Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вдруг раз, в четвертом часу ночи, раздался сильный звонок у парадной двери моей квартиры. Корш в одном белье выбежал со свечой в руке из своей спальни в столовую, где на мягком диване была устроена мне постель.
— Слышите? — с испугом сказал он мне.
— Слышу. Должно быть, обыск.
Я схватил мой портфель и привязал к нему длинный шнурок.
— Затушите свечку! — быстро воскликнул я.
Он задул ее, и мы остались в ночной тьме.
Я побежал босой к одному из окон, открыл форточку и спустил портфель во мрак за окно, зацепив второй конец шнурка за верхний шарнир форточки. Портфель мой сразу очутился висящим за окном. Снаружи его не было видно во тьме, а изнутри трудно было заметить конец шнурка. Таким способом я уже успел раз спасти свои бумаги, хранившиеся у курсисток Обуховых, научив и их делать это, если придут жандармы.
Тем временем звонки из-за двери повторялись все громче и чаще, и прислуга выбежала отворять дверь.
— Я буду говорить, что вы мой помощник, оставшийся ночевать, — сказал мне Корш.
— Здесь Полозов? — раздался голос из передней, как только прислуга отворила дверь.
— Здесь! — ответила горничная.
Полозов — это была фамилия, под которой я вращался тогда в обществе.
— Мне нужно его сейчас же видеть, — сказал пришедший, в котором я с облегчением узнал по голосу своего приятеля Луцкого, отставного морского офицера.
— Я здесь! Идите сюда! — крикнул я ему с постели.
Он вбежал, сильно встревоженный.
— Ваша тайная типография арестована сегодня в двенадцать часов ночи. Найдены типографские станки, много номеров «Земли и воли». Все обитатели квартиры под сильным конвоем препровождены в Петропавловскую крепость, а в типографии устроена засада. Очень просят сейчас же предупредить редакцию, чтобы не ходили туда. Очень просят предупредить всех редакторов немедленно.
— Кто просит?
— Сообщивший известие.
— Кто же он?
— Полицейский чиновник, недавно поселившийся в меблированных комнатах рядом с Остафьевым или где-то в другом месте, я хорошо не помню. Он, возвратившись в час ночи, рассказал все это, прибавил, что засада ждет редакцию, которая, по полицейским сведениям, соберется там сегодня в семь часов утра. Вот почему Остафьев, не зная ваших адресов, побежал, не теряя времени, к помощнику присяжного поверенного Буху, думая, что тот знает, но Бух приехал ко мне, а я сейчас же к вам, более я никого не знаю. Предупредите скорее сами! Вы, верно, знаете все адреса. Но только надо сейчас же, чтобы никто не пришел в типографию на собрание утром. Осталось всего три часа до семи.
— Но у нас никогда не бывает редакционных собраний в типографии, — ответил я.
— Может быть, сегодня экстренное, о котором вас не успели предупредить.
— Ни в каком случае не собрались бы мы в типографии, в которую избегаем даже ходить. Плеханов и Тихомиров даже не знают ее адреса. Бывает там по временам только Клеменц, а обыкновенно за рукописями являются ко мне сами из типографии.
— Так надо предупредить Клеменца! — воскликнул он. — Может быть, он хотел быть там в семь часов утра.
— Клеменц-то? — с изумлением спросил я. — Да он никогда не встает раньше двенадцати часов дня! В одиннадцать утра он еще в постели, потому что ложится не раньше трех часов ночи.
— Ну как хотите! — сказал Луцкий. — Теперь я исполнил поручение, а вам лучше знать.
— А на какой улице арестована типография?
— Чиновник не сказал.
И, простившись с нами, Луцкий тотчас же ушел домой.
— Что-то странное! — сказал я Коршу.
— Да, — ответил он. — Вы пойдете сейчас же предупреждать Клеменца?
— Это было бы величайшей неосторожностью, — ответил я. — Пришлось бы будить швейцара и показать ему, что у Клеменца происходит что-то необычное, тревожное. А главное, незачем теперь идти. Я знаю, что Клеменц никогда не уйдет с квартиры раньше полудня. Если я приду к нему даже в десять часов утра, и тогда мне придется расталкивать его в постели.
