Опричнина - Александр Зимин

Наибольший интерес представляют работы по истории балтийского вопроса и торговли России в годы опричнины[234]. Они ценны тщательно обработанными фактическими данными, извлеченными из зарубежных архивов, а также некоторыми содержащимися в них конкретными историческими выводами. Много работ появилось и о русско-английских отношениях в период правления Ивана IV[235].

Поскольку в нашей исторической литературе имеется обстоятельный разбор этих работ, сделанный А.Л. Хорошкевич, мы считаем возможным ограничиться тем, что отошлем читателя к его тексту[236].

За рубежом появилось в печати немало популярных книг об Иване Грозном[237]. Почти для всех них характерны крайняя тенденциозность, низкий научный уровень и почти полное игнорирование трудов советских историков.

Разнообразным оценкам деятельности Ивана IV и характеристикам опричнины при всех видимых различиях присущи общие черты: это идеалистический подход к. освещению событий русской истории XVI в. и непомерное (негативное или позитивное) преувеличение роли Ивана Грозного в жизни России 60-80-х годов XVI в. Примыкая по своим воззрениям на опричнину к русской буржуазной науке конца XIX — начала XX в. (В.О. Ключевскому, С.Ф. Платонову и др.), современные буржуазные историки, как правило, делают шаг назад в сторону субъективно-идеалистического подхода к опричнине. Так, повторяя построения С.Ф. Платонова, буржуазный историк В.Б. Ельяшевич результатом опричнины считает замену старого, вотчинного, княжеского и боярского землевладения — поместным[238]. Впрочем, автор находит у Грозного и «благожелательное отношение к крестьянам», что могло якобы объясняться или «демократическими чувствами» царя, или желанием опереться на крестьянство в борьбе с боярами, или какими-либо иными мотивами[239]. Попытка «приукрасить» Ивана Грозного путем изображения его чуть ли не «крестьянским царем» вступает в вопиющее противоречие с фактами усиления крепостничества в годы опричнины. Для другого буржуазного историка, В. Леонтовича, Иван Грозный чуть ли не был творцом «революции» в России, в ходе которой в стране вводился особый «крепостной режим», ибо указом 1556 г. якобы было положено начало прикреплению сословий (как знати, так и крестьянства)[240].

Особую оценку опричнины предложил швейцарский историк В. Гитерманн в первом томе своего обобщающего труда по истории России. Он думал, что опричнину можно было бы сравнить с управлением Римской империей при Августе. У Гитерманна нет однозначной характеристики опричнины: в одном месте он обозначал ее как систему мероприятий, которые исходили из финансовых интересов, в другом — снова подчеркивал борьбу против феодальной аристократии и оценивал опричнину, как «революционный передел земли и крестьян»[241]. Представления Гитерманна очевидно не свободны от модернизирования исторического процесса.

Как правило, однако, Иван Грозный рисуется буржуазными авторами кровожадным тираном, и только, а его злой волей объясняются важнейшие события внутриполитической истории России в годы опричнины. Безудержная модернизация событий доходит подчас до смехотворных сопоставлений Ивана Грозного и Распутина (в книге Гонзалеса) и других столь же нелепых исторических «аналогий».

С клерикальных позиций освещает ход опричнины Г.П. Федотов в книге о митрополите Филиппе. Для него конфликт митрополита с царем сводился к выступлению Филиппа против тирана за «исповедание правды»[242]. Церковь для него была «единственной силой, которая могла ограничить произвол царя»[243]. По существу, оценка Федотова опричнины приближалась к карамзинской[244], хотя в отдельных экскурсах книги он и пытался примирить ее с наблюдениями С.Ф. Платонова[245].

