Ефрейтор Икс - Сергей Лексутов

Павел резко повернулся, пошел прочь по коридору. На полпути обернулся, Волошин все так же топтался у своей койки.

– Сколько я должен ждать? – вкрадчиво, но с угрозой осведомился Павел.

Косясь на каптера, Волошин, наконец, затопал за ним. Павел шел молча, торопливо. Волошин поспешал следом. Теплый ветерок приятно овевал лицо. Хорошо! Павел терпеть не мог толчею и многолюдство казармы. Любил тишину и полумрак капонира, одиночество среди приборов. И Волошин, в общем-то, ему не был нужен. Однако осенью домой, надо смену подготовить…

Котофеич уже дома, лежит на солнышке на конце бревна, торчащего из глинистой насыпи крыши капонира. Увидев Павла, предупредительно муркнул.

– Отдыхай, Котофеич… – благодушно проговорил Павел. – Ты, Волошин, его не обижай. Это замечательный кот. Потом поймешь, чем он замечателен…

Павел показал Волошину станцию, сказал:

– Давай, включай, покажешь, чему тебя учили…

Волошин равнодушно оглядел приборы, сказал:

– Ничему меня не учили…

– Как?!

– Да я в полку был, в роте управления…

– Понятно, откуда у тебя почтение к лычкам… – протянул Павел. – Эт, что же, тебя с самого начала обучать придется?

Волошин пожал плечами.

– Ладно. Для начала возьми канистру, за дизелем стоит, и сходи за водой. Вода и для питья тоже. Смотри, из какой-нибудь параши не набери. Помой полы в фургонах.

Хоть Павел был и на офицерской должности, но полы в фургонах мыл сам. И теперь с удовольствием думал, что избавился от этой неприятной обязанности. Волошин ушел с канистрой к колонке, торчавшей возле хоздвора. А Павел сел к столику, расчертил лист бумаги сеткой азимута и дальности, нанес маршруты, по которым обычно летают гражданские самолеты.

Волошин старательно мыл полы, когда пришли Лаук, Никанор и оба пожилых салаги. Павел провел их в бомбоубежище, включил свет. Расселись на рундуки. Некоторое время стесненно молчали, переглядываясь. Наконец Кузьменко громко кашлянул, сказал:

– Ладно… – и развязав солдатский сидор, с которым пришел, достал две бутылки водки, поставил на столик.

Никанор весело подмигнул Павлу, напомнил:

– Где посуда?

– Закусон прибудет, появится и посуда.

Тут открылась дверь, и в убежище влез Волошин. Рукава гимнастерки засучены, с пальцев капает грязная вода. Хитрая бестия действует строго по уставу, видно полковую выучку. Он обратился к Никанору, самому старшему по званию:

– Товарищ сержант, разрешите обратиться к товарищу ефрейтору?

– Павел резко оборвал его:

– Здесь я самый старший по званию!

Волошин с минуту оторопело смотрел на него, видимо принимая за шутку. Никанор добродушно засмеялся, сказал:

– Это так. Он на офицерской должности, начальник станции и замкомвзвода Дубравы-пээрвэ. Так что, Лаук у него в подчинении…

– Это кто у кого в подчинении?! – возмущенно вскричал Лаук.

– Руки иди помой! – зло выговарил Павел. Почему-то Волошин его раздражал. Чувствовалась в нем какая-то неподатливость, нежелание идти на сближение. Ощущение такое, будто он и Павел, одинаковые полюса магнитов. Чем больше приближаешься, тем большая сила отталкивания возникает.

Волошин ушел. Кузьменко с Задорожним с любопытством смотрели на Павла, будто чего-то ждали. В капонире вдруг забухали сапоги, и в низенькую дверь чуть не на карачках влез Могучий, веселый и довольный. Из мешка выставил банку с огурцами, выложил сверток с колбасой, выжидательно посмотрел на Павла. Павел посмотрел на мешок.

