Феникс - Светлана Ягупова

Корпуса лечебной зоны почти вплотную приближались к морю. В приемном пункте санатория «Амикецо», что в переводе с эсперанто означало «Дружба», молоденькая медсестра-японочка быстро оформила историю болезни и уже решала, куда определять Айку, как у Ирмы сорвалось с языка:

— Интересно, из-за рубежа едут те, у кого толстые кошельки?

— Вовсе нет! — Японочку, кажется, возмутил вопрос. — У филиалов МКВ[1] довольно демократичный принцип отбора. Сюда отправляют с самыми тяжелыми формами осложнений после «БД». Как раз чаще всего тех, кто победнее — ведь лечение здесь бесплатное.

В палате, куда поместили Айку, стояли четыре ортопедические койки с металлическими рамами, прикрепленными к спинкам, платяной шкаф, тумбочки. Двери на манер вагонных открывались, вдвигаясь в стены, образуя широкий проход для проездов на креслах и колясках. Шторы на окнах, опускающиеся при прямых солнечных лучах, придавали комнате подобие домашнего уюта. В углу кресло на колесах.

С балкона открывался вид на море, виднелась желтая полоска пляжа, редкие деревца маслин.

— Заезд только начался, вам повезло, — улыбнулась японочка. — Можете выбирать любое место.

— Вон там, — кивнула Айка в сторону окна, и сестра помогла ей перебраться с тележки на кровать.

— Если понадобится няня, нажмите синюю кнопку, для сестры — красную. Японочка указала на щиток у изголовья кровати. — Сегодня немного поскучаете, а завтра кто-нибудь подселится.

— Честно говоря, я бы не хотела никакой компании, — призналась Айка, когда сестра ушла.

— Ну, голубушка, потерпи уж, — сказала Ирма со вздохом, раскладывая по ящикам тумбочки туалетные принадлежности, стопку тетрадей, пакеты с фруктами. — Захочешь уединиться, выедешь в парк. Ты же видела: спуститься вниз не проблема. А парк, хоть и молодой, но замечательный: аллеи, беседки, есть и совсем дикие уголки.

Палату заселили только на третий день. Соседками Айки оказались толстушка из Полтавы Шура Зубко и две венгерки — Кинга Халас и Габриела Ковач. Айка была самой младшей. Старшей, Габриеле Ковач, исполнилось тридцать. Все четверо были лежачими, а Габриела и Шура пока не могли даже сидеть.

Корпус был отстроен недавно, еще пахло свежей краской, и новоселы сразу ощутили себя хозяевами. Многим предстояло жить здесь не месяц и не два.

Через неделю санаторий превратился в многоликий Шумный дом, странный и непривычный для постороннего глаза. По вечерам инвалидные коляски заполняли санаторский парк, собирались вокруг игральных столиков, окружали шахматную площадку.

Айке долго не хотелось покидать палату. Кинга уже перезнакомилась со всеми. Она с трудом заставляла себя трижды в день выезжать в столовую, и хотя ничем не отличалась от окружающих, чувствовала себя в повой среде неловко.

Удручающе действовала на всех замкнутая, угрюмая Габриела, но постепенно девушки привыкли к тому, что она часами лежит, уставясь в потолок, вероятно, заново проживая в мыслях прошлое. Заболела она три месяца назад — «БД» все еще давал неожиданные всплески, хотя против него уже была выработана вакцина.

Габриелу не утешали, зная, что слезливые поглаживания по голове будут только раздражать. Желая облегчить ее состояние, нянечки и сестры откликались па любые ее капризы. Вопреки режиму она просила не завозить ее с балкона даже в самое пекло. Ей хотелось одиночества. В Кечкемете у нее остались двое детей и муж. Вероятно, она мысленно прощалась с ними, хотя чуть ли ни каждый день, громыхая костылями, санаторский почтальон француз Мишель приносил ей письма. Зато Кинга в отличие от Габриелы то ли по молодости, то ли из-за характера была неунывающей хохотушкой. С быстрыми черными глазами и цыганскими волосами, распущенными по плечам, она не производила впечатления больной, вмиг обзавелась множеством знакомых в других палатах и любила рассказывать разные истории, анекдоты и санаторские сплетни. Веселость ее раздражала лишь Габриелу, но Шура и Айка с любопытством выслушивали ее болтовню. Особенно, когда та рассказывала о своих прошлых приключениях.

— Будто знала, что со мной несчастье случится: успела трижды побывать замужем, — сказала Кинга с грустным хвастовством.

— А мальчик от какого по счету мужа? — угрюмо поинтересовалась Габриела.

— От третьего. Как родила его, так вскоре и сплавила к свекрухе — пусть забавляется, коль сынок ее такой прыткий. Впрочем, мужья у меня были что надо. Все трое — как с икон списаны: высокие, статные, я каждому до плеча еле доставала. Первый — кинорежиссер. Казалось бы, что я ему — детдомовская недоучка. Мало актрисулек, что ли? Но он так понравился мне, что как увидела, — сразу решила — женю на себе. А уж если я решила, так оно и будет. В то время я работала в кечкеметской больнице санитаркой. Познакомились мы с Андрашом в парке. Я возьми да и представься ему студенткой мединститута, а в больнице, мол, практику прохожу. Наврала еще, что на пианино играю. В первые дни знакомства перед его приходом ставила на проигрыватель какой-нибудь фортепьянный концерт, а услышав его звонок в дверь, хлопала крышкой пианино, — взяла в доме быта напрокат, — будто и впрямь играть умею. Словом, корчила из себя черт-те что. Он все просил что-нибудь при нем исполнить. А я то палец забинтую — вроде как порезалась, то еще какую отговорку найду. Словом, вскоре разгадал он мои хитрости, но все равно женился. А разошлись из-за его скупости — даже цветы ни разу не преподнес.

Габора в дискотеке подцепила. Правда, я не любила туда ходить, — как на ярмарке себя продаешь, да еще и краснеешь оттого, что не всегда покупают. На белом танце я обвела зал глазами и выбрала самого красивого парня. Очень он удивился моей смелости, подмигнул дружкам, и потом, танцуя со мной, перемигивался с ними. Ах так, разозлилась я, непременно тебя заарканю. Притворилась в тот вечер легкодоступной, курящей и вообще стервой. После танцев эдак небрежно говорю: "Буду не против, ежели проводите меня". У него челюсть так и отвисла. Словом, заинтересовался моим нахальством. Тут я возьми, да и возведи между ним и собой неприступную стену, будто во всем Кечкемете нет женщины более недосягаемой, чем я.

Ну, а за третьего вышла потому, что соседи заклевали — беременная, а не расписана. Я бы и не расписывалась — он моложе на четыре года, мальчишка. Но вдруг вильнул в сторону. Задело это меня, вот и приструнила тем, что сказала: "Ты никогда не нравился мне, просто хотела ребенка, а ты был бы мне обузой". У него же чертовское самолюбие — немедленно потащил в загс.

— Ну и пройдоха же ты, — откровенно возмутилась Габриела.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});