Не скупится на резкие эпитеты по адресу Ивана Грозного автор обобщающей книги по истории России С.Г. Пушкарев. Для него Иван IV — «трусливый деспот» и «обезумевший царь». Прикрываясь авторитетом В.О. Ключевского, Пушкарев создает субъективно-идеалистическую концепцию истории опричнины, не имеющую ничего общего с точкой зрения Ключевского. Пушкарев открыто выступает против тех, кто пытается выяснить какие-либо объективные причины введения опричнины и ее социальную сущность. Все это, по его мнению, основывается «на том наивно-рационалистическом убеждении, что в истории нет ничего иррационального, случайного, бессмысленного»[246]. Автор считает, что в опричнине нельзя видеть борьбу царя с боярством, во-первых, потому, что власть московского государя уже при Василии III не была ограничена боярством; во-вторых, сам Иван IV «вовсе не отметал правительственной роли бояр», а «служебное и политическое положение средне-служилого класса при Грозном нисколько не изменилось»; в-третьих в «значительной своей части террор Грозного вообще не имел никакого отношения к пресловутой борьбе с боярством»[247]. Для самого Пушкарева опричнина лишь «вакханалия убийств и грабежа»[248]. Таковы научные откровения этого искателя начал иррационализма в русском историческом процессе.

Беспомощность идеалистической методологии наиболее ярко проявилась в работах Л.М. Сухотина, специально посвященных опричнине. Первая статья автора на эту тему появилась еще в 1911 г.[249] Написанная с позиций школы Платонова, она тем не менее содержала свежий архивный материал о земельной политике в опричное время. Но основные исследования автора вышли в 30-40-х годах[250]. Внешним поводом для них было издание записок Генриха Штадена, которые, по мнению Сухотина, давали основание для пересмотра ряда вопросов истории опричнины. Работы Сухотина теперь уже своим острием направлены против концепции С.Ф. Платонова и даже вообще имеют целью «подорвать окончательно веру в государственный смысл опричнины и ее учредителя». Оказывается, «не реальная обстановка, а мания преследования, которой Грозный страдал, вызвала учреждение опричнины». Ее целью было «гонение на московскую знать», которая, однако, «как и все население русское, была необычайно предана своим государям»[251]. Опричнина — нелепая затея, порожденная больной психикой русского царя. Таков конечный вывод «пересмотра опричнины», проведенного Л.М. Сухотиным. Направление этого пересмотра ясно — от государственной школы Платонова к субъективно-идеалистическим представлениям Н.М. Карамзина.

Идеалистические основы буржуазной историографии, как мы видим, приводят к отказу от научного объяснения вопросов истории опричнины, попыткам субъективистской трактовки исторических явлений, объяснению их «злой» или «доброй» волей того или иного правителя.

* * *

Обзор обширной литературы, посвященной опричнине, позволяет сделать ряд выводов. На основе специальных и обобщающих исследований большинство советских ученых пришли к выводу о необходимости изучения опричнины как определенной политики господствующего класса, создавшего свой аппарат насилия над широкими массами крестьян и горожан. Историю опричнины также нельзя понять, если не учитывать процесс государственной централизации в условиях феодальной России и его незавершенность в XVI в.

Советской исторической науке надлежит дать решение еще многих вопросов, связанных с опричниной. Недостаточно изучены формы классовой борьбы в 60-70-х годах XVI в., особенности социальной политики Ивана IV. В частности, нуждаются в уточнении наши представления о направленности опричных репрессий. Не все еще сделано для понимания структуры опричнины, характера опричных учреждений и состава ее территории.

Настоящая книга и является посильной попыткой ее автора ответить на эти вопросы.

Обзор источников

Обращаясь к источникам по истории опричнины, исследователь сталкивается с чрезвычайными трудностями. Многие из важнейших видов источников для 60-70-х годов XVI в. почти целиком отсутствуют. Так, мы почти совершенно не располагаем законодательными материалами, уставными земскими и губными грамотами. 1567 годом обрывается официальное летописание. Только небольшими отрывками представлены писцовые книги. Другая трудность — это резкая тенденциозность памятников, содержащих оценку политики Ивана Грозного. Здесь мы сталкиваемся, с одной стороны, с откровенно выраженной враждебностью большинства иноземцев, бежавших с русской службы, а, с другой, — с полемической нетерпимостью Ивана Грозного и Андрея Курбского. Вместе с тем можно считать, что все основные сохранившиеся материалы по истории опричнины в настоящее время уже опубликованы.

Благодаря неутомимой и кропотливой работе П.А. Садикова историк теперь обладает значительным комплексом актов по истории земельной политики в годы опричнины[252]. Несмотря на то что эти документы почерпнуты главным образом из монастырских фондов, они дают представление о характере «перебора» опричных земель и «людишек». В них обнаружились совершенно новые данные о возврате земель дворянам после отмены опричнины[253].