Посмертные записки Пикквикского клуба - Чарльз Диккенс

Невозможно выразить негодования, пробужденного этим признанием в сердцах всех почтенных джентльменов. Они бесновались около четверти часа, подвергая строжайшему осуждению холодные блюда.

Потом мистер Уифферс прибавил, что он отчасти сам виноват в этом деле, так как характер его слишком снисходителен и уклончив. Так однажды, по своему добродушию, он согласился кушать соленое масло, и потом, в другом случае, вследствие внезапной болезни истопника, забылся до такой степени, что принял на себя унизительный труд втащить наверх корзину с углями. Признаваясь таким образом в этих недостатках, мистер Уифферс осмеливался питать надежду, что все это не унизит его служебной репутации в глазах почтенных джентльменов, тем более что в последнее время он исправился некоторым образом.

Речь мистера Уифферса была принята с оглушительным восторгом, и президент немедленно предложил пить его здоровье. Затем сам мистер Уифферс предложил тост в честь мистера Уэллера, за нравственное достоинство которого достаточно ручались дружба и рекомендация мистера Джона Смокера. Выпив два стакана пунша и один мадеры, Самуэль, выступив на середину комнаты, благодарил компанию следующей речью:

«За ласку, ребята, за приятство, дружбу и компанию благодарю вас от чистого сердца. Я слышал давно, что вы — народ продувной; но мне не приходило и в голову, что все вы, так сказать, подобраны молодец к молодцу. Надеюсь, что вы никогда не ударите в грязь лицом и не уроните своего достоинства на общественных гуляньях, где я, быв еще ребенком, с наслаждением смотрел на всякого ливрейного лакея. Мне приятно засвидетельствовать особенное почтение другу моему, Обжигайле, за ту ласку, которой он меня удостоил при первом знакомстве. Что ж касается этого бедняги, потерявшего место, я желаю ему найти самую веселую и красивую должность, с горячим супом и пирогами, которых он вполне заслуживает как джентльмен, скрасивший своим краснобайством всю вашу суварею». И когда Самуэль, при общих рукоплесканиях, сел на свое место, некоторые джентльмены объявили, что вечер их кончен.

— Это что значит? Неужто вы хотите сказать, что вы уж идете, любезный друг? — сказал Самуэль мистеру Джону Смокеру.

— Надобно идти, долг службы, — сказал мистер Смокер. — Я обещал Бентаму.

— А! Очень хорошо, — сказал Самуэль. — Это другое дело, иначе, пожалуй, Бентам уволит себя от вашей службы. — А вы куда, Обжигайло?

— Иду и я, — сказал джентльмен в треугольной шляпе.

— Как? На чью же голову остается здесь эта порция пунша? — вскричал Самуэль. — Нет, вздор, ты сядешь опять, Обжигайло.

Мистер Токкель не мог устоять против такого соблазна. Он снял шляпу, поставил в угол палку и сказал, что готов еще выцедить стаканчик для восстановления дружбы.

С ними остался и светло-синий джентльмен, так как он был из одного дома с мистером Токкелем. После второго или третьего стакана пунша Самуэль потребовал устриц из лавки зеленщика, и эффект этого угощения оказался превосходным. Мистер Токкель, с треугольной шляпой на голове и палкой в руках, принялся по разбросанным раковинам выплясывать лягушечий танец под аккомпанемент светло-синего джентльмена, который весьма искусно выигрывал такт на головной гребенке, в совершенстве заменившей музыкальный инструмент. Наконец, когда пунш был кончен и ночь прошла, они отправились по своим домам. Лишь только мистер Токкель выбрался на свежий воздух, как им овладело внезапное желание протянуться и лечь на камни тротуара. Самуэль не думал противоречить; но, сберегая треугольную шляпу, которую без того могли бы украсть, он приплющил ее к голове светло-синего джентльмена, с величайшими усилиями продолжавшего свой путь. Мистер Уэллер прислонил его к подъезду в доме его господина, впихнул ему в руки швейцарскую булаву, позвонил в колокольчик и спокойно пошел к себе домой.

Поутру, гораздо ранее обычной поры, мистер Пикквик, одетый, умытый и причесанный, спустился вниз и позвонил в колокольчик.

— Самуэль, — сказал мистер Пикквик, когда мистер Уэллер явился на его призыв, — заприте дверь.

Мистер Уэллер запер.

— Прошлой ночью, Самуэль, у нас тут случилась весьма неприятная история, заставившая мистера Винкеля опасаться насильственных поступков со стороны мистера Даулера, — сказал мистер Пикквик.

— Я слышал кое-что об этом на кухне от старухи, — отвечал Самуэль.

— И мне больно сказать, Самуэль, — продолжал мистер Пикквик грустным тоном, при чем его физиономия приняла самое болезненное выражение, — мне больно сказать, что, опасаясь этих насильственных поступков, мистер Винкель убежал.

