Лучшее за 2004 год. Научная фантастика. Космический боевик. Киберпанк - Уильям Бартон

Сколько нужно времени для лечения гомосексуалиста.

Это потрясающе простой проект, дающий возможность получить дешевое и безотказное средство лечения. А это означает, что все друзья Джоао, которым надоело терпеть упреки евангелистов, смогут стать обычными людьми.

Таковы мои аргументы. А им решать. Если кто-то из парней захочет остаться геем, как я, — пожалуйста, оставайтесь. А после нас, может быть, гомосексуалистов вообще не останется. Откровенно говоря, я не вижу тут проблемы. Кто будет скучать по нам? Другие геи, ищущие партнеров? Ой, здрасте, их же уже не будет никого.

Да, как-то отчасти обидно, что никто уже не встретит своего Джоао. Но взамен он встретит свою Джоанну.

Позвонила мама и проговорила безостановочно уйму времени. Меня не пугает, что я больше не люблю ее, потому что я люблю, конечно, но как-то по-своему — с сильной примесью усталости и раздражения. Сильная женщина. Добровольно записалась к нам на эксперименты со стволовыми клетками. Пришла и чуть не захватила в свои руки всю программу исследований. И все ее любят. Так что она тут трудится вовсю, а в свободное время рассказывает мне о забавном парне, которого она подцепила в Калифорнии. Она делает много полезных вещей и, должен признать, действительно помогает церкви. А церковь, глядя на то, как она добра с людьми, поощряет ее стремление помочь им меняться, не падать духом и не бояться науки. Она говорит мне:

— Бог — это Наука. Это действительно так, и я просто доказываю это людям.

Она заставляет людей впервые в жизни проявить свою индивидуальность, и это воодушевляет их, а для бездомных она делает сэндвичи с арахисовым маслом.

Мы поговорили немного о моем шоу-бизнес-братике. Он знаменитый секс-символ сейчас. Мне никак не свыкнуться с этой мыслью, мне все кажется, что он выглядит как ананас.

— Оба моих ребенка стали великими, — заканчивает мама. — Обожаю вас.

Я принимаюсь за работу. Ребята приклеили небольшую открытку на стекло: «С днем рождения, Рон. Желаю счастья, Плоскодон».

Во время ланча они сделали по-настоящему грандиозную вещь. Они прикрепили коллуминированную линзу перед экраном дисплея, и теперь взгляд фокусируется на изображении, как будто оно отдалилось километров на десять.

Кроме того, они установили мини-камеру за линзой и сняли пролет над Плоскодоном. Клянусь богом, это было похоже на разведывательный полет над планетой из плоти. Вы летите над костями, которые кажутся соляными залежами. Вы взмываете над скалами из скрученных веревок, и они оказываются мышечной тканью. А вены похожи на огромные трубки, надутые как батуты.

Потом мы залетели в мозг, прямо под складки коры к мозжечковой миндалине — центру сексуальной ориентации. Кора выглядела как саванна.

— Мы называем все это Фланнерилонд, — сказал Грег.

На этом они дружно сошлись, пытаясь придумать название нового континента. Не думайте, что я оказал на них давление. Нет, это сам проект.

Я вернулся домой и нашел пару милых электронных писем от Джоао. В одном из них были адреса членов всей его семьи. «Но мой любимый адрес — это сердце Рональда Фланнери».

Полагаю, надо сообщить также, что в почтовом ящике было еще и зашифрованное послание от Билли. Билли был моим первым парнем в школе, и до тех пор, пока я не увидел его подпись на письме, я не мог понять, от кого оно. Письмо было то еще:

«Ну, скажу тебе, Рон, давненько мы не виделись. Насколько я помню, ты по гороскопу Весы, значит, где-то сейчас должен быть твой день рождения, так что с днем рождения. Может быть, ты слышал — я сейчас работаю в общественной приемной здесь, в Палм-Спрингз».

Честно говоря, Билли, нет, не слышал. Я не ищу специально новостей в прессе о тебе или Палм-Спрингз.

