Единица «с обманом» - Всеволод Нестайко

Как долго тянутся сегодня уроки! И как назло последним был урок Марии Васильевны. Этот урок казался Вовке просто нестерпимым.

Вовка уже не думал о том, чтобы Мария Васильевна вызвала его. Ему сегодня было не до того.

Ну что она тянет? Могла бы в конце концов и чуть пораньше отпустить. Все-таки праздник. Да и сама ведь женщина. Пусть бы шла праздновать.

Но Мария Васильевна, должно быть, не понимала этого. Она дотянула объяснение урока до самого звонка. Когда прозвенел звонок, ученики сразу засуетились, доставая портфели. Но с места вставать не отваживались — Мария Васильевна все еще стояла у стола.

Было непонятно, чего она мешкает, раньше ведь никогда не задерживалась в классе после звонка.

Мария Васильевна сняла очки, провела рукой по утомленным глазам и улыбнулась какой-то странной, дрожащей улыбкой. Потом тихо, как будто самой себе, сказала:

— Вот и закончился мой последний урок… Всего вам доброго, дети…

Наконец-то! Вовка рванулся с места и выскочил из класса. Но в коридоре вдруг остановился. Что такое? За ним никто не выбежал. Мария Васильевна, видно, еще что-то говорила. На миг Вовка заколебался: «Как-то нехорошо вышло». Но потом решил: «А! Наверно, говорит, чтоб мы своих мам поздравили с праздником. Сами знаем! Не возвращаться же из-за этого», и побежал домой.

Мама очень обрадовалась Вовкиному подарку. Она была так растрогана, что слезы навернулись ей на глаза. И все потому, что Вовка сам, собственными руками, смастерил аптечку. И хотя подарок отца — шерстяной костюм — стоил дорого, он все же проигрывал рядом с Вовкиным. Чувствовалось, что отец завидует сыну. Торжествующему Вовке даже стало жаль отца. И он из благородства начал хвалить его подарок, но мама сказала, что Вовкин все равно лучше.

Настроение у Вовки было таким, как будто он совершил геройский поступок, это очень приятно. Когда мать и отец наконец взялись за свои дела, Вовка пошел к соседям. Соседи, конечно, все уже знали про подарок и тоже стали хвалить Вовку. Правда, значительно сдержаннее, чем родители. А восьмиклассница Нюрка и совсем ничего не сказала. Она крутилась перед зеркалом, куда-то собираясь. Такое Нюркино поведение не понравилось Вовке.

— Куда ты так расфуфырилась? — спросил он.

— Как это — куда? — подкрашивая ресницы, пискнула Нюрка, — в школу. На торжественное собрание, посвященное 8 Марта.

Вовка хмыкнул — подумаешь, счастье, торжественное собрание! Нюрка сегодня его раздражала.

— Слушай, Вовка, — она обернулась, — чего же ты скрывал, что ваша Мария Васильевна уходит на пенсию? Ее сегодня на собрании торжественно провожают.

— Что-о? — от удивления Вовка аж рот разинул.

Нюрка внимательно посмотрела на него:

— Ты что — не знал?

— Да нет… А что тут такого?.. Подумаешь…

Теперь уже Нюрка хмыкнула:

— Тоже мне — фрукт! Отношение называется. Все-таки — на пенсию…

Вовка пробормотал что-то невнятное и выскочил из комнаты.

…Игоря Дмитрухи не было дома. Витасик Дьяченко пошел в кино. Шурика Бабенко забрала к себе тетка. Валера Галушкинский пошел с мамой к портнихе. Ну, как назло — никого. Даже Таня Верба — Вовка пересилил себя и забежал к ней, хоть никогда не ходил домой к девчонкам, — и та была в библиотеке.

У Вовки голова пошла кругом. Как же так? Как он мог не понять ее слов: «Вот и закончился мой последний урок…» И выскочил. Даже не подождав, что она скажет дальше. А она что-то еще говорила. Конечно, говорила. Прощалась. И вышло так, будто Вовка нарочно выбежал, чтобы не присутствовать при этом. И Мария Васильевна попрощалась со всем классом. Со всеми, кроме него…

Ну и пусть!.. Кстати, злополучную единицу «с обманом», конечно, теперь можно считать недействительной. Не будет новая учительница обращать внимание на эти страхолюдные оценки.

Нет! Нехорошо все-таки вышло. Ну что бы ему подождать еще минутку… И тогда — вместе со всеми. А так: все вместе, а он — один. И Вовка вдруг почувствовал себя одиноким-одиноким. Такое у него бывало, когда он запаздывал и прогуливал урок или когда его выгоняли из класса. Ему тогда казалось, что все делают что-то правильное, нужное, но для него теперь уже недосягаемое. И становилось тревожно и как-то страшновато…

Вовка осторожно проскользнул в дверь школы и, воровато оглядываясь, стал подниматься по лестнице на второй этаж, где находился зал. Вовка знал, что на такие торжественные собрания учеников младших классов не приглашают — а только старшеклассников. Знал также, что если его увидят, то отправят домой — дисциплина есть дисциплина. Но Вовка не мог не прийти сейчас в школу. Что-то тянуло его сюда неудержимо, как тянет, говорят, преступника на место преступления.

