Опричнина - Александр Зимин

Так на конкретном историческом материале строилась концепция опричнины как необходимого этапа в сложном процессе укрепления Русского централизованного государства.

Подчеркивая прогрессивные стороны опричнины, С.В. Бахрушин меньше внимания уделял крепостнической сущности правительственной политики, что создавало одностороннее представление о классовой основе складывающегося самодержавия. Безусловной идеализацией деятельности Ивана Грозного было утверждение, что «его реформы, обеспечившие порядок внутри страны и оборону от внешних врагов, встретили горячую поддержку русского народа. Дворянство, крестьянские массы и городское население выигрывали от проведения в жизнь государственной централизации. Таким образом, в лице Ивана Грозного мы имеем… крупного государственного деятеля своей эпохи, верно понимавшего интересы и нужды своего народа и боровшегося за их удовлетворение»[190]. К концепции С.В. Бахрушина приближался и И.И. Смирнов.

Прогрессивные черты опричнины Ивана IV Смирнов видит в росте и укреплении самодержавной власти, как внешнеполитическом, так и внутригосударственном. «Эпоха создания Русского национального государства выступает перед нами как время острой и напряженной борьбы старого и нового, прогрессивных и реакционных сил, носителей национального развития и представителей феодальной реакции»[191]. Цель опричной политики Смирнов усматривает в политическом разгроме княжеско-боярской реакции и ликвидации экономических основ могущества боярства[192]. «Опричнина окончательно и навсегда сломила боярство, сделала невозможной реставрацию порядков феодальной раздробленности и закрепила основы государственного строя Русского национального государства. В этом исторический смысл опричнины. В этом ее основное прогрессивное значение»[193]. Вместе с тем Смирнов отмечает, что, «будучи особой формой проведения политики экономического и политического разгрома боярства, опричнина явилась важнейшим этапом в усилении экономических и политических позиций дворянства, помещиков»[194].

И.И. Смирнов, как и С.В. Бахрушин, не избежал идеализации деятельности Ивана Грозного и опричнины. Так, например, он пишет о поддержке со стороны «самых широких народных масс» борьбы московских государей с боярством за укрепление самодержавия[195], а сам Иван IV рисуется им также в виде испо-лина-правителя, понимавшего и чуть ли не предвидевшего ход исторических событий.

Плодом многолетней кропотливой научно-исследовательской работы по изучению проблемы опричнины явилось посмертное издание статей и материалов П.А. Садикова на эту тему[196]. В опричнине он видел прежде всего орудие борьбы государственной власти, опиравшейся на среднепоместных феодалов, с «феодальной верхушкой»[197]. «Опричнина, — писал Садиков, — ломала решительно и смело верхушки феодального класса и поддерживала великокняжескую власть — этим, в условиях времени, она была, безусловно, прогрессивным историческим фактором, но в самой себе она таила уже острые социальные противоречия»[198].

Особый интерес в книге П.А. Садикова представляют очерки, посвященные территориальному составу опричнины и ее управлению. Наибольшее внимание автор уделяет происхождению и развитию финансово-административных приказов (Разряда, Ямского, Казны и др.). В очерке «Опричнина и церковь» автор показал, в какой обстановке и по каким причинам происходил переход «государевых богомольцев» в опричнину. Скрупулезный анализ источников позволил Садикову выяснить конкретные явления, сопутствовавшие опричным переселениям и разгрому земельного могущества феодальной аристократии. При характеристике опричного аппарата Садиков исходил из мысли о том, что первоначально опричнина искала образцы управления в старых, удельных порядках. Государев удел (опричнина), по его мнению, «пародировал старинное управление»[199].

Но если П.А. Садикову удалось решить вопрос об опричнине как определенном этапе в процессе укрепления Русского централизованного государства, то вскрыть до конца классовый характер опричнины, показать ее значение в развитии классовой борьбы ему не удалось. Садиков был первым из исследователей опричнины, который в основу своей работы положил не свидетельства иностранцев и повествовательных источников, а огромный комплекс актовых материалов. Это позволило ему решить целый ряд больших конкретно-исторических вопросов.