Далее он писал, как продвигает по инстанциям охранное удостоверение гомосексуалиста. Что мы, киты, что ли? — поду мал я. Кто проголосует за подобное удостоверение? А как же быть с другими человеческими аномалиями, Билли? Ты получишь максимум двести голосов. Но Билли и не гонится за по бедой или каким-либо результатом, он просто хочет быть во всем правым. Только почитайте далее:

«Я знаю, что ты все еще работаешь в исследовательском центре Люмьера. Как пишут в последнем еженедельнике «Дегитсай Ньюс», вы разрабатываете средство от гомосексуализма для взрослых. Неужели это правда? Если да, то не мог бы ты посвятить меня в детали? Полагаю, ты лично не имеешь абсолютно никакого отношения к этому проекту. Честно говоря, нам нужно знать, как работает это средство, как долго проводятся испытания и когда оно станет общедоступным. Ведь это может явиться (страшно подумать даже) драматической развязкой для всех людей нашей ориентации, подарившей человечеству, ох…»

И далее следует все тот же затертый список:

«Шекспир, Микеланджело, Да Винчи, Мелвилл [147], Джеймс [148], Витгенштейн [149], Тьюринг [150]… »

Ни одной женщины, естественно.

Насколько я понимаю, парень предлагает мне заняться шпионажем в собственной фирме. Замечательно — ни разу не объявлялся после университета, и теперь вдруг в конце письма — на тебе, пожалуйста:

«Ты же по-прежнему остаешься милым малышом?»

Хороший выпад, вполне в его духе.

Нет, Билли, я выдающийся ученый и мог бы предложить список не менее великих гетеросексуалов. Спасибо за финальный укол. Очень эффективное и своевременное напоминание о том, почему мы расстались и отчего до сих пор не контактировали.

У меня и в мыслях нет отвечать на это послание. На самом деле я собираюсь передать его нашему руководителю. Только для того, чтобы показать, что я не замешан в это дерьмо и что кто-то другой проболтался журналистам.

Счастливого гнусного дня рождения.

И вот я снова сижу на кровати, пишу дневник и думаю — для кого это все? Перед кем я отчитываюсь? Зачем я пересказываю в нем чужие письма?

И почему я чувствую, будто, закончив проект, я тем самым как бы расквитаюсь кое с кем? С кем? И тут я с удовольствием понимаю: со своими родными.

Меня клонит ко сну. Я ложусь и взамен отсутствующего Джоао крепко обнимаю подушку.

Сегодня день моего рождения, и мы все отправляемся на пляж.

Вы и не жили, если никогда не нежились в прохладных волнах реки, ширина которой такова, что не видно противоположного берега, а в центре находится остров величиной с Бельгию и Швейцарию, вместе взятые.

Мы перебираемся к Москерно, разваливаемся в гамаках, пьем пиво и едим мороженое с купу-аку. Такого фрукта, как купу-аку, вы больше нигде не найдете. Мороженое с ним — лучшее мороженое в мире.

Из-за ребенка я вынужден пить кокосовое молоко прямо из плода кокоса… Что за наказание… Потом я укладываюсь животиком на песок. На мне до сих пор мои зеленые сексуальные шортики.

Нильсон отпускает остроту:

— Джоао, у нашего муженька задница как у бабуина!

Да, меня разнесло в последнее время. Моя нижняя часть стала похожа на раздутый презерватив, что, впрочем, выглядит чрезвычайно сексуально. Я переворачиваюсь, чтобы показать свой снаряд. Он всегда вызывает оживленные комментарии. На этот раз со стороны Гильермо:

— Джоао! Нильсон! Его петушок такой же величины, как вы целиком! Куда вы умудряетесь его засовывать?

— Я люблю его не за его пенис, — говорит Джоао.

Такой ответ можно толковать по-разному, если вспомнить, что ты первый на свете беременный мужчина и что твой зад является вместилищем и вожделения, и потомства.

Как говорил мне Джоао, раньше я был объектом повышенного внимания на Амазонке. На высокого branco [151] в Бразилии западали все геи, а если и не западали, то достаточно было проследить направление их взглядов, чтобы понять, что привлекает их внимание. Это одновременно и льстило самолюбию, и обезличивало.

Единственный, кто смотрит не туда, куда все остальные, — это Джоао. Он смотрит мне в глаза. Я отвожу взгляд, а когда возвращаю его, он по-прежнему неотрывно смотрит мне в глаза.

Он гордится мной.

На самом деле все эти парни тоже гордятся мной. Они чувствуют, что я сделал что-то важное для них.

Я вырастил толстую подушку в полости Плоскодона. Достаточно толстую для того, чтобы зацепы плаценты надежно закрепились на ней.

Мне удалось преодолеть эффект отторжения одной спермы другой. Полупары хромосом стали выстраиваться и объединяться.

Руководство проекта настаивало на проведении тестов на животных. Я считал это омерзительным. Не знаю почему, просто меня это бесило. Проделывать такие штуки с несчастными мартышками! Все равно придется потом проводить тестирование на людях.

Как бы там ни было, а я не хотел ждать.