Хочу просто выжить! (СИ) - Элеонора Лазарева

он, — просто хотел тебя развеселить. Чего нахмурилась?

Вера пожала плечами:

— Ничего, — буркнула она, — говори без этих своих заморочек. Что будем делать дальше-то? Полезем вниз?

Тот скривил рот:

— А стоит ли? Может, просто понаблюдаем пока. Да как спускаться туда? Нужна длинная веревка, а её у нас нет. И потом, кто знает, что там ждет. Может просто колодец остался после какой-то ранее катаклизмы, после упадшей цивилизации. Как много мы такого же неизвестного и таинственного находили на земле: руины прошлых неизведанных культур, колонны, которые за тысячелетия не ржавели и не рассыпались в прах, те же пирамиды в разных концах света. Да что говорить! Здесь то же может быть такое, потому что не верю я, что мы одни на планете, что это один только остров и нет более суши. Как-то всё искусственно получается: и наш заброс сюда, и молодые тела, и условия существования. Просто рай какой-то!

Он мрачно усмехнулся и замолк. Вера слушала его и сама уже начинала понимать, что им мало простого примитивного существования, уже хотелось чего-то большего, чем еда и крыша, хотелось общения с другими особями, хотелось цивилизованного житья, да просто платья и даже белья. Она тихо вздохнула и, кивнув ему, ушла в дом. Там легла на топчан и заплакала. И тут спохватилась, оттерев щеки:

— А ведь я заплакала здесь впервые со дня появления, — мелькнула мысль и она ещё пуще заревела.

— Что случилось? — услышала она тревожный голос Алексея, который вошел и тут же бросился к сидевшей на полатях девушке, оттирающей слезы с лица.

— Ничего такого, — всхлипнула она, — просто стало как-то грустно.

— Глупая, — обнял он её, — Грустно ей. Скоро будет весело, как узнаем, кто скрывается в той норе. Нутром чую.

Она утерла слезы и улыбнулась.

— Может быть.

Так и случилось.

Они часто стали наведываться к той норе и лежали, выглядывая из-за кустов напротив. Но всё было тихо и спокойно. Потом, решив, что вдвоем это накладно по времени и решили делать свою разведку по одному, так как необходимо думать и о своем житье, а потом и вовсе делали это раз в два три дня. Они устали наблюдать и решили, что это пустая трата времени.

А тут еще и дожди пошли, правда кратковременные и они показали несовершенство их построек. Приходилось латать уже сделанное, или переделывать по новому. Так над очагом сделали новый навес, чтобы огонь не погас при следующем ливне, а над обжиговой печью построили другой навес и там же соорудил Алексей стол для лепки.

Он часто уходил охотиться, а Вера отделывала новые шкурки и сшила даже типа сапожек из толстой шкуры кабанчика, который попался в силки. Жира, конечно, не было, но подсвинка пустили на шашлычки, а вот кожу, обработала, как смогла и задубевшие высохшие куски пустила на подошвы. Скрепив всё в единое целое, сделала типа мокасин с завязками из жил ранее убитых ланей. Теперь их ноги были хоть и в странной обувке, но стало как-то приятно бегать по лесу и берегу. Они пытались еще ранее сделать себе что-то такое на ноги и приглядели сумки, с которыми очутились здесь из странного материала, похожего на искусственную кожу зеленого цвета, но он не резался ни финкой, ни даже топором и даже пилой, ничем, даже черточки не обнаружили. Попробовали срезать ремешки, что были вделаны в край сумок, но их ждала та же ситуация — они не отрывались. Никак.

— Чудо какое-то, — ворчал сердито Алексей, который хотел приспособить их вместо ремня на талию, но бросили это дело, решив, что напрасно только тратят усилия. Сумки оставались просто сумками, и они использовали их по назначению: он носил для охоты и рыбалки, она для собирательства.

Сегодня она была в разведке и собрала в сумку для себя перекус и кувшинчик с водой. Ягоды и лука со щавелем набрала по ходу. Устроившись удобнее в кустах, она немного понаблюдала за норой, потом, устав, перевернулась на спину и начала смотреть на небо.

Было тихо, и только слегка шелестели под ветерком трава и кустарник, циркали тут же сверчки и кузнечики, да вдалеке слышен был звук чириканья птиц. Она наблюдала неспешное движение облаков по синему летнему небу, которые меняли свои очертания, и любопытство её удовлетворялось, когда она угадывала их фигуры, которые тот час превращались в другие и текли дальше. Так она и не заметила, как уснула.

Вера резко открыла глаза и подумала, что ей всё еще снится сон. Над ней наклонена была голова, красивая голова и явно мужская. Смуглое лицо с римским профилем, где нос начинался прямо изподлобья и чудно изогнутый рот в улыбке, сквозь губы которого проглядывали удивительной белизны тонкие частые зубы с острыми клыками. Его черно-серая шевелюра в кольцах была рассыпана по широким плечам, и он внимательно смотрел на неё, своими прищуренными странно вытянутыми к вискам желтыми глазами с … вертикальным зрачком.

— Ты кто? — еле вымолвила она, даже не поднимаясь, надеясь, что всё ей снится.

— Я тот, кто полюбил тебя с первого взгляда, — тихо ответил он, как прошипел.

— Ты мне снишься? — спросила она.

— Неет, — покачал он головой и слегка наклонился над ней, — я не снюсь…я живой.

Вера зажмурилась и резко открыла глаза. Да, так и было. Ничего не изменилось: над ней склонился молодой незнакомый мужчина.

— Откуда ты здесь? И как сюда попал?

— Оттуда, — кивнул он в сторону колодца, — я пришел, чтобы сказать тебе, что ты красивая, и я полюбил тебя. Пойдем со мной. Я покажу тебе новый мир, мир моего царства. Ты станешь в нем царицей и моей возлюбленной. Я окружу тебя теплом и заботой, одену в шелка и бархат, осыплю драгоценными камнями и золотом. Ты будешь спать на пуховых перинах, есть самые изысканные блюда и я буду любить тебя нежно. Что тебе делать здесь в этом одиночестве вместе с грубым и недалеким мужланом? Он даже не ласкает и не целует тебя. Я видел, как он шарахнулся от твоих губ. Я же дам тебе столько любви, сколько ты захочешь сама. Я введу тебя в самое изысканное общество и все будут восторгаться твоей красотой. Поэты сложат о тебе стихи, музыканты мелодии и все буду прославлять тебя и жаждать твоего благосклонного взгляда.

Он наклонялся всё ниже с каждым словом, и свои последние он произнес рядом с её губами. Из его рта на ней пахнуло пряным холодком, как это бывало, при жевании мятной жвачки, употребляемой там на земле. Она зажмурилась