Смерть – плохая примета - Оксана Обухова

Роман прищурился в раздумьях, Виолетта поняла его взгляд неправильно:

– Переживаешь, не получил ли от подружки СПИД? Савельев не ответил.

– Переживаешь. На кухню, слепо глядя перед собой, вошла Марья.

Бледная как полотно, с запавшими незрячими глазами.

– Уснул, – сказала тихо. (Виолетта подскочила с табурета.) – Не ходи. Он спит. Я укрыла его одеялом.

Застрявший в щели гигант-боксер наблюдал, как заново присматриваются друг к другу две женщины: сидят напротив на табуретах, смотрят в глаза и, пожалуй, ведут безмолвный диалог.

– Сколько ему осталось? – первой проговорила Марья.

– Месяц, полтора.

– Почему так быстро?

– Не повезло, – пожала плечами Виолетта. – Два воспаления легких подряд.

– Почему он ничего не сказал мне?! Фанатка усмехнулась:

– Зачем? Ты вся в работе, у тебя другая жизнь.

– Но – почему?! Почему?! – твердила Марья, раскачиваясь из стороны в сторону. – Неужели он не был во мне уверен?!

– Ты отреклась! Ты отступила!

– Неправда!

– Правда! Ты его бросила!

– Но не в беде!

Виолетта вскочила, подошла к окну, встала спиной к Марье.

– Ты его бросила, – вколачивала монотонно. – Он нуждался в тебе, когда был здоров, но ты даже тогда – не замечала…

– Неправда! – В голосе зазвучали слезы.

– Правда! – выкрикнула Виолетта, обернулась. – Ему не нужна была твоя жалость! Ты отвернулась еще от здорового! А я не отдаю друзей предателям. Сейчас – он мой. Навсегда.

Марья закрыла лицо руками, всхлипнула.

– Уходи. Пожалуйста, уходи.

– Нет, я дождусь, пока он проснется, – сквозь пальцы прошептала Маша.

– Хорошо. Но потом – ты уйдешь.

Марк пробыл в забытьи всего полчаса.

Марья прощалась.

Роман вынул из заднего кармана брюк бумажник, выгреб из него всю наличность – тысяч восемь рублей и двести долларов, положил на кухонный стол:

– Здесь не много. Потом привезу еще. Что-нибудь конкретное нужно?

– Здоровье. Но его не купишь.

Пока машина стояла во дворе, Марья сидела еще не плача. Все слезы и силы остались в квартире на восьмом этаже. Роман перегнулся через девушку, перетянул ее ремнем безопасности – не в их положении лишние встречи с гаишниками, – спросил:

– Куда?

– Все равно, – шепнула Маша.

– Понятно.

Везти такую потерянную Марью прямиком к тетушкам Савельев не решился. Проехал пару кило метров, остановил джип в парке возле уличного кафе.

– В машине посидим?.. Или на улицу выйдем?

Марья ничего не ответила, и боксер, пройдя мимо пластиковых столиков, зашел в крошечное помещение чистенького ресторанчика.

– Двести коньяку, – сказал бармену. – Вместе с бокалом, – и положил на стойку пластиковую кар точку.

Сметливый парнишка приплюсовал фужер к стоимости коньяка, Роман бережно отнес его в машину…

Коньяк наконец-то выбил из Марьи хоть какие-то эмоции. Она, пристегнутая ремнем безопасности, склонилась над коленями, почти беззвучно, давясь воздухом, зарыдала.

Савельев, стискивая челюсти до ломоты в скулах, смотрел перед собой, не лез с утешениями.

Марии надо выплакаться. Сейчас, не перед тетушками. Не то беда застрянет комом в горле, удушит.

– Он не пришел ко мне, – всхлипнула недавно рыжеволосая беглянка. – Он не поверил.

– Он пожалел.

– Меня? – Марья повернула мокрое, с капельками слез на подбородке лицо.

– Тебя. И себя, наверное.

– Как это? – шмыгнула носом бедная кошка.

– Когда мучаешься сам, смотреть еще и на муки любимого человека не хватит сил.

– Ты думаешь? Он поступил так, потому что любил?

– Если бы не любил, не ушел бы.

– А-а-а… Виолетта?

– От нее ему легче принимать жалость, чем от тебя… От тебя не получилось. Прими его выбор. Ты должна.

– Он просил, – понуро кивнула Марья. – Просил оставить его там…

– Вот видишь, – глядя перед собой, сказал Роман. – Виолетта принимает его мучения как подарок. – И повернулся всем корпусом к Марье: – Это разное, понимаешь? Служение с радостью или только с мукой. Виолетта предана Марку…

– Я тоже! – перебивая, воскликнула Маша.

– Не так. Ты бы приняла его болезнь как кару. Вам обоим. Здесь – счастлив хотя бы один. Оставь их в покое. Не мучай Марка. Он – мужчина.

