Симпатия - Эдуардо Де Филиппо

ТУЛЛИО: А тебе пришлось расплачиваться за его долги.

ДЖУЛИАНА: Я продала буквально все: магазин, мебель, дом. Ничего не осталось! Сейчас мы снимаем меблированную комнату… (Начинает рыдать). Все еще наведываются кредиторы, требующие оплаты долгов; мы находимся теперь в безвыходном положении. Я так желала иметь ребенка, но как мы можем позволить себе родиться божественному созданию в подобной ситуации? Я пришла сюда не за любовью и не за состраданием, в чем ты мне никогда не отказывал, а, чтобы просить тебя о помощи! (Продолжает плакать).

ТУЛЛИО: Понятно… Сейчас я понадобился.

ПАОЛА: Туллио!

ТУЛЛИО: Позволь мне сказать… Не подумай, что я совершенно безразличен к тем проблемам, что свалились тебе на голову. Безусловно, эта ситуация намного хуже того, о чем я мог только догадываться. Если ранее, думая о вас, у меня не было повода для веселья, то сейчас я чувствую себя крайне расстроенным.

ДЖУЛИАНА: Я нахожусь здесь не для того, чтобы пытаться тебя растрогать.

ТУЛЛИО: Джулиана, сядь, пожалуйста, рядом со мной и выслушай меня. Нам с тобой лишние слова не нужны. Наши отношения чисты и уж конечно не мое поведение омрачает их. Я снова стал тем, кем был раньше, и приниматься за старое у меня нет никакого желания. Это означало бы отказаться во второй раз от своих убеждений, в столь деликатной работе, какая есть у меня. Это было бы равносильно тому, как если бы я отрекся от самого себя. Ты помнишь, чем я занимался, когда я работал с Альберто?

Ты сама часто задавала себе вопрос, что это случилось со мной, почему я изменился до неузнаваемости. Сейчас как раз тот случай, когда можно прояснить некоторые детали, о которых ты, возможно, интуитивно догадывалась. Люди от меня отворачивались на улице, писали мне анонимные письма, сплошь и рядом недооценивали меня. Почему это происходило? Дело дошло до того, что я готов был отказаться от этой работы именно из-за того, что твой муж пытался вбить мне в голову, что я не способен что-либо продавать.

Почему? После того, что ты сейчас мне рассказала, я понял причину всего этого. Я также понял, почему все его находили таким симпатичным. Джулиана, стань снова, пожалуйста, самой собой!

ДЖУЛИАНА: Что я могу сказать тебе? Я не нахожу больше слов. Может, я ошибаюсь, но уже слишком поздно что-то менять в моей жизни. И я пришла сюда не для того, чтобы что-либо менять; я пришла…

ТУЛЛИО: (Перебивает ее). Потому что ты ангел. Я с тобой всегда откровенен, но ты продолжаешь, до последнего, защищать своего мужа. Сколько времени прошло с тех пор, как мы обитали в нашем каникулярном домике, но ты совершенно не изменилась. Ты редкий цветок!

ПАОЛА: Однако, проблемы у Джулианы остаются, и есть риск, что они останутся неразрешенными.

ТУЛЛИО: Несомненно, в изложении этих проблем она была более чем откровенна. Видишь ли, Джулиана, одним росчерком пера невозможно перечеркнуть то, что писалось столько времени столь недвусмысленно. Этого недостаточно, чтобы что-нибудь изменить… И, тем не менее…

В этот момент раздается звонок в прихожей. Последние слова Туллио дают надежду, хотя и слабую, на возможность примирения. Но последующие действия Альберто не только не позволят реализоваться такой надежде, а, наоборот, еще больше обострят обиду Туллио. В том числе, и потому, что его сестра в этой ситуации является наиболее пострадавшей стороной.

ЛЮЧИЯ: Там ваш шурин.

ДЖУЛИАНА: (Вскакивает на ноги) Где мне можно спрятаться…?

ПАОЛА: Можно в моей комнате. Пойдем.

ТУЛЛИО: (Обращаясь к Лючии) Пусть войдет.

ЛЮЧИЯ: Проходите, синьор Альберто. (Пропускает вперед Альберто и затем покидает прихожую).

АЛЬБЕРТО: (Входя в прихожую) Дорогой Туллио, сколько прошло времени с тех пор, когда мы виделись в последний раз!

ТУЛЛИО: Чао, Альберто.

АЛЬБЕРТО: Я заскочил к тебе в магазин, чтобы посмотреть, как ты устроился… знаешь, до нас доходили твои новости…, но я нашел твой магазин закрытым.

ТУЛЛИО: Это верно, мы с Паолой готовимся к отъезду, поедем в горы, отдохнем пару недель.

