Стратагемы. О китайском искусстве жить и выживать. ТТ. 1, 2 - Харро фон Зенгер

Особенно мне запомнилось высказывание, которое привел в 1977 г. в Пекинском университете мой тогдашний сосед по комнате Дун Шихуа:

«сюй-сюй ши-ши»: доcл. «пустой и полный», иначе «мнимый и действительный»; снабжать противника то ложными, то верными сведениями, чтобы сбить его с толку.

Под «мутной водой» может подразумеваться целый городской квартал с большим числом проживающих там с семьями незарегистрированных сезонных рабочих, где «рыбой» оказываются становящиеся легкой добычей торговцев людьми дети (Китайская молодежь [Чжунго циннянь бао]. Пекин, 11.06.1999, с. 1). Согласно другим современным публикациям китайской прессы, в качестве «мутной воды» выступают:

— крайне запутанные, достаточно внятно не регулируемые законом хозяйственные и управленческие структуры;

— неясности с ценообразованием ввиду временного сосуществования свободных рыночных и жестких государственных цен;

— плохо поставленный учет сырья на предприятиях;

— еще не отрегулированный рынок интимных услуг;

— мошенничество в сфере услуг цигун, где цигун — это традиционная китайская оздоровительная и дыхательная гимнастика;

— предвзятость, а значит, «неясность» оспариваемых политическими противниками оценок состояния дел;

— основные политические понятия и представления, запутываемые политическими противниками;

— а также особо сложные середина и окончание партии в китайских облавных шашках — поэтому неудивительно название монографии Мутить воду и ловить рыбу (Изд. «Жэньминь тиюн», [серия «Военное искусство» («Бинфа цуншу»)][282] Чанпин 1994, 150 000 знаков, 213 с.).

«Пойманная рыба» может обозначать многое, в том числе всевозможную материальную выгоду, устранение противника, положение и почет, фальшивомонетничество (в самом широком смысле слова), возможность скрытых действий и выигрыш времени. Порой недвусмысленно дают понять, что скрывается под «пойманной рыбой», а порой заставляют самого читателя домыслить, что подразумевается под рыбой, как, например, в следующей песенке, высмеивающей во время китайской освободительной войны против японских захватчиков прояпонски настроенного генерала Хэ Инциня (1890–1987): «Хэ Инцинь без устали гнет шею. Он ловит рыбку в мутной водице и припас еще не одну уловку. Он жрет китайский рис, а вот душой льнет к сильной [японской] императорской армии».

Не в последнюю очередь «рыба» может служить для душевной разрядки. «Японские мегаполисы предлагают заядлым рыболовам видимость ужения в «цурибори»,[283] искусственном, зачастую мутном водоеме, изобилующем карпом». Здесь вполне можно говорить об «удовольствии половить рыбу в мутной воде» (Новая цюрихская газета, 13–14.01.1990, с. 82). Но эту забаву, памятуя о заключенном там двояком смысле, можно представить и в метафорически стратагемном ключе (см. 20.5).

Стратагема 20 весьма походит на стратагему 5, но все же отличается от нее. У стратагемы 5 «грабить во время пожара» ее жертве непосредственно грозит смертельная угроза. Здесь на кону стоит жизнь и/или добро ее родных и близких. Такое, угрожающее жизни бедственное положение, если следовать определению стратагемы 5, сам проводник стратагемы не создает, а лишь «использует». Иначе развиваются события при стратагеме 20 — замутнение воды вызывает или сам проводник стратагемы, или какая-то сторонняя сила. И в бедственном положении оказывается не сама жертва, а ее окружение. Непосредственного вмешательства в жизнь жертвы не происходит. Лишь вследствие разлада в окружающей обстановке она оказывается в бедственном положении. Таким образом, стратагемы 20 и 5 различаются прежде всего долей выпадающих на саму жертву невзгод. Разумеется, китайские тексты дают примеры и того, как разлад в душевное состояние жертвы, т. е. непосредственное влияние на нее, вносит и стратагема 20. Но душевный разлад вовсе не является «пожаром». Здесь не достигается силы воздействия стратагемы 5. При разграничении обеих стратагем заслуживает внимания то не бросающееся в глаза обстоятельство, что «пожар» затрагивает конкретного оппонента, а не случайно подвернувшихся, как это порой случается при «замутнении воды», людей (см., например, 20.17).

20.2. Эллинский рыбак в китайских водах?

