Звезда заводской многотиражки 4 (СИ) - Фишер Саша

— Ты куда-то торопишься? — язвительно спросил я, проследив ее взгляд, который метнулся в сторону двери.

— Вы будете писать заявление? — меланхолично спросил милиционер. Второй все это время стоял и скучал с очень бдительным видом. Кажется, эти двое уже классифицировали ситуацию как «ложный вызов». Ну нет, так не пойдет!

— Да, я буду! — сказал я и шагнул вперед. — Мне самому писать или под протокол?

— Да не слушайте вы его, он псих! — почти взвизгнула Аня. — Вечно выдумывает всякое разное... У него провалы в памяти и голоса в голове, у психиатра его спросите! Форму еще откуда-то взял, чтобы в больницу пробраться!

— Вы тоже хотите написать заявление? — невозмутимо спросил старлей у Ани.

Очень хотелось сейчас покрыть ее матом, если честно. Вот же сучка двуличная, как быстро перестроилась! Хорошо, что я сдержался. Не та ситуация. Устроить свару перед милицией — это прямой путь к тому, что любое заявление от моего лица сразу будет воспринято... ну... не очень серьезно. Так что я взял лист бумаги и ручку, сел обратно на кушетку и принялся торопливо излагать, что я, Иван Алексеевич Мельников, беспокоился о жизни и здоровье Прохора Ивановича Нестерова, своего двоюродного дяди, который прибыл в рабочую командировку из Москвы в Новокиневск. Поводы для беспокойства у меня были, потому что в больницу он попал, потому что на него напали...

Писать было неудобно. Ручка то и дело норовила порвать тонкую бумагу, дерматиновая обивка кушетки была недостаточно жесткой.

Аня продолжала убеждать старлея в том, что я просто мнительный юноша, и вообще ее преследую. Каждый раз такая фигня, мол. Тот равнодушно кивал и поглядывал на часы.

Мне все еще чертовски хотелось принять участие в разговоре. В принципе, болтать я тоже умею нормально, не хуже Ани. Думаю, вполне смог бы загнать ее в логическую ловушку... Вот только тут ситуация не та. Никто не записывает наш разговор на диктофон, так что болтовня так болтовней и останется. А вот письменное заявление — другое дело. Да, можно махнуть рукой и убедить себя, что меланхоличный старлей просто спустит желтоватую бумажку, исписанную моим торопливым почерком, в ближайшую мусорную корзину. Но есть нюанс... Вызов зафиксирован, так что если я подам заявление по всей форме, значит его так или иначе примут. Что там будет дальше — вопрос спорный, но слова — это слова, а бумага — это бумага.

Я сунул руку в задний карман штанов и достал паспорт. Переписал циферки паспортных данных. Поставил точку. Встал.

— Товарищ старший лейтенант, вот мое заявление, — сказал я как можно более спокойным тоном. На Аню я не смотрел. Но слышал, как она прошептала что-то ругательно-раздраженное.

— Гражданин Мельников? — спросил старлей и посмотрел на меня. В глазах его даже появилась искорка интереса.

— А где Наталья Ивановна? — спросил я, посмотрев на Аню. Оглядел коридор. Я, конечно, пока писал, мог ее пропустить, но не в ее характере было просто так тихо улизнуть, ничего не сказав.

— Кто? — с невинным видом спросила Аня.

— Не прикидывайся, — зло бросил я. — Она ушла проводит тебя в туалет, а обратно ты вернулась одна.

— Не знаю, ушла, наверное, — Аня пожала плечами и снова посмотрела на милиционера. — Товарищ старший лейтенант, я же вам говорила, что он психический... начитается детективов и выдумывает... черт знает что...

Я вскочил и рванулся к двери туалета. Да твою мать, неужели эта дрянь что-то сделала с моей бабушкой? Аня сказала старлею что-то кокетливое и засмеялась.

Рванул дверь. Вбежал внутрь. Сумрачное помещение с сероватыми кафельными стенами. Три раковины, кран над одной из них замотан мокрым вафельным полотенцем. Зеркало в разводах. Прикрыта дверь в «туалетное» отделение.

Я подскочил к ней, схватился за мокрую ручку.

Правая нога заскользила, будто пол был тщательно натерт мылом. Пальцы соскользнули с ручки, я замахал руками, стараясь удержать равновесие, чтобы не грянуться со всей дури башкой об раковину.