— Как жаль типографию! — сказал Корш.
— Да, это большое горе.
Он ушел к себе в спальню, а я, не будучи в состоянии заснуть, валялся без сна до утра, постоянно поглядывая при свете зажигаемой спички, скоро ли наступит утро, и мало-помалу исчиркал всю коробку.
Наконец наступило и желаемое утро, тусклое, серое, петербургское, зимнее. Уже в семь часов я был на ногах и сидел совсем готовый, чтобы выйти в половине девятого, так как до Клеменца, жившего на Троицкой улице, было полчаса ходу, а извозчика я не хотел брать, чтоб лучше следить за своим тылом в такой опасный момент. Я вышел с Пантелеймоновской улицы на пустынную набережную Фонтанки и пошел по ней, не заметив сзади никакой свиты. Вот я и у дома земского деятеля Александрова, у которого жил Клеменц. Знака безопасности около своей квартиры Клеменц не выставлял, так как в квартире, где хозяином был человек с положением и не рискующий быть арестованным, о засаде после обыска, казалось, не могло быть и речи.
Я вошел в подъезд, швейцара там не было. Я поднялся во второй этаж к двери Александрова и, как всегда, прислушался.
Все было тихо. Я нажал ручку двери и увидел, что она поддалась. Дверь не была заперта, как случалось иногда и прежде, потому что здесь были ранние приемные часы по делам в кабинете одного присяжного поверенного, занимавшего вторую половину большой квартиры Александрова.
Я тихо пошел далее и, заглянув в соседнюю комнату, неожиданно увидел в ней на стульях несколько офицерских пальто, сабель и синих жандармских фуражек. В то же мгновение из ближайшей двери вышел неожиданно лакей Александрова, малосимпатичный человек, и, увидев меня, вместо того чтобы снять мое пальто, быстро повернул назад и побежал в комнату, занимаемую Клеменцем.
«Клеменц арестован, — сообразил я, — здесь засада».
Повернув в одно мгновение назад, я решил было сначала выдернуть ключ из замка и запереть в ней всю компанию. Но, обратив внимание, что вторая половинка двери закреплялась не внутренними задвижками, а на крюк, который легко было снять и затем вышибить двери, несмотря на то что они замкнуты на замок, я не сделал этого, чтоб не терять даром времени. Тихо притворив дверь, я в несколько прыжков спустился с лестницы и был на улице. Если бы она была людная, в ней легко было бы затеряться, но во всей улице было пусто. К счастью, дом был второй от угла, и за углом был недлинный переулок, соединяющий Троицкую улицу с широким Владимирским проспектом. Повернув скорым шагом за угол, чтобы не обратить внимания каких-либо невидимых мне наблюдателей, я быстро побежал по переулку, где не было видно ни одной души.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- От снега до снега - Семён Михайлович Бытовой - Биографии и Мемуары / Путешествия и география
- Беседы Учителя. Как прожить свой серый день. Книга I - Н. Тоотс - Биографии и Мемуары
- Николай Георгиевич Гавриленко - Лора Сотник - Биографии и Мемуары
- История рентгенолога. Смотрю насквозь. Диагностика в медицине и в жизни - Сергей Павлович Морозов - Биографии и Мемуары / Медицина
- Самый большой дурак под солнцем. 4646 километров пешком домой - Кристоф Рехаге - Биографии и Мемуары
- Самый большой дурак под солнцем. 4646 километров пешком домой - Кристоф Рехаге - Биографии и Мемуары
- Беседы Учителя. Как прожить свой серый день. Книга II - Н. Тоотс - Биографии и Мемуары
- Фридрих Ницше в зеркале его творчества - Лу Андреас-Саломе - Биографии и Мемуары
- Рассказы - Василий Никифоров–Волгин - Биографии и Мемуары
- Мифы Великой Отечественной (сборник) - Мирослав Морозов - Биографии и Мемуары