«В мутной воде легко ловится рыба» — так гласит народная южнокитайская поговорка. Сообщает же о ней Фань Инь в своем изданном в 1882 г. сборнике Юэские поговорки [ «Юэ янь»] (историческая область Юэ соответствует нынешним провинциям Цзянсу и Чжэцзян). Любители древнегреческой литературы, пожалуй, вспомнят здесь басню, приписываемую легендарному греческому поэту Эзопу (VI в. до н. э.), которую, кстати, я встретил в китайском издании басен Эзопа (Пекин, 1981):

«Рыбак ловил рыбу в реке. Он растянул свой невод, чтобы перегородить течение от берега до берега, а потом привязал к веревке камень и стал им бить по воде, пугая рыбу, чтобы та, спасаясь бегством, неожиданно попадалась в сети. Кто-то из местных жителей увидал его за таким занятием и стал его бранить за то, что он мутит реку и не дает им пить чистую воду. Ответил рыбак: «Но ведь если бы не мутил я реку, то пришлось бы мне с голоду помереть!» Так и демагогам в государствах тогда живется лучше всего, когда им удается завести в отечестве смуту» («Басни основного эзоповского сборника», 26. «Рыбак» //

Античная басня. Пер. с греческого и латинского М. Гаспарова. М.: Худ. лит., 1991).

Содержание этой басни отражает выражение «ловить рыбу в мутной воде», засвидетельствованное в немецком языке с XVI в. Вообще это выражение получило широкое распространение по всей Европе. Самое раннее его упоминание мы встречаем в книге Уолтера Мэна (Map, ок. 1140 — ок. 1209) Придворные безделушки (De Nugis Curialium, 1182–1192, на лат. яз.), появившейся в конце XII в. в Англии: «In aqua turbida piscatur uberius» («в мутной воде рыбы ловится больше»). Об этом сообщает Луц Рерих (Röhrich, род. 1922) в Словаре пословиц (Lexikon der sprichwörtlichen Redensarten, т. 5, 4-е изд., Фрейбург, 1999, с. 1646 и след.), добавляя следующее: «Пословица связана со старым приемом рыбаков мутить воду при ловле угрей, который уже встречается в Древней Греции», где, впрочем, каракатица считалась олицетворением хитрого животного. Ведь она «мутила» вокруг себя воду и занималась ужением ничего не подозревающих жертв с помощью своих невидимых щупальцев.

Басни Эзопа относятся к самым первым западным сочинениям, переведенным на китайский язык. После переложения иезуитами — итальянцем Маттео Риччи ([прозванным китайцами Ли Мадоу], 1552–1610) в 1608 г. и [испанцем] Диего де Пантохой (1571–1618) в 1614 г. отдельных басен Эзопа на китайский в 1625 г. в Сиани (на территории современной провинции Шэньси) появилось первое издание собрания 22 басен Эзопа на китайском языке. Иезуит француз Никола Триго (1577–1628) переводил их устно, а сидящий подле него китаец записывал. В 1840 г. в Гуандуне было выпущено собрание 82 басен Эзопа, переведенных англичанином Робертом Томом (Thorn, 1807–1846). О популярности эзоповских басен в Китае говорят появляющиеся с завидной регулярностью новые с цветными иллюстрациями издания. Даже Мао Цзэдун, не часто обращавшийся к древнегреческой литературе, почти дословно привел одну басню Эзопа в написанной 30 декабря 1948 г. для агентства Синьхуа новогодней статье (см. 21.1, 2е).

Я заинтересовался, входил ли в состав изданных в 1625 г. эзоповских басен «Рыбак». Мои изыскания, при проведении которых я опирался на помощь Гэ Баоцюаня (1913–2000), лучшего знатока того, как происходило усвоение на китайской почве басен Эзопа, в ту пору (1999) почетного советника Союза китайских писателей, дали отрицательный ответ. Басня «Рыбак» была переведена на китайский язык недавно. Так что она не могла повлиять на определение стратагемы 20.

Удивительное сходство между стратагемой 20 и соответствующим европейским выражением обусловлено так называемым случайным параллелизмом: в различных культурах нечто одинаковое или по меньшей мере весьма схожее развивается независимо — в данном случае определенное выражение. Это связано с тем, что материальные условия человеческой жизни, как, например, условия рыбной ловли, несмотря на все культурные различия, ведут к одинаковому или весьма схожему (и в языковом отношении тоже) восприятию людьми действительности. Даже стратагемное значение данного выражения на Западе очень близко к китайскому значению, только в Срединном государстве оно оказалось более продуманным и отточенным, нежели в западных странах: «Извлечь выгоду из неразберихи, нажиться на темных и не совсем благонамеренных занятиях; прежде его часто использовали по отношению к общественной жизни в смысле использовать в своих интересах царящую вокруг нужду или смуту» (Луц Рерих, там же). Так что стратагема 20 свидетельствует о всеобщности такого явления, как хитрость.