Ефрейтор Икс - Сергей Лексутов

– Конечно, – серьезно проговорил Лаук, нарезая колбасу ломтями. – Прошлый раз Никанор ему на палец в стакане налил, так он три часа по казарме носился, на всех кидался. Командир за ним с пистолетом бегал. Думал, сбесился.

Лаук сунул Котофеичу в пасть добрый шмат колбасы. Сквасив брезгливую физиономию, кот из вежливости сжевал ломоть. После чего из любопытства сунул нос в стакан Павла. Павел подхватил стакан, сказал:

– Еще чего… Потом штаны зашивай после твоих когтей…

Похоже, хохлы поверили, что кот – законченный алкаш. Котофеич не обиделся, прилег на плащ-палатке, равнодушно глядя желтыми глазищами на сало и колбасу. Он давно уже отвык от цивилизованной пищи.

Задорожний спросил:

– Кто сало солил?

– Я, – мотнул большим, размякшим и раскрасневшимся лицом Никанор.

– Что, в расположении есть свинарник?

– А как же. И свиней взвод… – проворчал Лаук. – Если роту не считать…

– Ладно. Если старшина будет колоть свинью, засолю сало по-хохляцки.

Никанор разлил по третьей. В голове у Павла уже основательно шумело, веки отяжелели, давала о себе знать бессонная ночь. Осушив стакан, Кузьменко мечтательно проговорил:

– Осенью в отпуск бы съездить…

– Ага, съездишь… – саркастически засмеялся Лаук. – В наших ротах только стукачи в отпуска ездят.

– Ну уж, ты ляпнешь… – еле ворочая непослушным языком, проворчал Павел.

– А что?! – Сашка резко повернулся к Павлу. – Помнишь из того весеннего призыва Ваньку Голынского? Почему он два раза за службу в отпуск ездил, а дембельнулся сержантом, хоть и просидел почти год на кухне поваром? А мы с тобой, операторы первого класса, ни разу даже в увольнении не были.

Павел пожал плечами. Вспоминать Голынского ему было противно.

– Можно и по-другому в отпуск съездить, – пожал округлыми плечами Кузьменко. – Тут вокруг расположения проволока чисто символически натянута…

– Ага, – ухмыльнулся Никанор, – и диверсанты со шпионами стаями шастают… Наши станции, даже когда новыми были, ни одному шпиону нафиг не были нужны. А теперь и подавно.

– При чем тут шпионы? – заговорщицки хихикнул Кузьменко. – Забредет какой-нибудь пьяный гражданский… Как по уставу положено? Первый выстрел в воздух, второй, если нарушитель не останавливается, в него. А можно наоборот… Как потом что докажут?

Лаук коротко хохотнул:

– Верно говорят: бодливой корове Бог рогов не дает. У нас патрульные ходят с пустыми карабинами. Так что, придется тебе палить из лука репчатого…

– Интересно… Мы в полку были раз в наряде, там по три обоймы выдавали…

– Там есть что воровать: там, в складах полушубки, ткань для офицерских мундиров… Да мало ли еще чего?

Павел полез в карман, достал патрон, подкинул на ладони:

– Могу подарить… Я ж не смогу убить человека только ради того, чтобы домой на десять дней съездить…

Кузьменко натянуто засмеялся, проговорил:

– Шуток не понимаешь?..

– Я, понимаешь, учебку проходил в Барабинской роте. За год до меня там случай был. Два корефана служили, не разлей вода. Один пошел в самоволку, другой патрульным стоял. Ну, тот из самоволки возвращается, идет полем, пролез за проволоку. От него до вышки метров восемьсот, если не километр. Ну, этот, патрульный, пошутить решил. Зарядил патрон, и бахнул не целясь. Мол, все равно не попаду… Точнехонько в лобешник засадил! Грохнул своего кореша, короче… Вот такие штучки Господь иногда откалывает…

Никанор разлил следующую. Выпив, Павел ощутил, что век поднять уже не в состоянии. Пристроив голову на телефон, ощутил, как куда-то проваливается, в мягкое, теплое, темное… Голоса все удалялись и удалялись…

Проснулся он оттого, что кто-то тряс его за плечи. Над ним склонялся Лаук. Увидев, что он открыл глаза, проговорил:

– Пошли в роту, поспишь до обеда. Во, разморило салагу…

– Сам ты салага… – проворчал Павел, стягивая сапоги. Солнце приятно пригрело один бок, к другому уютно привалился Котофеич и дрыхнет на спине, смешно сложив лапы на животе. – Ты бутылки выбрось в старый капонир… – и, пристроив голову рядом с телефоном, на мягкий бугорок, снова закрыл глаза.

Кто-то потянул за руку, голос Никанора проговорил:

– Пошли в роту, на койке выспишься…

– На солнышке лучше, – протянул Павел, не открывая глаз. – Катитесь… Не мешайте…

Резкий, долгий звук телефонного зуммера вытянул Павла из тяжелого, обморочного сна. Рука инстинктивным, привычным движением ухватила телефонную трубку. Котофеич уже самозабвенно терзал когтями гимнастерку на груди и взмякивыл дурным голосом. Он очень быстро начал нервно реагировать на телефонные звонки, еще месяца в три от роду.

Усилием воли, отодвинув не прошедший хмель, Павел проговорил в трубку:

– Пээрвэ на связи.

В трубке послышался голос оперативного дежурного, старшего лейтенанта Кравцова:

– Полная боевая готовность, – он всегда говорил спокойно и размеренно. Его гулкий голос бухал в трубку с размеренностью тарана в крепостные ворота.

– Есть, полная боевая готовность, – ответил Павел, всовывая босые ноги в сапоги.

Хвост Котофеича уже мелькнул над срезом кровли. Стукая каблуками хлябающих сапог, Павел прошел по подмосткам, включил преобразователь, влез в приборный отсек, включил приборы. Котофеич уселся перед экраном, с любопытством наблюдая за лучом развертки. После водки и огурцов с соленым салом, пить хотелось смертельно. Пока станция разогревалась, Павел сходил, включил печку, не забыв проверить, есть ли в чайнике вода. Чайник был полон. Хмель почти прошел, осталась тугая пустота внутри, будто внутренности висят, как стальной шар в магнитном поле.

Вернувшись в приборный отсек, Павел надел гарнитуру, доложил:

– Высотомер включен, к работе готов.

– Принято, – ухнул голос оперативного.

Тут Павел вспомнил, что у него теперь есть сменный оператор. Кстати, где он? По боевой готовности он уже давно должен быть на станции.

Сашка начал выдавать данные по целям. Павел прогнал антенну за ним, выдал высоты, снял сапоги, пристроил ноги на выступ надкрылка колеса, бросил туда же ремень. По всему чувствовалось, что сидеть ему придется долго.

В проеме двери вдруг появилась голова Волошина, над ней торчал ствол карабина с примкнутым штыком. Волошин поставил поднос на пол кабины, неуклюже полез в фургон.

– Штык откинь, вояка, – проговорил Павел, прикрыв микрофон ладонью.

Со скрежетом зацепившись штыком, Волошин, наконец, влез в фургон, снял с плеча карабин, откинул штык, поставил карабин в угол. Поднял поднос и нерешительно огляделся.

– Поставь сюда, – проговорил Павел, подхватывая Котофеича и закидывая его на шкаф. Котофеич не обиделся, будто того и ждал, разлегся на шкафу, вытянув лапы.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});