диагонали вверх по склону, разве не дойдем?

Уолт, подскакивая, кинулся на разведку.

- Выуди ключи, Уолт, у меня из кармана, пробеги через дом и открой нам садовую калитку - и надень штаны.

- Мна, ответил Уолт, улепетывая.

46

Пенни, в мешковатом кардигане и джинсах, накрывая ужин, заказанный в колбасной, сказала, что никогда не видела маленького мальчика, которому хотелось расплакаться и который все же был дико счастлив.

- Он садился в поезд, будто молодой русский интеллигент в Сибирь уезжает.

- Чтобы всё рассказать, мне понадобится помощь Уолта, сказал Марк, откупоривая вино. Сайрил либо застрелит отца, домоправительницу и шофера и совершит преступление века, либо бросится под машину на Площади Звезды. Сходим в деревню после ужина и позвоним проверить, как он добрался.

- Вы пообедали в деревне, на открытом воздухе, побродили по ручью, насколько я понимаю, и Сайрил видел кролика и поросенка, которые захватили его воображение, и вообще славно провел день. Я уже давно и пытаться бросила расшифровать язык чокто Уолта и Сэма.

- По ходу дня Сайрил превозмог свою робость по-крупному и начал походить на копию, но не совсем, Уолта. Робость, вместе с тем, обладает своим шармом и должна иметь некую эволюционную пользу.

- Разумеется, имеет.

- Видела бы ты сад часа два назад. Они спустились из спальни и набросились на меня. Я невинно читал тут в шезлонге. Ты насмерть права насчет любопытства.

САНТАЯНА(87)

Приятно думать, что плодородие духа неистощимо, если только материя дает ему шанс, и что даже наихудший и наиуспешнейший фанатизм не может обратить духовный мир в пустыню.

48

Сентябрь, луговина, простирающаяся по склону от сада вниз до самого ручья.

Трава, до сих пор зеленая, усыпана архипелагами цветов позднего лета. День теплый.

- Рембо, да, сказал Марк Сайрилу. Летняя заря будит листву. Не все читают Рембо за завтраком.

- Вон там, продекламировал Сайрил, справа от тебя, летняя заря будит листву.

Дымка, шорох в этом углу парка, а склон слева держит тысячу следов колесных в грязи дороги, в фиолетовой тени. А почему тысячу? Просто большое число, наверное, к тому же дороги, как и луга - один из пунктиков Рембо.

- Он и фургоны считает - двадцать, и лошадей.

- Цирковые фургоны, набитые детишками и зверями с карусели, из дерева, ярко раскрашенные, позолоченые.

- И кивают черные плюмажи лошадей.

- Пастораль с цыганами, цирковыми фургонами, путешествующими от одной сельской ярмарки к другой. Череда детей в карнавальных костюмах.

- Живая картина. К тому же, как он говорит, фургоны напоминают народную сказку.

Уолт это может объяснить, а Би объяснит совершенно иначе, просто смеху ради.

- Би? Не Сэм?

- Сэм согласится во всем с Уолтом, лояльно. Если, конечно, никто не станет утверждать, что сможет угадать, что именно Сэм или Уолт сейчас скажут. Уолт может изумительно цитировать Рембо в неожиданные моменты. Как-то раз, дома, я недоумевал, как такой недавно принесенный аистом ребенок, как Уолт, может столь прекрасно искоса смотреть своими красивыми глазами, хоть и прищуренными от озорства, вроде любимой гурии султана, более того - одновременно отхлебывая молоко из пакета. Я так и сказал, а он ответил: тропы неровны, курганы осокой заросли, воздух недвижен, нигде поблизости ни птиц, ни ручьев, а впереди - конец света. Он намеренно хотел быть гадким, лишь несколько часов спустя после того, как я видел: они с Би облизывали друг друга у Пенни, куда я пришел на нашу дневную поёбку. Потом, когда я выходил пописать, не заметить их было невозможно бельгийские кролик с крольчихой, а дверь настежь, разумеется.

- Разумеется.

- Пенни обвиняла меня в том, что я козел, поскольку думала, что мы вступили в фазу уютной дремы после того, как, а раз уж мы завели об этом разговор, то я вдохновился снова и как раз засовывал, когда в спальне возник Уолт со словами:

потрясно! Анри Пелиссье(88), желтая фуфайка, 1924 год. Марк врубается в велосипедные конструкции и физическую форму.

- А когда меня отправили к тебе на семинар, я думал, мне предстоит страдать скучнейшие часы в жизни. Я теперь кто-то другой ведь, знаешь?

- Ты тогда был кем-то другим. Сейчас ты - это ты, или начинаешь им быть. Ты с самого начала Уолту с Сэмом понравился, только они точно не знали, как тебя понимать.

- Они меня до уссачки напугали.

- Дэйзи закончила большое полотно и отправила его в Амстердам. У меня готов черновик поэмы, в которой, я надеюсь, окажется много этого луга и сада, и вас с Сэмом и Уолтом. Работа Пенни о "Кардиффской команде" займет весь выпуск "Les Cahiers d'Art"(89). Если б Уолт был здесь, он бы сказал: Я уже вижу льва. А что бы Сэм ответил?

- Льва, льва. Из Гамбургского зоопарка. Вот что бы она сказала - из Аполлинера. Голубые глаза.

- Ты овладел их стилем. Ты теперь зовешь Сэма она?

- Она сама попросила. Она собирается отпустить волосы и носить платья. Мне кажется, Уолт в печали.

- А этот лев - спустились ли сыны небес накрошить золота для его гривы?

- А это стихотворение?

- Уэльское, очень старое. Футболисты пенниного Делонэ выучили бы его еще в школе, хотя в нем говорится о волосах девушки, а не о львиной гриве.

Футболисты, пахнут апельсинами.

- Помнишь, как мы бродили по лесу в Сен-Жермен, где нашли полянку у тропы лесничего?

Парчовая бабочка дремлет на лакрице.

- Луг посреди леса, о да. Один из тех случаев, когда Сэм с Уолтом грандиозно сбили меня с толку своими разговорами про обжиманья в Венсаннском парке, как они битыми часами целовались среди целого поля загорающих, хвастовством своим - сколько они смогут щекотать друг друга языками, не запуская теплые руки друг другу в штаны. Мне кажется, ты видел, что со мною было от таких разговоров, потому что ты их дразнил, пока они не признались, что щупали друг друга, пока заговариваться не начали, а потом кормили друг друга швейцарским шоколадом и ломтиками апельсина, как мамы-птички. Я отдаю себе отчет, насколько по-доброму ты пытался меня оградить, чтобы они меня не шокировали.

- Линия по заправке аистов определенно не поскупилась, когда Уолта снаряжали для производства детей. Какой-то шаловливый ангел решил, что нестандартный генератор - как раз то, что нужно для такой симпатичной мордашки. Уолт говорит, что унаследовал его от моряка, фамилию которого мама забыла спросить.

- И у того моряка, и у моего отца - сыновья, которых они не знают.

- Интересно, а в этого моряка можно поверить?

- Моему отцу - точно нельзя. Матери тоже. Можем и ее сюда добавить.

- Монтерлан(90) говорит в "Les Olympiques"(91), что Поликрат(92) сжег гимнасии Самоса, поскольку знал, что каждая дружба, выкованная там, становилась дружбой двух бунтовщиков. Подлинные наши семьи - это наши друзья, которые, конечно, и семьей быть могут. Уолт и Сэм пока не нашли той страны, гражданами которой им хотелось бы стать. Мы с тобой, Сайрил, иммигранты в воображаемой стране, основанной Пенни и Дэйзи, с населением в четыре человека.