Держи меня крепче (СИ) - Сукре Рида

Сердце, кажется, уже совсем сошло с ума, и обратилось в клетку для бедной отважной птахи колибри, которая пыталась выклевать сквозь решётку изнутри грудной клетки спасительное «SOS», но уже немного по другим причинам.

Моя вторая рука впилась в обивку, жаль у меня нет длинных наращенных ногтей, которыми я бы эту обивку проткнула, испортив момент ужасающим скрежетом. Но я лишь сильнее сжала правую ладонь, и наши носы почти соприкоснулись, и всё внутри захлестнуло волной горячего шоколада с корицей — настолько стало хорошо, как никогда раньше не было!

Я не знаю, что конкретно послужило для этого фактором: может вода, продолжающая медленно стекать по его лицу, капая с волос и попадая на мою грудь, обтянутую футболкой, потому что он немного нависал надо мной, а может моя расшалившаяся фантазия, я не знаю ответа. Знаю лишь, что это был накал страстей, и я, словно ощутив на себе стокгольмский синдром, желала продолжения банкета.

В этот момент меж наших лиц воткнулась камера, и радостный детский вопль оповестил:

— О! Поцелуйчики!

Так братишка ещё никогда не тупил — сунуть камеру прямо в лицо, будто она невидимая. Обычно он это делал аккуратно и незаметно, оставаясь за кадром и не влезая с дурацкими комментариями.

От его бесцеремонного крика мы, словно ошпаренные или ударенные молнией, тут же отпрянули друг от друга, поумерив пыл.

Если Артём сделал это аккуратно, точным движением переместив корпус на своё место, словно отработанное действие, как будто его каждый день так с девушками застукивают, то я поддержала свой негласный статус «коровы на льду», «коровы на паркете», «коровы на асфальте», в общем, во всех известных местах, а в данном случае «коровы на сидении машины» и стукнулась затылком о стекло, оно мне показалось бронированным.

— Ой! — пискнула я, мгновенно забыв о всяких страстях, и принялась тереть покалеченный затылок, который не спасло даже наличие волос.

Артём же вцепился в руль, чтобы занять свои руки, и посмотрел на меня уже спокойно, даже сочувственно добавил:

— Что, головка «бо-бо»?

От звука его хрипловатого голоса, который не потерял былого напряжения, в голове сразу же возникла последняя картина, потому что стало ясно, что его спокойствие — вещь напускная, а сердцем он всё ещё хочет убить меня, что вызывало сомнения, особенно после вопля Сеньки. Мне оставалось только потрясти знаменем с развесёлым воплем: «Йе-е! Меня сегодня убивать не будут!» и свалить по-тихому, пока он не передумал. Но на «убить» смахивало мало, а вот на то, отчего моё лицо сейчас покраснело, очень даже.

Мои руки прижались к груди в замок. Возможно, потому что на футболку натекло достаточно воды, чтобы теперь, без источника прямого тепла (то есть жара), мне стало прохладно. А возможно и потому что меня посетили фривольные мыслишки, заставляющие сердце вновь биться, а колибри в сердце — клеваться.

Заметив моё движение, Шер включил печку. Спасибо, обходительный ты мой.

Потом посмотрел на меня, закатил глаза, посчитал мысленно до десяти, его лицо заметно расслабилось, и голос тоже пришёл в норму, позволив Шеридану вернуться к своему обычному режиму:

— Эй, я с тобой на твоём же языке общаюсь, а ты молчишь.

— Вы мне всю съёмку запороли, — печально пролопотал Сенька, не теряя надежды продолжающий тыкать видеокамерой из самых неожиданных мест в нашу парочку и давая мне возможность отмолчаться, иначе, если бы мне пришлось говорить сейчас, со своим срывающимся голоском я бы сдала себя с головой.

— Я тебя сейчас вообще из тачки выселю! — рявкнул на него супер-мега-недовольный Артём.

Сеня состроил жалобный взгляд и теперь смотрел на него, пытаясь пробиться сквозь толстую броню недовольства:

— Но мне же очень надо с вами…

На взъерошенного пацанёнка Шер глянул лишь мельком и дал по газам.

