Французский поцелуй - Эрик Ластбадер

Мосье Логрази был не только неглуп, но, пожалуй, даже умен, и этого качества Мильо не мог не оценить в нем. Он и те, которых он представлял, были не дураки по части мировой политики, что объясняет тот факт, что многие высокопоставленные европейцы не чурались Союза Семейств.

Кроме того, Мильо нравилось, как Логрази одевается: костюмы от Бриони, рубашки и дорогие итальянские галстуки от А. Сулка. По-видимому, он был своим человеком в «Брукс Брозерз», где, по слухам, многие американские корпорации имели открытые счета для своих ведущих сотрудников.

Мосье Логрази был не чужд культуре. Любил поговорить о Шагале и Модильяни. Ходил гулять в Ля Руш, куда его кумиры в свое время ходили на этюды. Прогулки способствуют умственной работе, говорил он.

Мильо обедал с Логрази в разных Парижских ресторанах: например, «у Трех Гасконцев», «у Дюка»", но чаще всего они встречались в клубе «Флерир», где даже в конце дня можно было спокойно посидеть и выпить.

Мильо предпочитал это место также потому, что здесь было, как он выражался, красиво и удобно. Кроме того, близко к его дому на авеню Нью-Йорк. Но самое главное, это красивое здание, построенное в XVIII столетии, было расположено в укромном месте на улице Жана Гужона в Восьмом муниципалитете — на тихой, зеленой улице, где практически не было уличного движения, делающего площадь Согласия настоящим сумасшедшим домом, где круглые сутки царят смог и туристы, явления одного порядка для Мильо.

Логрази всегда заказывал очень холодный и забористый коктейль «мэнхеттен». Мильо, в зависимости от настроения, — то то, то другое. Сегодня, например, устроившись на бархатной банкетке, он выбрал пиво «33», которое всегда напоминало ему о его поездках по Юго-Восточной Азии, когда он был известен под другим именем. Мильо до сих пор нравилось азиатское пиво и кхмерские женщины, а, предпочтительно, и то, и другое вместе.

Сделав заказ, он бросил осторожный взгляд на мосье Логрази.

— Мы завершили начальную стадию операции «Белый тигр».

— И как, успешно? — осведомился Логрази.

— На все сто, — ответил Мильо, несколько отступив от истины. — Мы ликвидировали камень преткновения на пути к созданию нашего совместного предприятия. Сейчас мы готовы ступить на расчищенное пространство, созданное по смерти Терри Хэя, и занять освободившееся место в бизнесе.

— Так, значит, вы приобрели у м-ра Хэя Преддверие Ночи, — констатировал мосье Логрази.

— Да, — не моргнув глазом, солгал Мильо. Ложь всегда ему легко давалась. Он этим занимался с большим успехом всю свою жизнь.

— Это хорошо, — сказал Логрази с видимым облегчением. — Господи, вы себе представить не можете, какой занозой торчал у нас в боку Терри Хэй! А вот с таким профессионалом, как вы, работать одно удовольствие. В нашем банке в Цюрихе будет сделан соответствующий вклад на ваше имя.

— D'accord.

— Теперь у вас полный набор из трех мечей, — продолжал Логрази. — Та глупость насчет...

— Ничего глупого в предании о Лесе Мечей нет, — прервал его Мильо. — Очень многие люди — люди, которые контролируют как производство, так и сбыт того, ради чего мы разработали операцию «Белый Тигр», — верят в силу этих реликвий. И это делает эту силу реальной.

Мосье Логрази усмехнулся.

— Вы хотите сказать, что если достаточное количество людей верят в домовых, то они существуют? Да бросьте вы! Кто кого здесь дурачит? — Он взмахнул руками. — Но, в любом случае, мне начхать на это дело. Единственное, что бы мне хотелось, так это посмотреть на эту штуковину в сборе.

— Это можно легко организовать, — с воодушевлением заверил его Мильо. Он был весьма доволен тем, как идет разговор. — Но, как вы сами понимаете, это займет некоторое время. Мы еще ее не собрали: это ведь весьма деликатная процедура.

— Вот как? А сколько времени это займет? Вам надо будет отправить ее в наше Азиатское отделение. Но прежде мне надо взглянуть, за что я плачу свои денежки.

После того, как мосье Логрази ушел, Мильо откинулся на спинку кресла, распечатал пачку сигарет, закурил одну. Наблюдая за колечками дыма, поднимающимися к потолку, Мильо думал о том, что бы сказал Логрази, если бы узнал, что Преддверие Ночи, приобретенный у Терри Хэя, всего навсего подделка. Конечно, он бы повременил с оплатой.

Подлинный La Porte a la Nuit все еще не был в руках Мильо, но он сделает все мыслимое и немыслимое, чтобы завладеть им. Он знал, что это лишь дело времени: рано или поздно он узнает, где Терри Хэй спрятал подлинный, бесценный кинжал. Беда только в том, что у него не было в запасе много времени: мосье Логрази постоянно наседает.

