Высота в милю - Лиз Томфорд

стало насущной необходимостью.

Даже не могу сосчитать, сколько сообщений я набрал Стиви, рассказывая ей о том, что собираюсь сделать, нуждаясь в ее помощи, желая, чтобы она была рядом со мной. Но не отправил ни одного. Насколько эгоистично это было бы? Ее отчаянное и умоляющее лицо, ее напряженный и срывающийся голос — все это запечатлелось в моей памяти с того дня, когда я расстался с ней. Я не мог просить ее о помощи, когда так поступил с ней, когда сам во всем виноват. Поэтому я собираюсь пройти через это самостоятельно, зная, что это шаг, который поможет мне вернуть ее.

Наконец, звонит динамик у моей двери.

— Мистер Зандерс, к вам… — мой швейцар колеблется. — Миссис Зандерс здесь.

Она все еще использует это имя? Как удобно.

Я глубоко вдыхаю через нос и так же медленно выдыхаю.

— Да, спасибо. Пропустите ее.

Меньше чем через две минуты я слышу, как лифт останавливается в моем холле, а еще через пятнадцать секунд ее стук эхом разносится по моему пентхаусу, вызывая непрошенную дрожь, пробегающую по моей спине.

Суетливо теребя часы на запястье, я поправляю воротник рубашки, не в силах успокоиться. Я подумывал одеться попроще, но я рассматриваю это как деловую встречу, поэтому рубашка на пуговицах и брюки — самое то. Как бы то ни было, сейчас я испытываю зуд и клаустрофобию не из-за своего наряда, а из-за женщины, стоящей по ту сторону двери.

Но это мой дом, и это моя жизнь. Здесь я контролирую ситуацию. Я успешен и горжусь тем, что создал для себя. Без ее помощи. Я не позволю ей заставить меня чувствовать себя таким же неважным, как в тот день, когда она ушла.

Еще один успокаивающий вдох, я выпрямляю позвоночник и берусь за ручку, проглатывая нервы, когда открываю дверь.

— Эван, — с гордостью говорит моя мама. — Я так рада тебя видеть.

Она выдерживает мой взгляд, ее улыбка вымучена со скрытым намерением, и, когда эта женщина стоит передо мной, я чувствую, как рушусь, превращаясь обратно в обиженного шестнадцатилетнего мальчика, которого она оставила.

Ее глаза такие же, как я помню, зеркальное отражение моих собственных. Ее волосы уложены в идеальную прическу, но ее светло-коричневая кожа постарела за последние двенадцать лет. Она появилась на моей игре два года назад, но я видел ее лишь мельком, прежде чем охрана выпроводила ее. Я не обратил внимания на детали.

Ее одежда дизайнерская, но на данный момент ей уже несколько сезонов. Ее туфли и сумка изношены, напоминая мне, почему мама ушла в первую очередь — из-за денег. И почему она, скорее всего, вернулась сейчас — ради большего.

— Можно войти? — спрашивает мама, выводя меня из оцепенения.

Я отодвигаюсь в сторону, впуская ее в свою квартиру. Мне кажется неправильным, что моя мать здесь. Когда она входит, от нее исходит холодная энергия, фальшивая и почти ядовитая, что сильно противоречит яркой ауре Стиви, ее необузданному духу и милой натуре. Но я должен помнить, что делаю все это для того, чтобы стать лучше самому и вернуть ту самую девушку.

— Вау, — мама осматривает пространство. С таким же успехом в ее глазах могли бы сиять знаки доллара. — Твой пентхаус просто потрясающий. Как давно ты здесь живешь?

— Чуть больше шести лет.

Она кивает, молча оценивая каждую мелочь и напоминая мне, что ничего не изменилось.

— Можно мне что-нибудь выпить?

— У меня есть вода.

Мама слегка смеется.

— Вино с содовой или даже шампанское было бы неплохо.

Я закатываю глаза и направляюсь на кухню, оставляя ее в гостиной. В холодильнике есть пейл-эль и газированная вода, ни то, ни другое она не получит.

— Твоя соседка с кудрявыми волосами — это что-то с чем-то, — говорит она из гостиной, и я не могу сдержать улыбку, расползающуюся по моим губам. — Ну и отношение у неё.

Я не собираюсь объяснять, кто такая Стиви. Это не имеет значения, потому что после сегодняшнего дня женщина, сидящая в моей квартире, не будет иметь никакого значения в моей жизни. Ей не нужно знать о самом важном.

Поставив стакан на журнальный столик перед мамой, я сажусь в кресло, стоящее перпендикулярно ей.

— Что это? — она смотрит на стакан, как будто шокирована тем, что я не открыл шампанское специально для нее.

— Вода.

Мама снова натягивает фальшивую улыбку, прежде чем сделать глоток.

— Я так рада, что ты позвонил мне, Эван.

Боже, ненавижу это имя, когда она его использует.

Прочистив горло, я еще раз поправляю часы, прежде чем покрутить кольца на пальцах. Мама смотрит на меня, наблюдая за всем этим, вероятно, подсчитывая, сколько стоят все мои украшения.

Но когда большим пальцем рассеянно обвожу кольцо на мизинце, я вспоминаю, зачем все это делаю.

— Я позвонил тебе, потому что нам нужно поговорить.

— Я надеялась…

— Мне нужно поговорить, — поправляю я.

Ее карие глаза расширяются, прежде чем мама расправляет плечи.

— Пожалуйста, говори.

— Почему ты ушла?

Ее грудь вздымается от резкого вдоха.

— Эван, мы можем оставить прошлое в прошлом и двигаться вперед? Я хочу этого больше всего на свете.

— Нет. Почему ты ушла?

Мама качает головой, ища хоть что-то, хоть какую-то причину своего ухода.

— Я многим пожертвовала, когда была с твоим отцом.

— Чем? — я бросаю вызов, не позволяя ей отделаться неопределенными ответами.

— Я пожертвовала жизнью, которую представляла для себя. Тем, чего я хотела.

— Материальными вещами. Семьи тебе было недостаточно.

— Это неправда.

— Это правда. Ты предпочла деньги и дерьмовые материальные вещи своим детям.

Она молчит, не имея аргументов.

— Знаешь, каково это было — в шестнадцать лет выйти с хоккейной тренировки и сидеть на парковке, ожидая, когда ты появишься? Все мои друзья уезжали с родителями, а я сидел и ждал. Отец появился через два часа, а когда мы вернулись домой, все твои вещи исчезли.