– Но я…

– Ты будешь приходить, думаю, Виолетта тоже должна это принять. Но… не отнимай их друг от друга. Пожалей вас всех.

Марья отвернулась, несколько минут смотрела в боковое стекло…

– Спасибо, – сказала тихо. – Я надеюсь,хотя бы ты веришь в свои слова хоть немного.

– По-моему, я тебе еще не давал повода сомневаться, – тихо, может быть даже недовольно, проговорил Роман. Вынул из Машиной руки недопитый бокал и, открыв дверцу, поставил его на бордюр рядом с машиной. – Поехали? – захлопнул дверцу и пристегнулся. – Наши, наверное, уже извелись – куда мы пропали?

Часа на полтора машина застряла в пробках. Марья свернулась на переднем сиденье калачиком и, кажется, спала. Иногда вздрагивая, иногда всхлипывая. Роман, во время одной из остановок, вышел из машины и, позвонив на работу, сказал, что сегодня его уже не будет.

Глава 3

Вечером в большой гостиной за круглым столом собрался большой совет.

Вадим Арнольдович посасывал незажженную трубочку, Софья Тихоновна машинально отщипывала крошки от кусочка хлеба, Надежда Прохоровна, признанная любительница криминальных сериалов и в прошлом отважная народная дружинница, разбирала ситуацию по полочкам. Бледная и как будто исхудавшая за один только день Марья старательно отвечала на ее вопросы.

– Так, значит, Виолетта здесь ни при чем, а Марк ходить не может?

– Не может.

– Виолетта не стала бы сейчас рисковать и убивать Стаса, – поддержал Савельев Марью. – Она вся в Марке.

– Тогда кто? Давай, Мария, думай. У кого есть ключ от твоей квартиры, кто знает, как отключить сигнализацию, кто мог подбросить пистолет?

– Может быть, начнем с того, кому это нужно? – вставил слово ученый востоковед.

– С мотива? – прищурилась Надежда Прохоровна.

– Да.

– А ты сама как, Маша, думаешь?

– В квартиру никто проникнуть не мог, замок хороший, новый, сигнализация в порядке.

– Ценно, – кивнул Вадим Арнольдович. – Если я не ошибаюсь, на пульте охраны автоматически фиксируется время, когда жилец входит и выходит из квартиры.

– Наверное, – пожала плечами Марья. – Я с этим никогда не сталкивалась, повода не было.

– Значит, – гнула свое баба Надя, – пистолет подкинул кто-то пришедший в гости. К тебе много ходят, Маша?

– Нет. А последние дни я вообще много работала и почти не выходила.

– А не могла дверь незапертой оставить? Забыть поставить квартиру на сигнализацию?

– Категорически – нет. В доме дорогая техника, она мне тяжело досталась, я очень аккуратна с замками. Соседство, знаете ли, не позволяло расслабиться…

– Вот, – довольно посмотрела бабушка Губкина на ученого, – о чем я и говорю. Начинать надо отсюда. Давай вспоминай, кто к тебе заходил после того, как застрелили этого Покрышкина? Кто мог подгадить?

– Да никому это не нужно! – огорченно воскликнула остриженная беглянка. – Никому!

– То есть ты предлагаешь начать с мотива? – глубокомысленно проговорила баба Надя.

– Да ничего я не предлагаю! У меня нет врагов, я ни с кем не ссорилась! За те пять дней, после выстрела в соседней квартире, ко мне приходили только подруга и соседка!

– А через балкон перелезть не могли? – быстро вставил Вадим Арнольдович.

– Нет! У меня остекление, окна открываются только изнутри. Я сама чуть руку не вывихнула, когда пистолет к Стасу перекидывала!

Марья выдохлась, откинулась на спинку стула и огорченно поглядела на представителей большого совета. Вадим Арнольдович безрадостно крякнул и положил трубочку на край чайного блюдца.

– А что за подруга к тебе приходила? – тихо произнесла Софья Тихоновна.

– Подруга? – нахмурилась Маша. – Обычная. Со старой работы. Луиза.

– Луиза, – насмешливо фыркнула Надежда Прохоровна, – понавыдумывали имен…

– Она прекрасно на Лизку отзывается, – пояснила Марья.

– Вы не ругались?

– Нет.

– У вас вообще никогда не было конфликтов?

– Конфликтов? – снова переспросила Маша, собрала губы в щепоточку: – Пожалуй… был один. Но давно. А впрочем… не так уж и давно…

– По какому поводу?

Марья побарабанила пальцами по столу, нахмурилась.

– Это длинная история, начинать издалека надо.

– Мы не торопимся, – приободрила жена профессора, а Надежда Прохоровна, большая любительница пространных историй из чужой наполненной жизни, положила руки на стол и приготовилась слушать.