Глава восьмая. Так всегда бывает, когда отвлекаешься

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Фух. Чуть-чуть бы правее, и я бы...Да ладно, можно подумать, я никогда раньше не падал, поскользнувшись.

Хотя как раз в такие моменты и понимаешь адреналиновых наркоманов — такой взрыв радости, что обошлось всего-то ударенным локтем, хотя при другом раскладе я бы сейчас лежал на полу больничного туалета с расколотым как перезревший арбуз черепом. Воображение в такие моменты очень живое, да! Вариант, что у меня просто была бы шишка и небольшой сотряс, в голову не приходит.

— Эй! — раздался голос бабушки. — Кто здесь?!

И меня накрыло второй волной облегчения.

Я осторожно преодолел скользкий участок и вошел в «туалетное» помещение. Тоже стандартное — скучный кафель от пола до потолка, окно с закрашенным стеклом, и несколько дверей в кабинки. В ручку одной из которых просунута швабра.

— Наталья Ивановна, это вы? — на всякий случай спросил я и принялся ворочать деревянное устройство для мытья пола. — Почему вы не звали на помощь?

— Да как же не звала-то? — возмутилась она и подергала дверь изнутри. — Охрипла даже орать! Но эта сучка наверное дверь внутреннюю закрыла, и никто меня не услышал.

Чертова швабра... Да как Аня умудрилась так ее просунуть, что хрен вытащишь? Легче вместе с ручкой оторвать...

Так, Жан Михалыч, спокойно! Без нервов. Не спешить, не суетиться. Жизни Натальи Ивановны уже ничего не угрожает...

Дверь наконец открылась. Моя бабушка вылетела из кабинки, оттерев меня плечом и рванула к выходу со словами.

— А ну-ка где там эта дрянь!

— Осторожно! — попытался предостеречь Наталью Ивановну я, но она проскочила скользкий участок, даже не заметив. Со стороны окна было видно, что пол и в самом деле поблескивает. И кое-где в стыках плиток застряли белые комочки. Ну точно, если взять с раковины кусок мыла и натереть им пол, это будет как раз как-то так и выглядеть.

Я рванул вслед за бабушкой, которая уже выскочила в коридор. Ее каблуки грохотали так, будто она вознамерилась проломить пол несчастной больницы.

— Куда она делась? — Наталья Ивановна остановилась возле поста медсестры.

Не было ни милиции, ни Ани. Пузан в майке-алкоголичке сидел перед дверью процедурной. Рядом с дедом в полосатой пижаме. Бабуля-божий одуванчик ковыляла по коридору, передвигая впереди себя табуретку.

— Куда они ушли? — спросил я, догоняя Наталью Ивановну.

— Кто? — медсестра уставилась на меня.

— Милиция, — уточнил я. — И девушка.

— Вы что, не видите, что я на посту? — раздраженно спросила она. — За дверь вышли, дальше я не следила. Может, вниз пошли, а может на крышу.

— А что с Прохором Ивановичем? — спросил я. — Можно к нему?

— Посещения с семнадцати ноль-ноль, — отчеканила медсестра. — Молодой человек, а почему вы вообще в отделении? Вы новый санитар?

Понятия не имею, что сказала или сделала Аня, что милиция так быстро свернула свои дела. Хотя... Сделать-то можно многое. Можно сослаться на важное знакомство, например. Или дать взятку. Или...

На этом мысль оборвалась. Я натянул пальто и повернулся к бабушке.

— Наталья Ивановна, вы уж извините, — я развел руками. — Я вообще не хотел вас втягивать во что-то подобное...

— Вот ты лучше помолчи! — категорично отрезала бабушка. — Извиняется он еще! Я может и вздорная женщина, но добро помнить умею. Жанчик мне про тебя все рассказал. Что если бы не ты, то я бы так и пускала слюни в закорской психушке. И перстень мой вернул. Так что нечего тут извиняться!

Говорила бабушка возмущенным тоном, но глаза ее были теплыми. Благодарными.

И так хорошо стало на душе, что я расплылся в улыбке. Поддался порыву и быстро обнял Наталью Ивановну. Ноздри защекотал памятный с детства запах. Смесь какого-то шампуня, духов и чего-то еще. Чего-то домашнего, уютного. Будто запах старого шерстяного пледа или...

— Ну-ну, — бабушка похлопала меня по спине. — Давай уже, шагай! А то мне и так влетит, что меня на рабочем месте нет уже сколько...