Птица Карлсон - Владимир Сергеевич Березин

рада разнообразию, хотя давно привыкла к одиночеству. Иначе она бы не смогла быть женой комиссара полиции.

Когда комиссар глядел на неё, то у него щемило сердце: разумеется, она могла быть счастлива иначе. Он был бы скромным чиновником в министерстве, медленно повышался по службе, но вечер порознь был бы в их размеренной жизни исключением.

И теперь Карлсон лежал, вытянувшись по струнке. Так, как он никогда не стоял перед начальством: фигура у него была не для парадного строя, но он был своего рода знаменитость и имел право на чудачества. Например, на вислые усы сома. Сегодня он лёг в постель раньше жены, что случалось очень редко.

Струи дождя равномерно били в жестяной карниз, но это не мешало комиссару, а успокаивало.

Вот пришла и Луиза, благоухая какими-то кремами. Целоваться было нельзя — смажешь толстый слой какой-то дряни. Они прижались друг к другу, и комиссар провалился в сон.

Сон был тревожен и полон дурных предчувствий. Комиссар задыхался, будто ему на грудь забралось огромное страшное существо и держало в руках края крепкой сети, опутавшей спящего. Спящий застрял головой в одной из ячеек, и бился, пытаясь спастись. Карлсон с усилием открыл глаза, но в комнате всё было тихо, мерцал циферблат часов, а рядом беззвучно спала жена. Просто не хватало кислорода, ― кажется, нужно пойти к врачу, а всегда, когда он собирался сделать это, любые болезни брали паузу. Комиссар уставился в потолок и принялся считать, медленно и равномерно и сбился на какой-то исторической дате задолго до нынешних времён. Он снова провалился в неудобный душный сон, но на этот раз с этим можно было мириться. Там уже никого не было, ни сети, ни страшного рыбака.

Карлсон проснулся поздно, жена уже была одета, и, какое счастье, телефон молчал. Никто не тревожил служебными новостями.

Комиссар был молчалив, да и его жена была неразговорчива — они прожили вместе столько лет, и все слова были сказаны. Только звякали чашечки на подносе.

Карлсон не стал вызывать машину, и отправился в Управление в одиночестве, удивляясь безмятежности и пустоте своего дня.

Шёл дождь. Эта зима вообще была дождливой. Снег так и не собрался пойти, и только холодный дождь наполнял город. Комиссар чувствовал себя будто в аквариуме, наполненном мутной водосточной водой.

На службе было тоже спокойно. Все подчинённые сидели в одной комнате и, казалось, дремали, только Малыш веселился и рассказывал, что подарил жене зонтик с рыбками. Они поженились только что, но жена была уже беременна. Малыш сиял и сейчас довольно глупо хихикал:

— Я говорю ей: «Рыбка, зачем тебе зонтик?»

Двое других полицейских вежливо посмеивались в ответ. Это были близнецы Филле и Рулле, и встреть их кто на улице, принял бы парочку за карманников, а не за полицейских. Это было прекрасное качество, важное для службы. В других отделах их недолюбливали и за глаза звали «плотва комиссара Карлсона», однако комиссар заметил, что его бригада и сама себя называет «плотвой» — уже с некоторой гордостью.

«Да, — уговаривал себя комиссар, — когда-то так должно было произойти. Даже теория вероятности говорит нам, что время от времени будет возникать разряженное пространство, пара дней без неприятностей». Но пару дней теория вероятностей ему не подарила. В комнату ввалился Боссе и сообщил, что у них вызов.

Они подъехали к новому, очень некрасивому дому. У подъезда уже стояла стайка азюлянтов, сплошь, как он заметил, африканцев. Местные полицейские работали жёстко и к приезду бригады расчистили лестничные марши вверх и вниз от площадки. Квартира была крохотная, и комиссар не сразу увидел тело, скрытое спинами в форменных мундирах. Зрелище было очень неприятное, и в груди у комиссара снова ощутилась нехватка кислорода. Он надеялся на пьяную ссору, делёж краденного или спор наркоманов.

Но нет. Перед ним лежало женское тело, с какой-то особенностью в фигуре, — это он понял, пока его не перевернули. А когда женщину положили на спину, комиссар увидел огромный, хирургически точный разрез. Вокруг было всё чисто вымыто, ни следа крови.

Это не наркоманы, это не случайные убийцы.

Это в его город, к нему, комиссару, пришёл маньяк.

Второй труп нашли в подземном гараже, и он, судя по всему, был не вторым, а первым.

Через два дня появился третий, тоже женский.

Беженка из Африки, студентка и домохозяйка. Ничего общего: разный круг общения, привычки, разные доходы, внешность и причёски. Три арондисмана вдалеке друг от друга.

Общими были только аккуратность убийцы и нагота жертв.

Комиссар и Пети стояли над цинковым столом, на котором лежала покойная. Повелительница мёртвых мадмуазель Бетан служила в полиции медицинским экспертом и ничуть не изменилась за тридцать лет, которые комиссар её знал. Она курила, держа сигарету хирургическим зажимом. Мадмуазель Бетан обещала найти что-то конкретное, а так — пока не было ничего.

— Я даже не могу сказать, что они ели. Ваш клиент, мосье комиссар, так чисто их выпотрошил, что сами понимаете.

— Куда он, интересно, дел требуху, — подумал Карлсон и сам удивился своему цинизму.

— Знаете, комиссар, мне кажется, что воскрес Потрошитель, — произнёс Малыш.

— Какой Потрошитель? Барбье?

— Нет, лондонский Потрошитель, помните, из книг.

— Воскрешение работает только со святыми. Лучше подними то дело об убийствах на Рождество. Его отдали Лавалю, в соседний отдел и, кажется, он с ним не справился, — ответил комиссар и похлопал подчинённого по плечу.

В воскресенье комиссар пошёл к судье Юлиусу. Это был его старый друг, и комиссар никогда не пропускал эти вечера. Правда, Юлиус был гурман особой формации, и приглашённые обнаруживали на своей тарелке то планктон, то какие-то чудовищные японские водоросли. Но комиссар задолго до первого блюда тренировал свой вкус на абсенте, благо жена оставалась дома.

У Юлиуса с ним разговорился психиатр, один из новых друзей хозяина. Это был полный упитанный иностранец, кажется из Австрии, со странной фамилией Гдынц. Разумеется, он спросил о потрошителе.

— Дело идёт своим чередом, — неопределённо отвечал комиссар. Австриец ему понравился.

Один из гостей, красавец в чёрном костюме, почти лысый, с худым длинным лицом, явно привыкший к вниманию слушателей, произнёс важно:

— Очевидно, что мы имеем дело с ритуалом. Да, страшным ритуалом чужой цивилизации. Сто лет назад преподобный Карл Фолкнер приехал в Новую Зеландию и проповедовал диким племенам. В какой-то момент он осудил войну между аборигенами, и тогда дикари повесили его, а потом обезглавили — в его собственной церкви. Племя собралось вместе и пило его кровь, а вождь съел глаза. Простите, дамы, это описано у нашего великого