– Как договаривались… – весело проговорил Могучий.

– Смотри… – протянул Павел, пронизывающим взглядом глядя на него. – Тебе сегодня на дежурство. Водки не набрал? Поди, успели скинуться, салаги…

– Я что, дурак? – ухмыльнулся Могучий. – Так, кое-чего пожевать взял…

– Ладно, иди в роту. После обеда ложись спать. Скажешь, я разрешил.

Могучий развернулся и полез наружу, в мешке его явственно зазвенело стекло.

Павел достал стаканы, хлеб, лук, сало, сказал:

– Забирайте все, и пошли на свежий воздух. Весна ведь…

Кузьменко осторожно выговорил:

– А если засекут?

– Не засекут… – обронил Павел, прихватывая телефон.

Между насыпью кровли капонира и горкой приемопередающей кабины, была довольно уютная выемка в земле, заросшая густой травой. Даже теперь, когда еще свежая трава не пробилась, многолетний слой пружинил под ногами. С какой стороны ни подходи к станции, а пирующую компанию ни за что не разглядишь.

Лаук расстелил плащ-палатку, и на середину выставили бутылки, закуску. Откуда-то как призрак возник Котофеич. Кузьменко, случайно бросив взгляд назад, вдруг наткнулся на два глазища, горящих желтым светом, серьезно и хмуро глядящих на него. Он аж вздрогнул.

– Тьфу, леший!..

Павел проворчал:

– Это не леший, а Котофеич. Мой заместитель.

Кот деликатно уселся на плащ-палатку рядом с Павлом. Никанор деловито откупорил бутылку. Нарезая сало, Лаук со смехом сказал:

– Хорошо, когда появляются хитрые салаги…

– Это почему? – машинально спросил Никанор.

– Старичкам выпивку обеспечивают…

– Ну и что такого… – пожал плечами Никанор. – Положено. Да и за знакомство не грех… К тому же ребята не молодые, от стакана не окосеют.

На Сашку, видимо, опять накатило. С ним это иногда бывает.

– Подмазываются к нам, старикам. Не видишь, что ли?

– Ну, подмазываемся! – Задорожний исподлобья посмотрел на Лаука. – Мы не в том возрасте, чтобы от пацанов, на пять лет младше себя, терпеть всякое…

Кузьменко толкнул его в бок, испуганно посмотрел на Лаука и Павла.

– Ну, вот и прекрасно, – спокойно проговорил Сашка. – Вот и выпьем за то, чтобы всегда знать, кто есть кто…

Он опрокинул стакан в рот, шумно проглотил. Похрупывая крепеньким маринованным огурчиком, посмеиваясь, проговорил:

– Промахнулись вы, ребята, нет в нашей роте дедовщины.

– Везде есть, а у вас нет?.. – недоверчиво пробурчал еще не остывший Задорожний. – Парня в самоход, в магазин гоняли… А вдруг бы попался?

– Не твое дело! – вдруг взорвался Никанор.

Задорожний пожал плечами, и принялся равнодушно жевать сало с хлебом.

– Погоди, Никанор, – вмешался Павел. – Во-первых, салагам положено, а во-вторых, я его послал, я его в случае чего и прикрою. Он нам купил, что нам надо было, но и свои, с его призыва, скинулись. Так что, всем хорошо. У нас порядки идиотские; в увольнительные не отпускают во избежание пьянок и ЧП.

Хмель пошел по жилам, нервы размякли. Никанор принялся разливать по второй. Лаук серьезно проговорил:

– Котофеичу не наливай. Он пьяный дурной…

– Что, правда? – изумился Задорожний.

– Конечно, – серьезно проговорил Лаук, нарезая колбасу ломтями. – Прошлый раз Никанор ему на палец в стакане налил, так он три часа по казарме носился, на всех кидался. Командир за ним с пистолетом бегал. Думал, сбесился.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});