Когда Вовка подкрался к дверям, послышались громкие аплодисменты — наверно, закончилось чье-то выступление. Дверь осталась приоткрытой, и Вовка видел часть зала и сцену, где расположился президиум. В центре президиума сидела Мария Васильевна. Очевидно, ее уже начали провожать, так как все аплодировали и смотрели на нее, а она одна не аплодировала. И лицо у нее было взволнованное и такое растерянное, как бывало в классе, когда поднимался шум. И казалось, она сейчас встанет и по привычке скажет: «По-опро-ошу-у ти-иши-ны-ы!» Но она не встала и не сказала. А встал Павел Павлович, учитель физкультуры, который тоже сидел в президиуме, только с краю. И сразу в зале стало тихо, очень тихо, так что Вовка даже затаил дыхание, чтобы не выдать себя.

— Дорогая Мария Васильевна…

Вовка не узнал голоса Павла Павловича — мужественный и властный на уроках, сейчас он звучал тихо и смущенно.

— Дорогая Мария Васильевна… Вы знаете, что я не умею выступать и говорить речи. Вы хорошо это знаете. Вы даже укоряли меня за такую особенность, когда я был еще Павликом-Равликом[1], вашим учеником. В этой самой школе вы были нашим классным руководителем. Но сегодня я не могу не выступить. Сегодня из нашего коллектива уходите вы, самый дорогой для меня человек, мой бывший учитель и мой нынешний товарищ по работе… Эх, не умею я говорить… Но, знаете, я ведь благодаря вам стал учителем… Хотел быть таким, как вы… И не знаю… может… Да что я говорю… Не то я говорю… Мария Васильевна, родная, дорогая вы моя… Спасибо вам за все, что вы сделали для меня, для нас, для всех, кого вы учили. А их сотни, тысячи… Наша школа навсегда останется для вас родным домом. Вы не покидаете нашу семью, а просто, просто…

Павел Павлович вдруг покраснел, заморгал, потом вышел из-за стола, подошел к Марии Васильевне, склонился и поцеловал ей руку. Он какое-то время так и стоял, склонившись и припав губами к ее руке. А Мария Васильевна другой рукой гладила его по голове и что-то шептала. Глаза у нее были влажные и часто-часто моргали.

В зале царила мертвая тишина. Вовка весь съежился. Ему стало казаться — будто все здесь уже знают, что он стоит за дверью, и знают, как он невзлюбил Марию Васильевну, и знают даже, какую «благородную» месть придумал для нее. И такою жалкой и никчемной показалась Вовке эта «благородная» месть, построенная на уловках и лжи, что захотелось убежать, но он не мог двинуться с места.

Снова послышались рукоплескания, а потом на сцену вышла какая-то не знакомая Вовке девятиклассница. Она говорила звонким торжественным голосом, каким обычно декламируют стихи на школьных вечерах самодеятельности. От волнения Вовка плохо слушал, но одна фраза сразу дошла до его сознания: «Ваши единицы «с обманом» учили нас честности и правдивости».

Единица «с обманом»! Это же была последняя его оценка у Марии Васильевны. И вообще это была последняя единица «с обманом», которую поставила Мария Васильевна: после Вовки больше никто не получил такой оценки. А Вовка так и не исправил ее. Она осталась теперь у него навеки.

Будут у Вовки и четверки, и пятерки, но никогда ему не исправить этой единицы «с обманом». Потому что оценки ему будут ставить другие учителя. А Мария Васильевна уже никогда не поставит ему ни «двойки — почти тройки», ни четверки с двумя минусами, ни пятерки с плюсом — никогда. И Вовка вдруг впервые понял всю безнадежность и непоправимость короткого слова — никогда. Его охватило отчаяние.

«Но ведь и то, что я сейчас стою под дверью и подслушиваю — это ведь тоже обман, это нечестно. Неужто я всю жизнь буду врать и делать что-то нечестное? Неужели на всю жизнь мне одна оценка — единица «с обманом»?»

Может быть, потому что Вовка был захвачен своими мыслями, а в зале снова захлопали, — он не услышал шагов. И только когда кто-то толкнул его, он резко обернулся. Позади стояло четверо семиклассников: три ученицы и с ними Костя Лось, которого Вовка хорошо знал. Тот тоже был заядлым спортсменом — чемпионом школы по гимнастике. Семиклассники держали в руках две корзины с цветами.

— Чего стоишь на пороге? — спросила Вовку белокурая девочка, которая несла корзину в паре с Костей.