ПАОЛА: Извините, я пойду собирать вещи. (Выходит из гостиной).

АЛЬБЕРТО: Какая красивая девушка! Я не думал, что это может быть надолго. Я ее видел, когда она приходила навестить тебя в больнице, но она не показалась мне столь красивой. Значит все это серьезно… Не забывай своих старых друзей, когда будешь рассылать приглашения на свадьбу.

ТУЛЛИО: У нас нет, пока, никаких намерений жениться; нам и так хорошо. (Резко). Итак, что у тебя?

АЛЬБЕРТО: Видишь ли… Я сейчас переживаю трудный момент, не чувствую себя хорошо: досаждает головокружение, отсутствует аппетит, сплю плохо, все время шалят нервы… Возможно все из-за того, что случилось между нами: то, что я остался совершенно один, и на мою голову разом свалились все проблемы, связанные с ведением дел по магазину… Мои друзья посоветовали мне обратиться к врачам, что я и сделал: мне сейчас нужен длительный отдых… Мы проработали вместе с тобой целых десять лет, создали солидную фирму, приносившую нам гарантированную прибыль. Затем ты организовал свое дело… знаешь, в наших кругах о некоторых вещах знают все… и организовал дело достаточно хорошо… Обо мне говорить не будем! Почему я приехал к тебе? Ты, как не возьми, а мой шурин, я люблю тебя, женат на твоей сестре, почему же я не должен питать к тебе самые добрые чувства? Я уже сказал, что люблю тебя, и посчитал бы за честь быть тебе полезным, чувствовать, в свою очередь, твою поддержку, а, если бы такая поддержка потребовалась от меня, то я оказал бы ее тебе, не раздумывая. Мы могли бы объединить наши усилия и открыть снова наш магазин, пожалуй, еще больший, чем прежний, поскольку тот, что был у нас, после нападения, не знаю почему… перестал нравиться мне. Я его решил продать; уже продается. Увеличим уставной капитал и все организуем по-новому. Я бы ограничил мои обязанности своими обычными функциями: заманиванием клиентов — ты же знаешь, каким я обладаю магнетизмом! — а ты бы занялся администрированием, в этом деле тебе нет равных. Мы вполне могли бы объединиться, а затем, когда я буду чувствовать себя лучше, мы могли бы осуществить с тобой эффектный ход: открыть еще один магазин, после чего третий, и таким образом создать целую сеть наших магазинов… (После этих слов наступает гнетущая пауза).

ТУЛЛИО: Ты меня заставил вспомнить о том времени, когда ты десять лет тому назад пришел ко мне и предложил создать нашу фирму… Ты это помнишь? Мы были на десять лет моложе, моей первой мыслью тогда было, что я тебе должен быть страшно признателен за то, что ты, такой, всеми любимый и пользующийся огромным успехом, удостаиваешь меня чести быть вместе с тобой, меня, неудачника, и, предопределенного судьбой находиться всегда в тени, быть безымянным.

АЛЬБЕРТО: Я тебя никогда не считал неудачником… Единственно, что ты не был столь раскованным как я, был робок и таким остаешься до сих пор… Боялся вступать в разговоры с клиентами, непонятно почему…

ТУЛЛИО: Я тебя почитал за человека со сверхъестественной силой. Разве не обладает сверхъестественной силой тот, на которого любовь других так и сыпется, как манна небесная? Ты меня любишь, лишь только потому, что женился на моей сестре, я же, наоборот, испытывал любовь к людям всегда и мог лишь только мечтать об ответной любви. Я вглядывался в лица незнакомых людей на улице, шпионил за ними из окна нашей конторы, в те минуты, когда можно было расслабиться на работе. Смотрел, как они проходят мимо… Они улыбались, и мне страшно хотелось находиться среди них, но так, чтобы они меня не видели, чтобы я мог любоваться ими, не нарушая их покоя, не вызывая у них раздражения своим присутствием. Не знаю, как это получалось, но одно лишь мое появление могло прервать беседу целой группы людей, смутить самого застенчивого человека или спугнуть молоденькую блондинку…

АЛЬБЕРТО: Да, я помню, что говорили о тебе наши клиенты: антипатичный, высокомерный, раздражительный. Со мной, все было иначе: никаких проблем…

ТУЛЛИО: Та легкость, с которой ты выстраивал свои отношения с людьми, непринужденность в общении с ними, представлялись мне прирожденным даром, достойным восхищения! Я страшно хотел во всем походить на тебя, сделать над собой невероятное усилие и родиться в новом обличии. Вот почему я всегда восхищался тобой и считал, что каждый твой успех был следствием твоего качественного превосходства, которого ты достиг, противопоставив моей робости свою непринужденность и моему одиночеству свою общительность.