Воспоминания (1915–1917). Том 3 - Владимир Джунковский

Я не сомневаюсь, что всякий верный сын Святой Руси, как с оружием в руках вступивший в ряды славных моих войск, так равно и работающий внутри страны на усиление ее боевой мощи или творящий свой мирный труд, проникнут сознанием, что мир может быть дан врагу лишь после изгнания его их наших пределов, только тогда, когда окончательно сломленный, он даст нам и нашим верным союзникам прочные доказательства невозможности повторения предательского нападения и твердую уверенность, что самой силою вещей он вынужден будет к сохранению тех обязательств, которые он на себя примет по мирному договору.

Будем же непоколебимы в уверенности в нашей победе и Всевышний благословит наши знамена, покроет их вновь неувядаемой славой и дарует нам мир достойный ваших геройских подвигов, славные войска мои, мир, за который грядущие поколения будут благословлять вашу священную для них память.

Николай».

Поездка в расположение 3-го Сибирского корпуса

В пятнадцатых числах я совершил дальнюю поездку в расположение 3-го Сибирского корпуса, надо было повидать начальников 7-й и 8-й дивизий, чтобы лично попросить их дать мне опытных людей в дивизионный обоз и офицеров, так как перепиской это бы отняло слишком много времени. Выехал я на автомобиле в 7½ часов утра, до Столбцов дорога была хорошая, но затем поднялась метель, а дорога оказалась настолько разбитой, что пришлось употребить целых пять часов, чтобы доехать до Рапиово, места расположения штаба дивизии. Мне там страшно обрадовались и я был ужасно рад их всех повидать. К сожалению Редько оказался в отпуску, обязанности начальника дивизии исправлял новый начальник штаба генерал Койчев[536], которого я раньше не встречал. Он меня принял особенно предупредительно, наслышавшись обо мне от чинов штаба и положительно не знал, как меня ублажить. Все мои просьбы он исполнил, дал мне желательный мне кадр людей для обоза и я в 5 часов дня, довольный результатом, проехал в Турец в штаб корпуса. Это было всего в двух-трех верстах от Рапиова.

Застал у генерала Трофимова его жену, которая у него гостила. Трофимов меня не отпустил без ужина, пришлось остаться, жена его оказалась весьма разговорчивой дамой, она буквально никому не давала сказать ни слова, рассказывала много про иркутскую жизнь, откуда она только что приехала.

Поужинав и устроив все свои дела, я отправился в Гродненский лазарет, помещавшийся в Турце же и очень симпатично просидел у них до 12 ночи, когда вернулся в Рапиово переночевать. На другой день на автомобиле же, по сугробам, проехал в 31-й полк к командиру полка, надо было мне от него получить в свою дивизию одного офицера, которого он охотно мне уступил. Проехав затем в дер. Луки в расположение 32-й полка, я повидал там поручика Боруна[537], который должен был перейти ко мне в штаб и священника о. Павла Мансуровского, назначенного ко мне в дивизию благочинным.

Затем по отчаянной опять дороге, проехал в 7-ю дивизию к Братанову, устроив с ним дела очень удачно. Он мне без всяких возражений предоставил выбрать из дивизионного его обоза любых людей. Оттуда я проехал в Елисаветинский госпиталь, где меня не ожидали и страшно радушно приняли. От них я направился в Пермский лазарет, но по дороге мой автомобиль въехал в топь, которую шофер не заметил, т. к. сверху она была примерзшая и покрыта снегом, под тяжестью автомобиля лед проломился. Пришлось идти за 2 версты в дер. Радунь. 30 стрелков 30-го полка быстро собрались мне помочь и мигом вытащили мой автомобиль. Пришлось сделать крюк, на что у меня ушло 3 часа. Приехав к пермцам, застал там штабс-капитана Коренца, назначенного ко мне командиром дивизионного обоза, который меня дожидался – я с ним списался перед тем, что заеду за ним, чтобы взять его с собой и отвезти к новому месту его служения.

От пермцев мы выехали в 9 часов вечера. До Столбцов ехать было хорошо, но затем мы, в темноте, сбились с дороги, в довершение всего сломалась в моторе пружина. На починку ушло три часа. Мы проплутали затем по снежным полям и только в 5 часов утра были в Койданове. Устал я порядком, но все же раньше чем лечь, прочел почту, среди которой было очень грустное и тревожное письмо от моей сестры из Тифлиса с описанием болезни моего брата, состояние здоровья которого все ухудшалось, припадки удушья учащались.

Описывая страдания брата, моя сестра трогательно отзывалась о доброте и заботах великого князя Николая Николаевича и великой княгини Анастасии Николаевны, проявляемых ими к моему страдающему, сверх сил, брату. Прочитав все письма, я лег и долго не мог уснуть, но усталость все же взяла свое и я проснулся, когда было уже 12 часов дня.

В этот день мне было предоставлено дознание, произведенное, по моему приказанию, по поводу двух случаев поранений левых рук от взрыва капсюлей. Ознакомившись с ними, я отдал следующий приказ по дивизии.

«В течении двух последних недель, в полках вверенной мне дивизии, произошли два случая поранений левых рук от взрыва капсюлей ручных гранат. Сначала в 523-м, а затем в 521-м полку.

Очевидно воспитание нижних чинов оставляет желать еще многого, если, несмотря на постоянные напоминания, указания о недопустимости трогать капсюли, ковырять их, несмотря на ряд примеров поранений от неосторожного обращения с капсюлями, все же люди не могут отвыкнуть от этих дурных привычек. Переходя затем к этим двум более чем печальным случаям во вверенной мне дивизии, я не могу не обратить внимания, что случай, происшедший в 523-м полку, произошел в команде бомбометчиков и следовательно с нижним чином, который, казалось бы, должен был совершенно ясно понимать, насколько представляется опасным иметь в руках какой-то капсюль так случайно найденный. Между тем рядовой Макар Косовец[538], нашедший, по его словам, капсюль, воткнутый в паклю в углу одного сарая, вместо того чтобы пойти доложить взводному, берет капсюль, чтобы отнести его ему, идет в халупу к взводному и не сразу ему отдает, а говорит с другими нижними чинами, почему-то поворачивается и тут происходит взрыв. Картина неясная.

Все это свидетельствует о недостатке внутреннего порядка в роте и недостаточном надзоре со стороны командира взвода бомбометчиков ефрейтора Гордея Косогорова[539], которого смещаю с должности взводного и лишаю ефрейторского звания. Командующему 3-м батальоном капитану Иванову[540] объявляю выговор, а командира 6-й роты[541][542] арестовываю домашним арестом на трое суток, с исполнением служебных обязанностей. Рядового Макара Косовца держать в роте и посылать на перевязку в околодок, учредив за ним надзор не фиктивный, а настоящий. Командиру полка распорядиться переводом его в другой батальон.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});