От того, что моя и без того пришибленная голова не стукнулась о приборную панель, меня спасало лишь то, что я была предусмотрительно пристёгнута, а вот пренебрёгшего правилами безопасности Сеньку мотало сзади как единственную шпротину в огромной бочке с маслом. Я сделала ему замечание и посоветовала соблюдать правила безопасности.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Уж не знаю, зачем ему «надо с нами», но меня вдруг накрыло отчётливое понимание того, что это братишка не «тупил», встревая в тот момент между нами, дабы избежать неприятных последствий, а поступил продуманно. Возможно, он просто переживает за свою неразумную сестру или же не готов снимать сцены подобного характера с рейтингом «18 плюс», причины я не знаю, но знаю точно, что он не упустил бы нужного кадра ни за что в жизни. И этот его поступок теперь вызывал во мне даже некоторое уважение, ведь подставиться под гнев безрассудного взрывного быка, сидящего на водительском сидении, — это сильно. Стоило братика поблагодарить.

Он меня действительно спас. Не знаю, как мы потом с Шером смогли бы продолжать наши отношения, ведь я ничего не значу для него. Даже если он станет для меня кем-то немаловажным в душе и будет занимать особое место в сердце, хотя это он уже сделал и занял в нём свою пока небольшую нишу (колибри подтвердит), я для него вряд ли стану кем-то важным. Я не буду той, ради которой он смог бы переплыть Ла-Манш и подняться на Эверест без страховки. Не потому что мы разные или потому что я недостойна его и мне до него, как пешком до нью-йоркского Чайна-тауна, нет, не поэтому! Факт в том, что ему нужна рядом другая девушка, которую он бы уважал, которая не стеснялась бы ему перечить. Сильная личность, как Леся или Соня, не размазня. А у меня опускаются руки от его силы, направленной против меня.

Он противостоит мне всей своей мощью, и как бы не хотела я его спасти, чувствую, это будет тем ещё квестом. В его сердце не всё спокойно и ему нужна помощь, чтобы искоренить жестокость и стать добрее к людям, и я сделаю всё, что в моих силах, чтобы помочь ему в этом, возможно смогу стать другом, или же не смогу. Это не важно. Главное, я постараюсь помочь, а что там дальше, я не знаю.

Знаю лишь, что наши дороги разойдутся.

Если я дам слабину и поддамся на его жалкие уловки развести меня на ночь, то сколько это продлится? Неделю-две? Может и меньше. Не суть, я не хочу собирать из осколков разбитое сердце, а затем пытаться оживить его. Один раз мне уже было плохо и больно от лёшкиного предательства, я так больше не хочу. Но чувствую, что я на грани окунуться в омут с головой.

Мы не предназначены друг другу, это точно. И то, что говорила безумная гадалка — чушь! Потому что по действительному положению вещей я постоянно вызываю в нём «левые» эмоции, заставляю его бросаться в крайности и вывожу из себя.

А то, что было минуту назад, пока не влез Сенечка, было из чужого сценария. Так и хочется возопить, что я так не играю. Это же просто физическое влечение. Ничего больше, и здесь я оставлю ссылку на Фрейда.

Но я решительно не понимаю, зачем надо будоражить во мне это влечение, если в тебе нет серьёзных чувств, а всего лишь животный инстинкт самца пометить каждое «деревце» в области своего ареала. И последняя мысль меня убивает, как осиновый кол в сердце вампира.

Пока я предавалась размышлениям, мальчишки повздорили, помирились, потравили друг другу анекдоты. Наконец, Артём обратил на меня внимание:

— Ну, и куда мы едем?

— Мы? — эхом переспросила я и, сделав нажим на местоимение, уточнила: — Мы никуда.

Прозвучало символично, взвеяв красным знаменем с чёрными буквами «НАС нет!»

— Знаешь, — краем глаза посмотрел он на меня, — ты иногда ведёшь себя странно.

— Знаю, — буркнула я.

В кармане что-то натужно затренькало, на поверку оказавшееся маленьким прямоугольным таймером с призывно мигающими красным цветом цифрами «11:00». Каким образом его занесло в мой карман — понятия не имею.

— О, а это та самая штука, через которую ты связываешься с родной планетой? — булькнул Шер, скалясь своей фирменной ухмылкой.

— Эта штука называется таймер, — не поддержала я его веселья. Вот ещё. Дурдом у него в башке. И в карманах у меня дурдом.