— Убежал! — воскликнул Самуэль.

— Оставил дом сегодня на рассвете, не переговорив даже со мною, — отвечал мистер Пикквик. — И мне даже неизвестно, куда он убежал.

— Ему следовало остаться, сэр, и столкнуться с ним лицом к лицу, — заметил мистер Уэллер. — Не нужно большой силы, чтобы упрятать этого Даулера.

— Я уже давно, на основании некоторых соображений, мог сомневаться в его храбрости и отваге; но как бы то ни было, мистер Винкель убежал. Его надобно найти, Самуэль, отыскать и представить ко мне.

— A если он не захочет воротиться?

— В таком случае должно употребить силу.

— Кто ж ее употребит?

— Вы, Самуэль.

— Очень хорошо, сэр.

С этими словами мистер Уэллер вышел из комнаты, и через минуту можно было слышать, как отворилась уличная дверь. Через два часа он воротился и объявил своему господину, что джентльмен, совершенно сходный по описанию с мистером Винкелем, уехал поутру в Бристоль с первым дилижансом.

— Самуэль, — сказал мистер Пикквик, взяв его за руку, — вы малый расторопный, сметливый, бесценный малый. Вы поедете за ним в Бристоль, Самуэль.

— Слушаю, сэр.

— Лишь только вы откроете его убежище, немедленно напишите мне, Самуэль. Если вдруг он попробует бежать, валите его на землю и вяжите. Даю вам над ним полную власть и волю, Самуэль.

— Я постараюсь быть осторожным, сэр.

— Вы скажите ему, — продолжал мистер Пикквик, — что я сердит на него, раздражен, взбешен и ничем не могу объяснить себе его самовольного и безрассудного поступка.

— Слушаю, сэр.

— И вы думаете, что найдете его?

— Непременно, если только он не сгинул с лица земли.

— Очень хорошо. В таком случае, чем скорее вы поедете, тем лучше.

С этими словами мистер Пикквик вручил верному слуге необходимую сумму денег и приказал ему скакать в Бристоль.

Самуэль уложил свои вещи в дорожную сумку и в минуту готов был к отъезду. Сходя с лестницы, он, однако ж, призадумался и, воротившись назад, просунул свою голову в дверь гостиной, где был его господин.

— Сэр, — шепнул мистер Уэллер.

— Что?

— Так ли я понял ваши наставления, сэр?

— Надеюсь, что так.

— Я должен повалить его и связать, как вы говорили?

— Повалить и связать, — отвечал мистер Пикквик. — Делайте с ним все, что сочтете нужным. Уполномочиваю вас на все.

Самуэль кивнул головой и, притворив дверь, быстро побежал с лестницы вдогонку за пропавшим джентльменом.

Глава XXXVIII. О том, как мистер Винкель не сгорел в огне и вышел сух из воды

Гонимый судьбою джентльмен, сделавшийся злосчастной причиной необычайного шума и волнения, растревожившего всех жителей Королевской улицы, провел остаток ночи в великом смущении и беспокойстве и с первым проблеском утренней зари поспешил тайным образом оставить мирную кровлю, под которой друзья его еще покоились сладким сном. Он решился бежать, куда глаза глядят, Невозможно достойным образом оценить, восхвалить или прославить побуждения, заставившие мистера Винкеля обратиться к этому истинно благородному и великодушному плану.

— Если этот Даулер, — рассуждал мистер Винкель сам с собою, — если этот Даулер, в чем не может быть ни малейшего сомнения, вздумает привести в исполнение свою бешеную угрозу против моей личной безопасности, я буду поставлен в неизбежную необходимость вызвать его на дуэль. Что ж отсюда выйдет? У него есть жена, то есть женщина любящая, которая вполне зависит от него. Детей покамест нет еще, но будут, вероятно, и дети. Великий боже! Мне будет жизнь не в жизнь, если я, ослепленный изверг, позволю себе умертвить этого человека!

Эти прискорбные соображения подействовали с такой силой на гуманные чувства молодого человека, что колени его бойко застучали одно о другое и на лице его обнаружились самые возмутительные признаки внутренней тревоги. Действуя под влиянием этих размышлений, он схватил дорожную сумку и, выюркнув потихоньку из своей комнаты, запер ненавистную уличную дверь, не производя при этом ни малейшего шума. Выбравшись таким образом на вольный воздух, он вздохнул свободно, и ноги его устремились сами собой к Королевской гостинице, где уже стоял дилижанс, готовый отправиться в Бристоль. Трезво рассудив, что Бристоль столько же удобен для его целей, как и всякий другой городок в английском государстве, мистер Винкель сел на империал и благополучно достиг места своего назначения в урочное количество часов, обыкновенно употребляемых двумя быстроногими конями, которые два раза в сутки перебегают пространство из Бата в Бристоль и обратно.