Чародей поневоле - Кристофер Сташефф

Сердце Гвен дрогнуло. Видимо, это отразилось на ее лице. Агата устремила на нее пылающий взор.

— Жалей их, если тебе так хочется,— проскрипела она,— Но меня жалеть не смей! — На миг она задержала взгляд на Гвен, но тут же отвернулась к очагу и снова принялась мешать в котле лопаткой.— Ты мне скажешь, что это не их вина,— пробормотала она,— что они повинны не более, чем я сама, и что их страсть, их голод толкали их ко мне с той же силой, с какой я удерживалась от того, чтобы привечать их,— Она медленно подняла голову, прищурилась,— Или ты не знала?.. Гален, чародей из Темной башни. Он должен был ответить на мою страсть столь же пламенной страстью. Величайшая колдунья и величайший чародей королевства могли бы слиться воедино — разве это не было бы прекрасно? Но только он один из всех мужчин на свете никогда не приходил ко мне! Он, свинья! О, он вам наплетет с три короба — про то, что он слишком милосерден для того, чтобы произвести на свет дитя в столь злобном мире. Но на самом деле не этого он страшится! Он страшится гнева того ребенка, отцом которого мог бы стать. Трус! Деревенщина! Свинья! — Она сердито вертела лопаткой в котле, плюясь и ругаясь.— Отродье ада, трижды проклятый, ублюдок, а не мужчина! Его,— закончила она свою гневную тираду хриплым шепотом,— я ненавижу больше всех!

Костистые крючковатые пальцы с такой силой сжали рукоятку лопатки, что казалось, она вот-вот треснет.

Но вот колдунья выдернула лопатку из котла и прижала к впалой, иссохшей груди. Плечи ее запрыгали от бесслезных рыданий.

— Мое дитя! — негромко причитала она,— О мое дивное, милое, нерожденное дитя! — Рыдания ее мало-помалу утихли.— Но ты не знала? — Она горько усмехнулась, желтые белки ее подернутых жилками сосудов глаз вдруг сверкнули.— Это он хранит вход в мое жилище, это он оберегает меня — мое нерожденное дитя, Гарольд, мой сын, мой фамилиар! Он был, и он будет вовеки — душа, явившаяся ко мне из грядущего — того грядущего, которое могло бы быть.

Гвен смотрела на старуху так, словно ее громом поразило:

— Твой фамилиар?

— О да! — Старуха чуть насмешливо кивнула,— Мой фамилиар и мой сын, мое дитя обитает теперь со мною, ибо он должен был и мог родиться, хотя ему никогда не суждено появиться на свет и хотя его плоть не родится из моей плоти и в плоть не облачится душа его. Гарольд, самый могущественный из чародеев, сын Галена и Агаты от брака, в который они не вступили, ибо те Гален и Агата, которые зачали и выносили его, умерли в нас давным-давно и покоятся во прахе нашей юности.— Она отвернулась к очагу и медленно повела лопаткой.— Когда он впервые явился ко мне, много лет назад, я не могла этого понять.

Честно говоря, Роду это тоже было непонятно, хотя он начал подозревать, что колдунью мучают галлюцинации. Он гадал, не могло ли таким образом на ее психическом состоянии сказаться длительное одиночество. Наверное, могло — вот она и изобрела воображаемого компаньона.

Но если Агата и вправду верила в этого «фамилиара», то, быть может, в этой галлюцинации соединились, сконцентрировались все ее колдовские силы? Этим могло объясняться ее необычайное экстрасенсорное могущество…

Агата подняла голову и уставилась в одну точку.

— О, как это было странно, как чудно, как дивно… Но я была одинока и полна тоски. Но теперь…— Дыхание рвалось из ее груди подобно взвизгиваниям старого органа.— Теперь я знаю, теперь понимаю…— Она горько кивнула.— То была нерожденная душа, у которой не было другого жилища и никогда не будет.

Она низко опустила голову, все ее тело сжалось от тоски.

Долго-долго она просидела так, но вот подняла голову, нашла взглядом Гвен, посмотрела ей в глаза:

— У тебя есть сын?

Гвен кивнула. В улыбке Агаты проскользнула едва заметная нежность.

Но вот улыбка угасла. Старуха покачала головой.

— Бедное дитя,— пробормотала она.

— Бедное дитя? — всеми силами стараясь сдержать возмущение, переспросила Гвен.— Во имя всего святого, Агата, почему?

Агата одарила ее полным сожаления взором, оглянувшись через плечо:

— Тебе, ведьме, довелось столько пережить в детстве, и ты меня еще спрашиваешь?

— Нет! — прошептала Гвен, покачала головой и сказала громче: — Нет! Занялся новый день, Агата, день перемен! Мой сын займет место в королевстве, отведенное ему по праву, он будет хранить народ, а народ станет уважать его, как и подобает!

— Неужто ты веришь в это? — скептически осведомилась колдунья.

— Да, я верю! Ночь миновала, Агата, и свет дня перемен прогнал страх и невежество. И никогда более жители деревень не станут возвращаться к страху, гневу и жгучей ненависти!

Старуха горько усмехнулась и кивком указала на вход в пещеру:

— Неужто ты глухая?

Гвен обернулась, нахмурилась. Род прислушался и уловил негромкий далекий ропот. Только теперь он понял, что уже некоторое время слышал этот шум, только не обращал внимания.

Так… Обстоятельства вынуждали послать куда подальше «легенду».

— Векс! Что там за шум?

— А это ваши доброжелательные крестьяне,— с издевательской усмешкой проговорила Агата.— Жители двенадцати деревень с проповедником во главе, которого разъедает праведное рвение. Они идут, чтобы выкурить старую Агату из ее логова и сжечь дотла, раз и навсегда.

— Данные анализа подтверждают это умозаключение,— прозвучал за ухом у Рода голос Векса.

Род в два прыжка оказался у входа в пещеру, ухватился за каменный выступ, высунул голову, посмотрел вниз.

От середины склона по узким уступам вверх карабкалась толпа народа, напоминавшая черных муравьев.

Род обернулся, посмотрел на женщин:

— Она права. Там куча крестьян. У них серпы и мотыги.

Внезапный порыв ветра занес в пещеру людские крики.

— Слышите? — фыркнула Агата. Уголки ее губ скорбно опустились,— Слышите, как жаждут они моей крови? Еще бы не жаждать, когда их ведет грязный, напыщенный безумец!

Она подошла к Роду и тоже посмотрела вниз. Толпа взбиралась все выше. Сталь поблескивала на солнце.

Гвен стало страшно. Но чего она сейчас боялась — она не могла бы сказать.

— Ты говоришь так, словно знала, что так будет…

— Ну конечно, знала,— улыбнулась колдунья.— Разве такого со мною прежде не бывало? Это непременно должно было случиться вновь. Вот только когда именно это произойдет, я не знала, но какая разница?

Толпа поднималась все выше. Уступ сужался. Теперь Гвен могла разглядеть лица людей.

— Они все ближе, Агата. Что нам делать?

— Делать? — Старуха в изумлении вздернула косматые брови,— О, ничего, дитя! Слишком много их крови на моих руках. Я устала, я стара, я изнемогла от жизни, так зачем же мне сражаться с ними? Пусть придут сюда и сожгут меня. Хотя бы на этот раз я не буду повинна в их крови и тем спасу их.— Агата отвернулась, натянула на тощие старческие плечи шаль.— Пусть придут и возьмут меня, пусть зажгут костер и спалят меня. Пусть смерть возьмет меня со страшными муками, но она будет так сладка.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});