И Логрази по-своему прав: Мильо не мог начинать операцию «Белый Тигр» без этого кинжала. Конечно, молено было подсунуть подделку, как это сделал Терри Хэй. Мосье все равно не догадался бы. Однако Мильо был нужен подлинный Преддверие Ночи. Не для Логрази — и не для кого бы то ни было из мафии — но для предводителей вооруженных группировок плоскогорья Шан, контролирующих опиумный бизнес.

Когда три клинка, составляющих Лес Мечей, соединяются вместе, они образуют талисман такой мощи, что с помощью его все существующие связи между вожаками и посредниками можно аннулировать. Эти отчаянные дикари с плато Шан перережут глотки своим кровным братьям, если тот, у кого в руках Лес Мечей, прикажет это.

Лес Мечей, как традиционно называлось это оружие о трех клинках, было частью их древней мифологии. По преданию, его сделал Махагири, странствующий монах и колдун, заключивший договор с самим Раваной, главным демоном буддистской теологии. Но это оружие не было мифом. Оно существовало. В руках Мильо уже были две его составные части, скоро он приобретет и третью, называемую Преддверием Ночи. Все вместе они составят Лес Мечей, обладающий волшебной силой — действительной или воображаемой — который сделает его владельца самым могущественным человеком на земле.

Мильо глубоко затянулся сигаретой, закрыл глаза, позволив воображению улететь к Сутан. Он увидел ее, свернувшуюся калачиком на смятой постели. За открытым окном извивалась змеей зеленая река и раздавались крики торговцев с проплывающих мимо сампанов. Он увидел ее крошечные ножки в розовых туфельках, ее темные глаза, с грустью смотрящие на него.

* * *

Сутан Сирик, предмет мыслей Мильо, рассматривала в это время фотографию, на которой она была запечатлена рядом с Терри. Они сидят в обнимку под полосатым тентом открытого ресторана. На Терри темные очки, он улыбается. Края фотографии обтрепаны: Сутан носила ее в своем бумажнике с того самого момента, как она была проявлена. Сквозь слезы Сутан видела фигуры слегка расплывшимися, как на лучших полотнах импрессионистов. Счастливая пара. Люди, которых она знает — или знала, — но не очень близко.

Она бежала из Ниццы на следующий день после смерти Терри. После того, как опознала тело, после того, как ответила на все вопросы полиции, после того, как провела бессонную ночь в своей квартире — ее квартире, которая была домом Терри. Он был всюду, куда бы она только ни посмотрела, куда бы ни повернулась, куда бы ни села. Не просто память о нем, а именно его духовное присутствие, от которого она в конце концов начала буквально задыхаться.

Бегство — первое средство, которое пришло на ум. С первыми лучами солнца, от которого начало розоветь небо, Сутан бросилась к шкафу и стала запихивать в небольшой дорожный саквояж свои комбинации, трусы и лифчики. Ей было необходимо не только поскорее убраться из Ниццы, но и побыть в лоне семьи.

Семья всегда значила очень много для Сутан. Она была единственным ребенком у родителей. После того, как она их потеряла, из кровных родственников у нее остался лишь двоюродный брат Мун. Его отец — брат матери Сутан — был одним из лидеров режима Лон Нола в Камбодже после свержения принца Сианука. У него было много смертельных врагов. В кровавой схватке за власть в стране погибли и родители, и братья Муна. Он бежал к друзьям своего отца, которые, с риском для собственной жизни, сумели вывезти его из страны.

Мун был очень дорог Сутан, и именно в его виллу среди холмов к северо-западу от Ниццы она приехала. Там она пробыла три дня, живя, как малое дитя: ела, спала, просыпалась, ела и опять засыпала. Иногда ее посещали ужасные сновидения: табун превосходных коней мчался со страшным топотом по бескрайней степи, их налившиеся кровью глаза будто светились. И тогда она вскакивала, плача и задыхаясь, и Мун успокаивал ее, укачивая, как ребенка. Часто он пел ей кхмерские колыбельные песни.

В конце третьего дня Сутан проснулась от сна, в котором она была бронзовой статуей Будды и наблюдала своими бронзовыми глазами, как Сутан из плоти и крови снимала обувь, омывала ноги и входила в храм, где стояла она, бронзовая Сутан-Будда. Сутан из плоти и крови преклонила перед ней колени и начала молиться. Растроганная ее набожностью, она чуть не заплакала, но из бронзовых глаз слезы никак не хотели идти. Она хотела что-то сказать Сутан из плоти и крови, но бронзовые губы не слушались. Она хотела протянуть руку и успокоить Сутан из плоти и крови, но бронзовая рука не двигалась.