Второе издание книги Р.Ю. Виппера, а также обобщающие труды С.В. Бахрушина, И.И. Смирнова и некоторые другие появились в 40-е годы XX в., в период, когда культ личности Сталина оказывал тормозящее влияние на развитие исторической науки. К характерным чертам этого влияния следует отнести непомерное преувеличение исторической роли царей и полководцев, забвение классовой природы самодержавной власти. Все это приводило к воскрешению обветшавших буржуазных концепций истории России, противоречащих самому духу марксизма-ленинизма.

Наряду с безоговорочным признанием положительного значения опричнины, которое мы встречаем в трудах Р.Ю. Виппера, С.В. Бахрушина, И.И. Смирнова и других историков, в советской литературе явственно раздавались голоса, предостерегавшие от одностороннего решения этой столь трудной проблемы.

Сложной была эволюция взглядов И.И. Полосина на опричнину. Считая «настоящей социальной революцией» мероприятия Ивана IV, которыми «за счет крупного княженецко-боярского вотчинного землевладения необычайно усиливается землевладение мелкопоместное, служилое»[200], Полосин не связывал их с опричниной. Он полагал, что сложную систему мероприятий 40-70-х годов по организации служилого дворянства и дворянской конницы царь Иван осуществлял параллельно с загадочной и «бурной затеей опричнины». Таким образом, оторванная от социально-экономических мероприятий «по организации служилого дворянства» «за счет крупного княженецко-боярского вотчинного землевладения», опричнина для Полосина оставалась «психологически загадочной реминисценцией удельного быта»[201].

Оценка опричнины, данная Полосиным через двадцать лет, уже резко отличалась от вышеизложенной. Под опричниной в собственном смысле Полосин разумел государев двор, который сразу же после его оформления берет на себя общегосударственные функции[202]. Поэтому, в частности, он считал возможным говорить об опричнине и в Польше XVI в. (королевский двор), и в России XIX в. (императорская канцелярия) и т. п. Смысл опричнины Грозного И.И. Полосин видел «в ликвидации боярско-княжеской опричнины, в ликвидации удельного типа княжеско-боярских дворов, в реорганизации царской опричнины, в укреплении земщины силами царской опричнины»[203]. Столь расширенное понимание опричнины как царского двора вообще лишало это понятие всякого конкретно-исторического содержания и превращало изучение особенностей правительственной политики в 60-80-х годах XVI в. в игру слов. Но, не раскрыв специфики опричнины, И.И. Полосин все-таки был прав, связав ее происхождение с государевым двором[204].

Одним из крупнейших исследователей опричнины был академик С.Б. Веселовский. Прекрасный знаток актовых источников, генеалогических материалов (синодиков, вкладных книг и т. п.), он уже в конце своего жизненного пути (в 40-х годах) выступил с целой серией работ, посвященных истории опричнины. Наибольшую ценность имели его источниковедческие разыскания. Его труд о синодиках опальных царя Ивана до сегодняшнего дня является основным подспорьем для всякого, изучающего социальную направленность опричных репрессий[205]. Исследование С.Б. Веселовского о завещании Ивана Грозного 1572 г. представляет особый интерес тем, что автор сопоставил этот важнейший документ с фактами, свидетельствовавшими о начале охлаждения царя к опричнине[206]. Менее удачной оказалась обобщающая статья С.Б. Веселовского об учреждении опричного двора и отмене его в 1572 г.[207] Правда, и здесь приведен свежий материал об опричных конфискациях земель[208] и об изменении территории государева удела на протяжении 1565–1572 гг. В статье автор попытался обосновать тезис Ключевского о том, что «опричнина и вообще опалы Ивана Грозного свелись к уничтожению лиц»[209].

С.Б. Веселовский верно подметил ошибочность построения Платонова, сводившего опричнину к борьбе Ивана Грозного с боярством. Но, отвергая платоновскую концепцию, Веселовский отказался вообще видеть какой-либо исторический смысл в опричных преобразованиях. С этим, конечно, согласиться нельзя.