Время перемен. Лабиринт Безумия - Александра Лисина

И это приводило ее в бешенство. Это сводило с ума, несказанно злило и вынуждало рычать даже тогда, когда видимой причины на то не было. Это заставляло держаться от него на расстоянии, не смотря даже на соблазн использовать ТЕ САМЫЕ руны и вынудить его подчиниться. Но сперва она была слишком взбешена для этого, а потом… потом просто не смогла. И когда появилась крохотная возможность исполнить страшную месть, почему-то не сделала этого — заставила остроухого отвернуться. Конечно, грубо, жестоко, но зато правдоподобно. А если и вынудила его тогда издать полубезумный вопль, то лишь для того, чтобы Танарис поверил в жуткую смерть ненавистного врага. А потом, пока оглушенный эльф приходил себя, она безжалостно перерубила проклятую эльфийскую розу, что так мучила его и резала кожу по-живому, с закушенной губой сорвала с истерзанной груди ненавистные плети и с яростью отбросила прочь. Те самые плети, от одного вида которых слезы наворачивались на глаза, да, слава богам, их она тогда сумела скрыть, хоть и слышала его боль до самого последнего мига. А еще — отчаянно за него боялась, безумно страшилась потерять. И все те долгие минуты, что умело отвлекала внимание Танариса, неистово молилась про себя, чтобы наглый ушастый нелюдь… ЕЕ верный, преданный, но измученный до предела нелюдь… чтобы он все-таки услышал, как-нибудь выжил и успел поправиться до того, как она сама истечет кровью. Просто хотела дождаться и хотя бы еще один раз взглянуть на непонятливого остроухого, который неожиданно стал ей так дорог.

Таррэн ошеломленно выдохнул и открыл глаза, но она и сейчас не опустила взгляда. А смотрела все с той же печалью, будто не знала, чего теперь от него ждать. Все было сделано для того, чтобы он понял. Многое сказано, еще больше показано, о чем-то она стыдливо умолчала, потому что действительно была не слишком готова для таких кардинальных перемен. Не знала, что будет с ними дальше. Отчаянно сомневалась, что поступила правильно, но, не устояв перед его неоправданной откровенностью, все же решилась на настоящее безумие.

И теперь совсем не понимала, что делать.

Эльф слабо улыбнулся, хорошо чувствуя ее переменчивое настроение. Ее страх, подспудное ощущение совершенной и наверняка страшной ошибки, даже ее стремительно растущее желание вскочить и рявкнуть: «пошел вон!!», чтобы избавиться от смущения и непривычных сомнений, которые маленькой Гончей были совсем не свойственны. Он вдруг медленно поднялся, вернулся к дверям, отлично зная, что она в этот момент до крови прикусила губу. Так же медленно закрыл распахнутые створки, задвинул тяжелый засов и бесшумно вернулся. После чего скинул с плеч надоевший плащ, осторожно опустился на прежнее место, бережно приподнял ее бледное лицо кончиками пальцев, и, чувствуя, как меняется мир, неслышно выдохнул:

— Я… люблю тебя, малыш. Давно, очень сильно. Действительно люблю, это правда. Мне больше никто не нужен, и я никого не хочу видеть рядом. Только тебя. Только ты мне нужна. И только тебя я искал все это время. Моя пара…

— Я знаю, — слабо улыбнулась она, неотрывно смотря прямо в зеленые глаза, в которых снова бушевал неистовый Огонь. Но он больше не обжигал, как на Заставе, не ранил и не причинял неудобства. Он только грел и заставлял жмуриться от этого мягкого тепла, как сытую кошку возле зажженного ненастной ночью камина. — Я давно это знаю, глупый.

— Нет, не знаешь, — возразил он. — Если бы я не нашел тебя сегодня, завтра меня бы здесь уже не было. Мы бы разминулись, и это было бы дико обидно, потому что я собирался вернуться так быстро, насколько возможно. Прости, что я уехал, но я надеялся обернуться в Аккмал и обратно, пока ты приходишь в себя и выздоравливаешь. Я подумал: верну Ключи сам, чтобы тебе больше не пришлось оставлять Траш в одиночестве…

Гончая улыбнулась шире.

— А еще ты подумал, что к тому времени я или раздолбаю твой перстень к такой-то матери, или окончательно остыну и не зашибу тебя с ходу, едва увижу.

Таррэн смущенно кивнул и заглянул в лучащиеся удовольствием голубые глаза. Он не все понял, о чем она хотела сказать этой лукавой улыбкой, но вникать не стал — ее близость и так заставляла терять голову. Хватало и того, что она соглашалась быть рядом, прощала его ошибки, понимала и чувствовала. Того, что давно уже не сердится и только ждет, когда у него хватит духу коснуться ее губ, чтобы затем сойти с ума окончательно и бесповоротно. Однако было еще кое-что, о чем он должен был сказать прямо сейчас. Еще одна правда и тяжкий рок, от которого он думал, что никогда не избавится, и уже почти потерял надежду. Последнее проклятие, которое оставил Изиар своим несчастливым потомкам. То, о котором она должна была знать с самого начала.

Он ласково провел пальцами по ее вспыхнувшей щеке.

— В нашем Роду не приживаются женщины, Белка. Никогда не приживались, не справлялись просто, потому что урожденные эльфийки слишком слабы, чтобы выдерживать наш Огонь. Знаешь, он ведь умеет убивать не сразу. Он может причинять боль и способен уничтожить всякую жизнь, если только мы… не справимся с этой магией. Если не сдержимся и позволим ей взять верх над рассудком. Светлые не знают этого проклятия, им неведом этот кошмар, потому что Огонь Жизни, что течет в наших жилах, был создан исключительно Изиаром. Только для себя. Это дает нам огромную силу, приносит славу сильнейших магов этого мира, власть и все то, о чем мечтают многие глупцы. Но она же нас убивает, малыш. Из-за Огня нам долгие годы приходится учиться владеть собой. Именно поэтому мы чаще всего — одиночки по натуре. Поэтому же у Темного Владыки никогда не бывает больше двух сыновей, хотя никто на Лиаре не знает истинной причины. А она до ужаса проста, потому что дело вовсе не в троне и не в том, что нам не нужны распри между кровными родственниками. Даже не в том, что мы боимся кровавых междоусобиц. Нет. Все гораздо проще, малыш: просто мы не хотим губить наших женщин — тех, кто по доброй воле согласится стать супругой Темного Владыки. Потому что это и честь, и приговор для них, Белка. Тяжкий выбор ради того, чтобы Лиара жила, а на троне оставалась исключительно кровь Изиара. Для них это значит скорую смерть — от того самого Огня, который непременно зарождается в них вместе с новой жизнью, с появлением любого мужчины в нашем Роду, и с каждым возрождением Родового Ясеня. Одна жизнь за одну ужасную смерть. Но таких жизней у нас осталось не слишком много, малыш. Ты была права: мы вымираем, и вымирает в первую очередь теми, кто способен возродить мой Дом. Именно поэтому два века назад было принято решение искать другие пути, именно поэтому поиски возглавил мой старший брат. Поэтому же пострадала ты сама, и я никогда не прощу его за это. Нам трудно выжить, когда с каждым веком отчетливо видно, что нас становится все меньше и меньше. С этим невозможно смириться, и наши женщины это прекрасно понимают. Не все, конечно, но они соглашаются на эту цену ради выживания целой расы, Белка, тогда как я никогда не хотел себе будущего ТАКОЙ ценой. Теперь понимаешь?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});